Оставив друзей и забросив собственные исследования «Ликвидности жизни», она посвятила свою долгую, как обещали тесты, жизнь официальным репродукционным центрам, работая преимущественно с генетическими аномалиями. Подъем по служебной лестнице был долгим и нелегким. Десятки перспективных исследований, курируемых Манх, зашли в тупик. Никто не отрицал ее талантов, но неудачи, преследовавшие Манх за годом в год, сформировали вокруг нее нерушимую аура ученого, навсегда застрявшего на стадии «молодого и перспективного». Исследования Эсфирь были последним шансом для престарелой Манх.
Второй мозг, дополнительные связи и раздельные процессы вычислений, превращавшие сознание в многопоточный механизм восприятия, маячили перед глазами Манх обещанием долгожданного признания на закате жизни. Нет, здоровье ее было прекрасным, и обычные нейронные медицинские тесты, черпая комплексную информацию из интегрированного жидкого чипа, обещали еще как минимум десять-пятнадцать лет, Манх подсознательно осталась приверженцем теорий «Ликвидности жизни», согласно которым ей осталось чуть больше двух лет.
Многие, узнавая дату своей смерти, отказывались верить, но два из трех предсказаний попадали в точку с точностью до нескольких месяцев. Манх не боялась смерти, она боялась, что умрет, не получив признания. И ради признания, она готова была на многое.
Первым нарушением, которое совершила Манх, стала подмена анализов Эсфирь. Женщина с дополнительным мозгом вместо правого легкого определенно представляла интерес для изучения, но не настолько, чтобы Иерархия выделила целый отдел для этих целей, поэтому Манх пришлось фальсифицировать отчеты, завысив в десять раз показания дополнительного мозга женщины, впавшей в кому. Чтобы скрыть обман, Манх почти с первого дня начала пичкать Эсфирь стимуляторами, способными вывести активность мозга на заявленный в фальшивых отчетах уровень. Дозировки превышали предельно допустимые, гарантируя свести подопытную с ума, но Манх разработала компенсационную программу, способную перераспределять нагрузки между дефективным основным мозгом и дополнительным мозгом, сбрасывая перегрузки во время транзакции.
Трудности возникли почти сразу, потому что Манх не учла модифицированный жидкий чип, интегрированный Эсфирь с рождения, позволяя нейронным сетям работать с дополнительным мозгом, установленным вместо правого легкого. «А ведь только это делает эту женщину маленьким шедевром», - думала Манх, завидуя ученым, которые смогли разработать подобную систему, а главное, найти семейную пару, которая согласилась бы на эксперимент, потому что в противном случае клирики закрыли бы проект раньше, чем ребенок успел окончательно сформироваться.
Один из знакомых связался с Манх и попросил разрешения присоединиться к исследованиям. Его имя было Мей-Ар, и большую часть жизнь он провел в Квазаре.
- Чем мой эксперимент мог привлечь акеми? – подозрительно спросила старого знакомого Манх.
- Базовые ядра, - уклончиво ответил Мей-Ар.
- Только базовые?
- Даже на этом уровне Иерархия сильно ограничивает исследования, так что меня интересуют только базовые ядра.
- С каких пор акеми подчиняются Иерархии?
- Разве твой проект не курируют клирики?
- Само собой курируют.
- Думаешь, они разрешат мне присоединиться к проекту, если я скажу, что собираюсь заняться незаконными экспериментами с основными ядрами личности?
- Думаю, нет.
- Поэтому я прошу у тебя разрешения присоединиться к проекту, чтобы изучать базовые ядра твоей подопытной.
- Пациента.
- Ну, пусть будет «пациента», - улыбнулся Мей-Ар.
Манх нахмурилась, но почти тут же улыбнулась и пообещала, что поговорит с клириками, решив, что помощь Мей-Ар не помешает. Вместе с ним она провела несколько экспериментов по разделению восприятия Эсфирь, изучая влияние подобного процесса на точку сборки в Квазаре.
- Очень интересный экземпляр! – ворковал Мей-Ар, создавая видимость, что выполняет условия оговоренных с клириками исследований.
- Думаю, у меня впервые в жизни может что-то получиться, - подпевала ему Манх, притворяясь, что не замечает нарушения, чинимые акеми.
Подобное сотрудничество длилось первые полгода, затем Мей-Ар забыв о безопасности, начал в открытую изучать связи между двумя разными мозгами на уровне основных ядер, а Манх перестала притворяться, что она не замечает этих исследований, и что они не интересуют ее. На горизонте замаячило революционное открытие, благодаря которому становилось возможным двухуровневое существование в КвазаРазмерности.
- Только представь! – говорил Мей-Ар. – Человек сможет находиться сразу и в Квазаре и в Размерности! И плата за это – правое легкое, вместо которого каждому человеку интегрируют дополнительный мозг.
