Работник, который ремонтирует крышу моего дома, очень добрый и понимающий мужчина, спросил меня, как ему следует вести себя со своим 14-летним сыном. Он хочет объяснить мальчику, что уважение – это взаимный подарок; что слишком просто быть одновременно удобно зависимым и чрезмерно требовательным; что любовь – это не лицензия на злоупотребление доверием, что грохот его музыкального центра, его вещи, валяющиеся по всему дому, непомерные телефонные счета – все это переходит всякие границы. Этот отец не хотел казаться косным и авторитарным, каким был его собственный отец, и потому сомневался, приемлемо ли будет выразить свое недовольство сыном. Почему он не уверен в своей потребности в уважении? Этот вопрос указывает не столько на его личную, сколько на культурную проблему. Его инстинкты верны, но он не может найти правильные методы в коллективном репертуаре родительского поведения, потому что общество позволило детям занять семейный трон.
Если не решить эту проблему в детстве, в дальнейшем ярость от потери статуса маленького царя станет только сильнее. В результате вырастают фрустрированные и озлобленные индивиды, возмущенные утратой своей власти. Их психологическая компетентность в основном направлена на различные манипуляции, имеющие своей целью вернуть себе былую власть. Они всегда пытаются получить максимум, потратив минимум и не сознавая, что эта игра рано или поздно окончится свержением монарха. Они хотят преимуществ детства (безопасности, поддержки, невинности, ангельской безответственности), но вместе с тем – а почему бы и нет? – такие люди хотят получить и привилегии взрослых (деньги, секс, власть, самостоятельность). Их невроз подкрепляется культурой потребления, провозглашающей потакание своим слабостям добродетелью. Ведь ты этого достоин! Деньги все оправдают. Подростки в благополучных странах в самом деле имеют пугающую экономическую власть, укрепляющую иллюзию их независимости. Трагедия взрослого, не отлученного от груди, состоит в том, что никакой успех или деньги не смогут компенсировать его первую утрату. Годы пройдут, вера в возможность восстановить свой трон померкнет, и подавляющими чувствами станут отчаяние и нарциссическая ярость, столь характерные для инфантильных взрослых. А тем, кто их любит, останется лишь тосковать о несбывшемся.
Сбалансированный подход в терапии
Вместо подходов, специализирующихся на одной лишь материнской (питающая грудь) или чисто отцовской (жесткая любовь) позиции, подготовка терапевтов должна развивать алхимическое искусство и учить пониманию того, какое именно вещество необходимо добавить и до какой температуры нагреть. Бывают периоды, когда душе необходима колыбель, в которой она переродится; в другое время ей нужно учиться искусству боя. Также случаются моменты, когда требуется практика военных действий. Для борьбы с монстрами, населяющими психику, нужны смелость и решительность. Искусство психологической войны обращается к архетипу Отца. Буддизм и индуизм являются прекрасными примерами духовных дисциплин, учащих миру и любви, однако в их алхимической смеси присутствует и воинственный компонент. Новичка обучают бороться с негативным мышлением, вести войну против растревоженного Эго – обезьяны, которую нужно держать под контролем. Точно так же и опытный терапевт знает, когда пора оставить Великую Мать и перейти в царство Отца с его психологией боевых действий.
Известный аналитик Мария-Луиза фон Франц славилась своим конфронтационным, отцовским стилем работы. Она не была склонна долго терпеть пациентов, лелеющих свои душевные раны. Если она чувствовала, что человеку не хватает мужества, она могла попросту отказаться от такого клиента. Она как будто говорила: «Возвращайтесь, когда будете готовы к битве. Я не трачу свое время на то, чтобы возиться с плаксами». Ее терапевтическая манера вызывала немало критики, как и вся ее ригидная и в чем-то даже странная личность. Однако вполне возможно, что ее интуитивное ощущение было верным. Иногда терапевт должен вести себя, как преподаватель боевых искусств. Изнеженному внутреннему ребенку необходим учитель, который сделает из него маленького каратиста. Если терапия дает только поддержку и душевный комфорт, она может лишь усиливать потребность в привязанности. Чтобы покончить с инфантильными иллюзиями, пациент должен захотеть чего-то иного, не только нежного, любящего материнского взгляда.
