– Подобные курьезы очень характерны для мест, где живут коронованные особы, потому что постоянно что-то перестраивается, потом постройки забрасывают и снова переделывают – когда-то здесь был замок, ставший особняком, а затем сменился стиль, и это уже совсем другое здание. Какие-то части были разрушены пожарами или артиллерийским огнем, а то просто обветшали, дверные проемы спешно закладывались кирпичом, стены не смыкались, и между ними мог остаться проход, а то и, как вы видите, целая заброшенная лестница. Это способствует бесчисленным адюльтерам при дворе – и информация о таких тайных укрытиях держится в секрете. Но хранители секретов умирают, и тогда возможно получить такие комнаты, как эта… в свое распоряжение.
– А…
– Отвечаю на ваши настойчивые вопросы. В двадцати ярдах за этой стеной находится Гринуэй-стрит, за ней – река.
Она показала на стену, где висело большое старинное зеркало, на котором местами были темные пятна. Под зеркалом стоял диван, накрытый такими ветхими одеялами, что Свенсону от одного взгляда на них хотелось чихнуть.
– Значит, мы прошли немалое расстояние.
Дальше он продолжать не смог и облизнул пересохшие губы. Его жизнь вполне могла закончиться на темной лестнице. Что же такого от него нужно графине ди Лакер-Сфорца, раз он все еще продолжал дышать? Доктор с уважением указал кивком на грудь женщины.
– Вы спрятали два листа из портфеля Харкорта.
– Да, в самом деле. Вы не могли бы их достать?
– Я предпочел бы, чтобы вы не дразнили меня, мадам.
– На самом деле именно этого вы и хотите. – Она засунула тонкие пальцы под корсет и вытащила документы. – Я с радостью разрешу вам просмотреть их в обмен на еще одну сигарету.
Свенсон взял бумаги, протянул графине портсигар и убедился, что она занята сигаретой, перед тем как начал читать. Графиня выпустила облако дыма и закатила глаза, заметив его предосторожности, потом подошла к дивану, стряхнула пыль и уселась в уголке.
Читая первый документ, Свенсон ощутил комок в горле: это была депеша от атташе Министерства иностранных дел в Макленбурге, описывавшая замешательство, возникшее там после известия о смерти кронпринца. Конрад, епископ Варнемюндский, болезненный брат герцога, теперь заправлял при дворе, назначая своих людей на открывающиеся вакансии. Свенсон вздохнул. Конрад был тайным агентом заговорщиков в Макленбурге и помогал им приобретать участки с богатыми залежами синей глины. Доктор сложил письмо, ощущая тяжесть на сердце. Если бы заговорщики, как планировалось, заправляли всем в Макленбурге, Конрад оставался бы простой марионеткой. Но теперь, когда его хозяев больше не было, он унаследовал их амбиции. Так был ли какой-то прок в том, что им удалось уничтожить дирижабль?
Свенсон дважды прочитал второй документ, а потом вернул оба листа графине. Она равнодушным кивком предложила ему оставить их на диване рядом с ней, что он и сделал, подойдя ближе. Второй документ был смертным приговором графине, подписанным Мэтью Харкортом.
– Я думал, что он – ваше творение.
– Змеиные зубы, доктор, мы все их почувствовали.
– Я удивлен, что вы не прикончили его.
– Вы не знаете, что стекло показало ему. – Она вдруг захихикала. – Я представила себе реакцию его людей, когда они вернутся и застанут его в таком состоянии – это пусть и небольшая, но компенсация.
– Карьера Харкорта будет испорчена?
– До карьеры мне дела нет, но его сердце и мечты… Вот они испорчены навсегда.
Свенсон взял портсигар и тоже зажег сигарету. Он кивнул на свернутый документ.
– Как вы поступите?
– Тот документ ничего не меняет. Приказ так и не был отдан. А если бы он был отдан – что же, вы и сами беглец. Если вас поймают, то вашу голову отрубят, замаринуют в банке и отправят в Макленбург как доказательство дружеского отношения здешнего правительства.
– А вы?
– Поскольку я женщина, то, как принято в этой достойной стране, со мной обойдутся гораздо хуже.
Она посмотрела на него, а потом на арку.
– Что-то есть такое в раскрытых дверях, разжигающее стремление к шалостям. Простая радость, как свежий ветерок или теплая вода – вы согласны?
Графиня бросила окурок на диван и ступней притянула к себе доктора, так что он оказался у нее между ног. Она расстегнула его шинель, глядя на пряжку ремня.
– Этот большой пистолет у вас за поясом, он так мешает. Вы не возражаете?
До того как Свенсон успел ей ответить, она вытащила пистолет у него из-за пояса и бросила на бумаги, лежавшие на диване. Он глядел в ложбину между ее белыми грудями. Волосы дамы пахли духами. Ему следовало схватить тонкую шею и свернуть. Эта женщина убила Элоизу. Никакая польза, никакой компромисс не могли этого оправдать.
Графиня положила руку, все еще затянутую в шелковую перчатку, на пах доктора и охватила пальцами то твердое, что скрывалась там. Он задохнулся. Она не смотрела ему в лицо. Другой рукой она ласкала внутреннюю поверхность бедра доктора. Он ошарашенно озирался по сторонам и увидел отброшенную в сторону, украшенную драгоценными камнями сумочку графини, где был спрятан ее кастет с шипом. Женские пальцы нашли и охватили твердое. Ноготь большого прижал ткань и скользнул вниз. Он быстро задержал ее руку.
– Вы, э… упоминали договор…
– Да… а вы так и не ответили на вопрос об открытых дверях.
– Ваша идея неопровержима.
– Приятно слышать – я ценю признание моей правоты… весьма ценю…
Она отвела его руку, взяв у него сигарету. Затянулась, а потом бросила окурок в угол. Выдыхая дым, она тремя уверенными неспешными движениями расстегнула ремень доктора. Еще раз нежно погладила его пах, а потом так же ловко расстегнула брюки. Более не в силах сдерживаться, Свенсон осторожно погрузил пальцы в декольте графини, а потом под корсет. Впервые она посмотрела ему в глаза. Графиня тепло улыбнулась – к своему стыду, он ощутил, как забилось его сердце, а потом она поменяла позу, чтобы его рука могла действовать свободнее. Доктор глубже засунул пальцы, он почувствовал округлость груди, а потом мягкий сосок. Другой рукой он убрал волосы с глаз женщины с нежностью, которая так сильно контрастировала с обуревавшим его желанием.
Графиня двумя руками резко опустила его брюки на бедра, а затем так рванула воротник вязаной нижней рубашки доктора, обнажая торс, что оторванные пуговицы градом посыпались на пол. Она засмеялась, увидев это, а потом рассмеялась снова – на этот раз от удовольствия, и Свенсону хотелось верить, что она оценила результат его возбуждения. Одной рукой в перчатке она обхватила удлинившуюся плоть, прикосновение шелка было таким изысканным. Графиня игриво закусила губку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
