до блеска начищенных сапогах. От него пахло мужским одеколоном, а серые глаза смотрели насмешливо-иронично.
– Теперь мне поручено вести ваше дело, гражданин Черкасов, хотя, если быть точнее, подготовить обвинительное заключение. Ознакомьтесь, вам будет интересно, – майор протянул мне газету «Правда».
Мне сразу бросилось в глаза сообщение «В прокуратуре СССР». «Следствие по делу Берия и других заговорщиков закончено… суд завершился 23 декабря… он сколотил враждебную Советскому государству изменническую группу заговорщиков, которые ставили своей целью использовать органы внутренних дел против Коммунистической партии и Советского правительства, поставить МВД над партией и правительством для захвата власти…» [87]
– Я думаю, что вам все понятно. Изменническая группа заговорщиков – это и про вас сказано, гражданин Черкасов. Еще могу сообщить, что все, кто был наиболее близок к Лаврентию Берии, уже расстреляны. Но вам это не грозит, – усмехнулся следователь. – У вас уровень не тот, вы так, мелкий исполнитель… Поэтому вам светит от пяти до десяти лет. Суд через три дня. А вот пять или десять лет провести за решеткой, это уже от вас зависит.
Суть обвинений сводилась к следующему:
Первое – как преданный Берии человек и офицер диверсионной бригады я готовил тайные убийства руководства партии и правительства страны.
Второе – соучастие в уголовных преступлениях, совершенных Лаврентием Берией.
Я наотрез отказался подписывать заранее подготовленный следователем фальсифицированный протокол допроса.
– Ну что ж, теперь пеняйте на себя, – ехидно улыбнулся майор юстиции, вставая со своего места.
В здание Верховного суда на улице Воровского меня привезли в закрытой тюремной машине. Я был одет в серый костюм и белую рубашку с галстуком. Комната, куда я вошел со своими конвоирами, представляла собой большой, хорошо обставленный кабинет. В середине находился длинный стол, предназначенный для совещаний. В углу стоял письменный стол с несколькими телефонами. С торца длинного стола сидел председатель суда в звании полковника юстиции. Справа и слева от него находились еще два судьи – майор и подполковник. Еще в комнате присутствовал секретарь суда – старший лейтенант.
Меня усадили на противоположную от судей сторону стола. За моей спиной встали мои конвоиры. Полковник открыл заседание суда, объявив фамилии судей, и вежливо осведомился, не будет ли у меня возражений по составу суда.
– Возражений и отводов по составу суда не имею, но заявляю протест по поводу того, что суд проводится в закрытом режиме. Налицо грубое нарушение моих конституционных прав на предоставление мне защиты. Насколько мне известно, закон запрещает закрытые заседания по уголовным делам без участия адвоката, – глядя в глаза председателю, твердо ответил я.
Тот остолбенел от столь неслыханной дерзости, но быстро взял себя в руки.
– Подсудимый, не вам и не таким, как вы, оспаривать процессуальную форму слушания дела. Распоряжение о проведении закрытого заседания без предоставления вам защитника отдано лично председателем Верховного суда СССР… Подсудимый, признаете ли вы себя виновным? – задал мне стандартный вопрос председатель суда.
– Нет, не признаю, – снова глядя в глаза полковнику юстиции, ответил я.
– Пригласите свидетеля обвинения, – повернулся председатель суда к старшему лейтенанту, и тот вышел в приемную.
Через несколько минут в кабинет вошла молодая красивая женщина. Выглядела она весьма изящно и элегантно. Серая строгая юбка, из-под которой выглядывали черные сапожки на высоком каблуке. Белоснежная блузка и сверху жакет из качественной шерсти. Ее каштановые волосы были убраны в высокую прическу, явно сделанную в хорошей парикмахерской у дорогого мастера.
Сочетание стройной фигуры, красивого молодого лица и умело подобранного недешевого наряда делало ее особым образом привлекательной. Если бы не одно «но»… Отталкивал ее цинично-расчетливый, как будто оценивающий взгляд зеленоватых глаз.
– Потерпевшая Васильева, что вы можете сообщить суду и узнаете ли вы этого человека?
– Да, узнаю. Поздно вечером двадцатого июня, когда я шла по Большому Левшинскому переулку, возле меня остановилась проезжающая легковая машина. Из нее выскочил этот человек и, грубо схватив меня за руки, затащил в машину. Только тогда он был одет в военную форму, галифе и хромовые сапоги, – с вызовом глядя на меня лукавым взглядом, четко поставленным голосом проговорила молодая женщина. – А потом меня отвезли в дом Лаврентия Берии; зачем – понимаете сами…
Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо, сделал глубокий вдох носом, затем два раза коротко выдохнул через рот и, поднявшись с места, внешне спокойно заявил:
– Во-первых. Я по-прежнему заявляю протест по поводу отсутствия адвоката. Во-вторых, в Москву я прибыл одетым в форму морского офицера, в ней же и был арестован. Ни галифе, ни сапог у меня не было, что могут подтвердить мои соседи по общежитию. А эту женщину я вижу первый раз в жизни.
Такого судьи явно не ожидали, отрепетированный спектакль давал сбой. Председатель суда объявил, что суд удаляется на совещание, и конвоиры вывели меня в приемную. Обратно мы зашли минут через пятнадцать. Никто уже не тянул резину, а сразу зачитали приговор. Судьи поднялись со своих мест, а председатель повторил обвинительное заключение прокуратуры. Мне запомнилась одна строчка из прочитанного: «…суд основывает свой приговор на материалах, имеющихся в деле, но не рассмотренных в судебном заседании».
Меня приговорили к пяти годам заключения в особом лагере МВД. Еще меня лишили воинского звания и всех боевых наград.
– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, – закончил чтение приговора полковник юстиции.
«Ну что же, могло быть и хуже», – устало подумал я. И почему-то вспомнилась услышанная где-то фраза: «Делай что должно и будь что будет».
* * *
Бывший офицер советской разведки, а ныне заключенный Виктор Черкасов не мог знать, что в эти самые минуты его друга, Серго Берию, выводят на тюремный двор. Напротив красной кирпичной стены, к которой прислонили Серго, стояли шесть автоматчиков во главе с офицером.
Коротко прозвучала команда офицера:
– Заряжай.
– Идиоты, вас же после этого в живых не оставят. Опасных свидетелей всегда убирают, – посмотрев в лицо офицеру, со злостью бросил Серго.
Автоматные очереди высекли кирпичную крошку над его головой. Эту сцену видела в окно тюремного корпуса Нина Теймуразовна. Имитация расстрела сына была разыграна в основном для нее.
– Его судьба, – улыбаясь, сказал следователь, – в ваших руках. Подпишите свидетельские показания, и ваш сын останется жив. Но Нина Теймуразовна была умным человеком и хорошо понимала, что после такого «признания» ни ее, ни Серго в живых не оставят. От увиденного мать Серго Берии упала в обморок, а сам он поседел…
Через полтора года после ареста Серго Берию привезут в высокое серое здание на площади Дзержинского.
В кабинете председателя КГБ Серова кроме него самого еще сидел Генеральный прокурор Руденко.
– Берия Серго