Регулярность, с которой мне встречаются начинающие терапевты, не способные «отлучить от груди» своих клиентов, отражает коллективную проблему, затрагивающую как архетип Матери, так и архетип Отца. Эта проблема сопровождается иллюзией, что если «вылечить» психику от ее невроза, то немедленно наступит материнский рай гармоничных отношений, семья станет функциональной, общение – приятным и воцарится полный эмоциональный комфорт. Этой фантазии не хватает осознания необходимости отказаться от материнской любви. Навязчивая идея о первичной ценности материнской любви упускает из виду тот факт, что ребенок нуждается не только в компетентной заботе, но и в человеке, который поможет ему уйти, как только ребенок сможет принять мир как Космическую Мать и начнет действовать самостоятельно.
Психологический матриархат, как и политкорректность, имеет порочные последствия – усиление ханжества и теневых структур. Кому не доводилось слышать о терапевте, который демонстрирует безусловное принятие и оказывает пациенту поддержку, но не потому, что пациенту необходимо восстановить материнский образ, и не потому, что этот терапевт так уж любит всех жалеть, а потому, что не отлученный от груди клиент дает терапевту понять, что именно за это он и платит. В итоге пациент оказывается в еще более плачевном состоянии, чем до начала работы, зато у терапевта прибавляется число «клиентов». Подлинное стремление стать психотерапевтом, как и выбор любой профессии, подразумевает готовность идти на риск. Все ингредиенты любви также сопряжены с риском; терапия, как и образование, не будет удачной, если много беспокоиться о деньгах или репутации. Такие задачи требуют искренней самоотдачи. Иначе это ремесленничество, а не призвание.
Мама подает в отставку
Моему сыну 35, он талантливый художник. Он много работает, и я тоже. Моя жизнь наполнена не меньше, чем его, хотя он так не считает. Мне кажется, что из-за того, что я живу одна и всегда рада его видеть, он думает, что мне больше нечем заняться. По правде говоря, я наслаждаюсь временем, проведенным вместе с ним. Но в этом году каждый раз, когда мы договаривались вместе поужинать, сын в конце концов отменял наш план. На прошлой неделе он написал мне электронное письмо: «Привет, мам. Я приеду в среду. Мы можем поужинать у тебя? Я мог бы подъехать к шести. Привезу вино». В тот день я ушла с работы пораньше и купила все, что нужно, чтобы приготовить его любимое блюдо. Я действительно предвкушала эту встречу и налила себе бокал вина, пока готовила и ждала его. А он снова не пришел.
У него опять была уважительная причина. До этого случая я реагировала как понимающая мать: «Не волнуйся, милый. Мы встретимся в другой раз». Но в тот момент я стала женщиной, которая покончила с воспитанием ребенка. Я почувствовала, что во мне на поверхность поднялась совершенно другая личность – не мать, а женщина! Я сказала ему: «С этого дня, если ты хочешь зайти на ужин, приходи, ты знаешь мой адрес. Если я окажусь дома, мы закажем пиццу. Больше никаких договоренностей». Я сказала это не грубо, но безоговорочно.
Вечером в следующую пятницу он без предупреждения явился ко мне в офис. Мы отправились ужинать и прекрасно провели время. Думаю, моя отставка с должности мамы оказалась полезна не только для меня, но и для сына. Мужчина, который считает, что женщины будут с ним бесконечно терпеливы, нуждается в том, чтобы его просветили, это может сделать его собственная мать. Но правила отношений «мужчина– женщина» и «мать – сын» совсем не похожи.
Ты наконец-то любишь меня? Слишком поздно!
Один из парадоксов жизни заключается в том, что любовь часто предлагается именно в тот момент, когда человек перестает ее добиваться, убедившись, что плата за нее слишком высока. Я больше не умоляю о нежности, сексуальном удовольствии, уважении, помощи, поддержке. Хватит унижений в обмен на преданность. Душевное кровотечение остановилось. Часто одним из побочных эффектов психотерапии бывает то, что именно в момент, когда клиент начинает чувствовать независимость, его партнер вдруг открывается и начинает давать ему то, о чем он некогда мечтал. Это не совпадение. Пока клиент поет песенку «Не покидай меня, иначе я умру», другая сторона сопротивляется эмоциональному шантажу и взаимность невозможна. Когда чувство самоуважения и независимости восстановлено, это приносит либо возможность взаимности, либо отношениям, основанным на невротическом симбиозе, настает конец.
