вдруг Дан начнёт спрашивать, а я не отвечу? Мне очень важно показать, что я действительно стараюсь и отношусь к учёбе с полной серьёзностью.
— Да… То есть нет, мне не всё понятно. Но я думаю, что разберусь, когда пару раз перечитаю.
— Уверена, что у тебя пока нет вопросов? Карин, ошибаться нормально.
Ага, я видела, как близко к сердцу Дан принимает свои ошибки.
— Я перечитаю и тогда либо уточню непонятное, либо ты сразу проверишь меня.
— Хорошо, — Дан захлопывает книгу и пассом отправляет на письменный стол, на вершину книжной стопки.
Явно какая-то магия, потому что книга не летит, брошенная, а скользит по воздуху и плавно занимает указанное место, словно её отнесли невидимые руки. Я смотрю… как маленькая девочка смотрит на первый в своей жизни фокус.
— Научишь? — вырывается у меня.
— Для этого и показал.
Дан делает глоток горячего шоколада, и очень быстро слизывает с губ сливки. Движение было быстрым, а меня в жар бросает, и фантазии появляются, которых не должно быть. Я торопливо прячусь за своей чашкой. Надеюсь, Дан не заметил моей реакции… Свою чашку он возвращает на блюдце.
— Оно сложное? — спрашиваю я, чтобы отвлечься, перебить картины, расцветающие в воображении.
— Боишься трудностей? — Дан, видно по насмешливому выражению его лица, подначивает.
А я неожиданно для себя самой отвечаю предельно честно:
— Боюсь, что ты решишь, что я недостаточно умная, способная, недостаточно стараюсь.
Я действительно это сказала?
— Карин… — Дан теряется.
Я выдавливаю неловкую улыбку и вновь прячусь за чашку.
Соскочив со стула, Дан пересаживается за письменный стол, берёт чистый лист бумаги и, не глядя на меня принимается чертить. Ох, лучше бы он этого не делал. Я смотрю на него, и у меня ни малейшего желания бороться с соблазном. Я представляю что-то очень наивное, из любовных поэм: как глубоким вечером мы гуляем по набережной и полная луна отражается в речной воде, как Дан касается моих пальцев и между нами проскакивает искра, как он дарит мне белоснежный пион или розовый гиацинт, как сочиняет для меня четверостишие.
Самой смешно.
Я вдруг понимаю, что Дан уже закончил со схемой энергетической структуры заклинания и наблюдает за мной.
Глава 42
К лицу приливает кровь, и я отчётливо ощущаю, как заливаюсь краской. Если ещё мгновение назад у Дана могли оставаться какие-то сомнения по поводу того, о чём я думаю, то сейчас я выдала себя с головой. Наверное, я ещё больше краснею…
— Извини, что ты сказал?
Он ведь что-то говорил, а я пропустила мимо ушей?
Дан становится очень серьёзным, встаёт из-за стола, но навстречу мне делает только шаг и останавливается. Одного этого достаточно, чтобы понять — прозвучит отказ. Иначе и быть не могло. Кто я и кто Дан. Я так остро ощущаю свою жизненную несостоятельность…
Хочется сбежать, но я продолжаю стоять и краснеть.
— Карин…
— Я не… — я замолкаю, не в силах подобрать слов.
— В твоей жизни только сейчас началась весна, Карин, и загореться… переживаниями естественно, но, пожалуйста, постарайся сохранить здравомыслие. У нас не будет никаких отношений, кроме отношений учителя и ученика.
— Я и не рассчитывала.
— Хорошо. Карин, в любой момент, когда ты почувствуешь такое желание или необходимость, когда ты поймёшь, что тебе тяжело находиться рядом со мной, я напишу для тебя рекомендательное письмо.
Дан выходит, оставляя меня в полнейшем раздрае. Сердце бьётся невыносимо часто, и я обессиленно падаю за стол, где осталась начерченная схема. Я хватаю лист, обмахиваю им пылающее лицо как веером.
Мне до ужаса неловко, тошно и нестерпимо хочется отмотать время вспять, не допустить, чтобы Дан увидел, как я о нём фантазирую.
Он ведь правильно мне сказал — мы случайные знакомые, нас объединяет дело. Романтике, тем более той, о которой я грезила, между нами не место. Я согласна, и всё равно его отказ причиняет боль, а в голове бьётся глупая мысль “а вдруг?!”… Я со стоном упираюсь лбом в столешницу, откладываю схему.
Мне бы лёд к щекам приложить.
Я поднимаю голову, оглядываюсь. В углу стоит графин с водой. Смогу я её заморозить или хотя бы охладить? Я же магиня…
— Госпожа, вам дурно? — окликает меня появившаяся в дверях горничная.
— Всё в порядке. Собери со стола, пожалуйста.
— Да, госпожа. Если я понадоблюсь, я неподалёку и услышу, как вы зовёте.
Я киваю.
Сейчас я хочу, чтобы она ушла как можно скорее. Взгляд у горничной становится понимающим. Или мне мерещится? Она подхватывает поднос и уходит, не вернув столик на место. Значит, не почудилось.
Я выдыхаю, тру виски и встаю за графином.
Остужать воду я умею…
Что делать, я помню — для удобства я кладу ладони на графин, мысленно прямо в воде создаю структуру заклинания и наполняю энергией. Получается идеально — вода обращается в лёд. И я понимаю, что даже сейчас я упустила значимые нюансы. Если я хотела приложить к коже кубики, как я достану из графина лёд? Либо растапливать воду и начинать сначала, либо разбивать графин. Я выбираю приложить к лицу сам графин.
Становится легче.
Моя мечта — петь. Мне просто некогда отвлекаться на прогулки под луной.
Поставив графин обратно, я возвращаюсь за стол. Начать с учебника? Начать со схемы, которую начертил Дан? Некромантия от меня никуда не убежит, а вот Панвили долго ждать не будут, ответ должен поступить им сегодня же.
Я снова вытаскиваю из конверта их визитку — будет образцом.
Хм…
А что если поступить наоборот? А что если я откажусь от традиционных размеров и сделаю свою визитку больше на сантиметр с каждой стороны? Визитка, которую нельзя убрать в обычную визитницу, это вызов и одновременно демонстрация либо очень высокого статуса, либо глупого самомнения.
Мне нравится, делаю!
Заодно за работой лишним мыслям просто не останется места в голове.
Я тщательно складываю лист бумаги пополам, и ещё раз пополам, продолжаю складывать до тех пор, пока у меня не получается аккуратный прямоугольник, по размеру больше традиционной визитки. На первый взгляд неплохо, но…для визитки слишком тонко. Я складываю ещё четыре прямоугольника, а затем собираю их один на другой, и наступает время магии.
Во время экзамена на начальную лицензию я столько всего вспомнила — глупо не пользоваться.
Почему раньше я не применяла магию? Мне так нравилось практиковаться, но постепенно я всё реже