Перспективы вскружили голову, особенно, учитывая, что ученым репродукционного центра удалось внести изменение в генетический код Эсфирь таким образом, что дополнительный мозг развивался вместе с ущербным плодом, замещая развитие правого легкого.
- Если наше открытие начнут применять в репродукционных центрах, то это перевернет мир! – светилась счастьем Манх.
Первые несколько месяцев удачи пьянили так сильно, что она буквально летала по лабораториям, но потом, немного успокоившись, она поняла, что теория ничего не значит, если не подтверждена практически. Эсфирь может оказаться единичным случаем. Не зря же на этой женщине стоит клеймо «генетическая ошибка».
- Нам нужно найти добровольца, - сказала Манх.
- Легального добровольца? – спросил Мей-Ар.
- Я попробую получить разрешение…
- Клирики не только откажут тебе, но и тут же прикроют проект, - разбил остатки надежд акеми.
- Что же тогда нам делать? – спросила Манх после паузы в несколько часов, во время которой так и не смогла найти решение появившейся проблемы.
- Ты знаешь, что мы должны делать, - сказал Мей-Ар.
- Ты предлагаешь найти добровольца в обход Иерархии? – похолодела Манх, хотя подсознательно давно поняла, что другого выхода нет. – Но…
- У нас хорошее финансирование. В Isistius labialis найдется много людей, которые захотят заработать подобным образом.
- А если что-то пойдет не так?
- А если все получится?
Они пререкались не один день: ссорились, решали взять паузу, возвращались к разговору спустя пять минут, почти соглашались и снова ссорились, пока однажды Манх не осенило:
- Я стану добровольцем.
- Ты?! – опешил Мей-Ар. – Боюсь, я не настолько хорош, как ты думаешь.
- Ты – акеми.
- Вот именно. Я – акеми, а ты превосходный специалист репродукционного центра. Я не смогу без твоей помощи провести эксперимент.
- Мы автоматизируем процесс.
- А если что-то пойдет не так?
- В теории все работает замечательно.
- Но то в теории, не мне тебе говорить, что никогда не бывает все гладко.
- Мы можем… - Манх замолчала, вглядываясь Мей-Ар в глаза. – Мы могли бы сохранить мои воспоминания.
- И какой мне прок от твоих воспоминаний? Мы ведь не сможем использовать их автономно, а от реконструкции слепка сознания проку в реальной ситуации ноль. Твоя имитация никогда не сможет решить задачу, с который ты бы справилась с закрытыми глазами. У нее просто не будет в базе нового решения. А мыслить имитации не могут, так что…
- Я не говорю о слепках сознания, - прервала друга Манх. – Я предлагаю тебе изъять из моего сознания ряд основных ядер, отвечающих за большую часть воспоминаний, заместив их свободными ядрами, если, конечно, последние еще остались.
Манх улыбнулась, но Мей-Ар остался хмурым. Спора между ними не было. Каждый знал, что они не должны поступать так, и каждый знал, что именно так они и поступят.
- Дай мне неделю на подготовку, чтобы уладить дела, - попросила Манх, ограничившись двумя днями.
Она уже давно перестала считать, сколько законов нарушила, когда взялась за свой последний проект.
- Только не вытащи из меня вместе с частью знаний о центрах репродукции воспоминания о детстве, - пошутила Манх, вот только выдавить из себя улыбку так и не смогла.
Капсула извлечения, используемая в коррекционных системах сознания, была заказана в лабораторию в обход клириков и официальных систем контроля.
- У нас все получится, - сказала Манх, пытаясь поддержать друга.
Мей-Ар предпочел промолчать. Единственное, что приходило ему на ум – предложить Манх поменяться местами, но он не был так смел и так фанатично предан науке. «Наверное, поэтому акеми никогда не доводят ничего до конца, - хмуро думал он, активируя коррекционную камеру. – Нам не хватает смелости и готовности пожертвовать собой ради цели…»
Он долго смотрел на умиротворенное лицо отключившейся Манх, затем активировал процесс извлечения сознания. Работать с основными ядрами воспоминаний надлежало уже в Подпространстве, поэтому Мей-Ар несколько раз перепроверил показатель резонанса назначения и координат. Обычно колебания выбирались вне Квазара, но акеми не мог воспользоваться официальными центрами корректировки, созданными в произвольных резонансах мира энергии, а с центрами Энрофы невозможно было работать, не услышав десяток вопросов о целях эксперимента, отвечать на которые Мей-Ар не собирался. Поэтому оставались только сотканные из света лаборатории братьев акеми, попасть в которые можно было воспользовавшись обычным терминалом КвазаРазмерности, но в этом случае тело осталось бы в капсуле под охраной нейронных систем, и главная часть эксперимента стала бы неосуществима.