добавились множество морщин, словно он постарел на несколько лет. По телу гнили неизлечимые раны, постель в его кровати побагровела, в комнате стоял неприятный запах. Дафна упорно не желая сдаваться, обрабатывала его раны, протирала его кожу влажной тряпкой, пытаясь очистить от грязи. Граф и молодой лорд безмолвно застыли у прохода в комнату, увидев картину, обреченную на гибель. Виконт раскрыл тяжелые веки, с трудом из его горла прорезался хрип, похожий на слово «воды». Розалин, средняя по возрасту дочь, поспешно наполнила стакан водой, но Дафна перехватила ее протянутую руку ко рту отца. Лицо девушки искривилось, словно она плакала, но слезы не выступили. Виконт не мог принять ни пищи, ни жидкости. Как только что-либо попадало в его желудок, все выбрасывалось обратно рвотной массой, смешанной с кровью. В результате повреждения гортани, он не мог говорить, его внутренние органы разорвались в результате физических пыток, его ждала лишь одна участь — смерть.
— Дафна, — прорычал с трудом виконт, а его дочь покорно поклонилась к нему, сделав усилие для исправления своего искривленного от боли в душе выражения лица. — Де Кастро … — прохрипело его горло, он не смог озвучить свои рассуждения. Его брови нахмурились, отражая враждебность, но отблеск жизни в глазах погас — он испустил свой дух.
Дафна с грохотом рухнула на колени, низко наклонив голову перед бездыханным телом отца. Послышались вопль и надрывной крик виконтессы и ее средней сестрицы, а маленькая Пия, которой исполнилось всего лишь 5 лет, заревела хриплым голоском от испуга, не понимая происходящего. Дербишир и младший, и старший не смогли произнести ни слова, любые речи в представленной ситуации были излишни. Душу Дафны разрывала невыносимая боль потери, слезы, пролитые ею до сих пор, казались пустяковыми, поскольку они обосновывались лишь на страхе и тревоге. Но сейчас она не находила себе места, ее сердце словно пронзил острый нож, словно она потеряла часть себя. Ей хотелось кричать, но крик не вырывался из ее горла, делая еще мучительнее ее страдания. Ее плачь был немой, что причиняло еще больше боли.
Провести похороны с почетом, легально вывести семью Онорати из королевства Фэриландии не представлялось возможным. Виконта Онорати проводили в вечность в узком кругу семьи и его близкого друга Дербишира в тот же день. Не успела почва, покрывшая тело улечься поплотнее, его семье пришлось покинуть имение. Линдон провел и устроил беглецов в фуру с товарами «Vinum praedia», экспортируемыми в Ифейон. Водителю с успехом довелось провести их через границу, но в Ифейоне по несчастному стечению обстоятельств семья попалась в руки властей, не дойдя то точки контакта, который должен был их устроить по поручению графа Дербишира.
Ситуация в королевстве Фэриландия в те года сложилась тяжелая и стало причиной продвижения множества беженцев, политических и экономических, в граничащие страны. Естественным образом соседние государства не были в восторге от наплыва бездомных, бесполезных и беспомощных людей. Несмотря на международные договоренности, конвенции и общепринятые уставы по уважению прав беженцев и просителей убежища, в момент наступления реальной ситуации бегства, они забыли про мораль. Международное сообщество лишь обсуждало проблему, но не предпринимало действий для принятия наплыва к себе, прикрываясь незначительной гуманитарной помощью в страны, наиболее подверженные к кризису. На кону стояли жизни людей, но правительства не желали досаждать своим гражданам из-за проблем чужих. Так они и начали скапливать беженцев в лагерях. Лагеря для беженцев смело можно было сравнивать с местами лишения свободы, поскольку отделенная территория ограждалась клеткой и колючей проволокой поверх нее, устанавливался волшебный барьер, подавляющее магию во избежание попыток побега или восстания. Обитателей лагерей не принимали за людей, граждане на них смотрели с недовольством и ненавистью. Условия содержания беженцев были хуже, чем условия — зверям в клетке. Предоставляемое питание ограничивалось похлебкой без съестного в супе и куском чёрствого хлеба, настолько тонко нарезанного, что его пронзали солнечные лучи. Про санитарию и гигиену все будто забыли, словно и не существовали такие понятия — в сутки одной семье предоставляли лишь таз воды. Больные были обречены на смерть от любого недуга, не смея надеяться на медицинскую помощь. Пристанищами семей служили походные палатки, кроватью — тонкие пледы на человека. Все эти люди, приведенные в злосчастные лагеря, страдали от недоедания, особенно сильно страдали малые дети, превратившиеся в ходячие скелеты. Их глаза казались необычно большими на их истощенных чумазых лицах, вокруг которых назойливо кружились мухи.
В один из таких приграничных лагерей и попала семья Онорати, не привыкшая к голоду, грязи, но вынужденная приспосабливаться к реалиям жизни. Виконтесса словно потеряла рассудок целые дни напролет сидя на одном месте лихорадочно качаясь всем телом и бормоча себе под нос. Дафне пришлось принять роль главы семьи и заботиться о младших сестрах и матери. Условия их проживания резко ухудшились с наступлением холодной осени, пропитавшей землю влагой, а воздух морозным инеем. Иммунитет содержащихся в лагерях в результате систематического недоедания и отсутствия условий санитарии сильно упал, сделав их уязвимыми. Вскоре разразилась эпидемия гриппа, унеся множество жизней, одной из которых стала маленькая Пия. Ее слабенький организм не перенес жуткой лихорадки, сбить которую не удалось без необходимых лекарственных средств.
В тоненькой палате, шуршащей от капель дождя, приложив свою маленькую головку с грязненькими волосами на ноги старшей сестры, лежала маленькая Пия. Она страдала пятый день подряд от жара по всему телу и боли во всех мышцах. Виконтесса, беспрестанно рыдала склонив голову, осознавая свою полнейшую бесполезность. Дафна всего лишь час назад билась о решетку, надрывно крича и ругаясь на солдат, требуя лекарств. Попытки ее оказались тщетными и ей пришлось вернуться назад к умирающей сестренке.
— Дафна, я ведь умираю, правильно? — прозвучал ее слабенький голосок. По щекам старшей сестры потекли слезы, но она изобразила улыбку.
— Вовсе нет, ты выздоровеешь.
— А умирать это очень больно? — настойчиво продолжала девочка в бреду. После гибели отца она поняла, что такое смерть.
— Вовсе нет, дорогая, все пройдет, и мы с тобой поиграем еще вместе.
— Ты большая девочка, Дафна, ты должна понимать, что я не смогу поправиться, — слезы девушки стекли на лицо ее сестры и оставили влажные струйки.
Неужели не было достаточно лишение отца, неужели ей придется лишиться и сестры? Слова маленькой девочки, рассуждающей про свою смерть, разрывали ее душу, пронзали ее сердце, но она не могла ничего поделать. Все ее внутренности словно обливались кровью, ей хотелось кричать от боли, но ей надо было оставаться сильной.
— А папенька меня встретит? — прозвучал совсем тихий голосок.
— Да, — еле как проговорила
