Париж, август 1925
«Смирение парит над головой…»
Смирение парит над головойВоенною музыкою и зыкомМорение схватило нас хоть войРаспух от страха и жары языкНа сходку сквера мы пришли без зоваУвы должно без голоса уйдемСлова излишние придали форму зобаПолна вся улица она влезает в домДом дом о дверь меня кричу нет домаНе слышат притворяются идутТекут из крана с потолка ползутНастигли завсегдатаи СодомаВисят и тащат по ступеням внизВыводят за плечи как на расстрел на площадьСмеется в воротник и плачет лошадь,Зря подневолье. Я же продолжаю визгОру кричу но чу кругом пустынноПустыня ходят невесомо львыО Лазаре! Я спал! О выли львыНесут для погребения простыни
1925
Открытое письмо
Зачем зачем всевышний судияВелел ты мне наяривать на лиреВедь я совсем совсем плохой поэтНелепый жулик или обезьяна
Ведь я не верю в голос из-под спудаОн есть конечно но и безопасноДля спящего на розовой перинеДля скачущего праздно на коне
Для тех кто плавает или летаетВздыхая воздух или незаметноИсподтишка пуская дым табачныйГорой порой до самых башмаков
(Хоть я и не поклонник гигиеныВегетарианства или шахматистовКоторые танцуют на обложкеИ падают и вечно спят смеясь)
Нелепый факт на дереве нелепомНелепою рукою отрываемЯ издаю глухой и хитрый вкус
Как будто сладкий и как будто горькийКак будто нежный но с слоновой кожейНо светлосиний и на самом делеПремного ядовитый натощак[2]
Но для того кто вертится как флюгер(Крикливая и жестяная птица)На вертеле пронзительнейшей верыНа медленном сомнительном огне,Я привожу счастливую во сне
Она махает ровненькою ручкойИ дарит дарит носовой платочекНадушенный духами сна и счастьяОхотного предоставленья Жизни(Как медленный удар промеж глазамиОт коего и тихо и темно)
1926
«Лишь я дотронулся до рога…»
Лишь я дотронулся до рогаВагонной ручки, я устал,Уже железная дорогаОткрыла дошлые уста.Мы познакомились и дажеСпросили имя поутру,Ответствовал польщенный труп:Моя душа была в багаже.Средь чемоданов и посылокНа ней наклеен номерок,И я достать ее не в силахИ даже сомневаюсь: прок.Так поезд шел, везя наш тихийОднообразный диалог,Среди разнообразных стихий:На мост, на виадук, чрез лог.И мягкие его сиденьяПокрыли наш взаимный бред,И очи низлежащей тениИ возлежащего жилет.Закончив труд безмерно долгий,Среди разгоряченной тьмыНа разные легли мы полки,Сны разные узрели мы
1925
«Зима и тишина глядели…»
Зима и тишина гляделиКак две сестры через заборГде птицы в полутьме галделиХолодный покидая дворА в доме Ольга и ТатьянаПисали при свечах письмоПока над желтым фортепьяноЛетала пепельная моль
1925
Орфей в аду
Гав гав! Ау ау! Миау мау! Кукареку!О, караул! Но караул на башне.Бль! бль! в воде, зачем я прыг<нул> в реку,О, о, погиб (печальной Мойры шашни).
Реку Тебе, неостроумный голубь.О, Боже! Можжевельная вода?Ты мне для лека. Утонул я голый.Иду на дно, должно быть, в ад? о, да.
Усаты духи шепчут у сосудов,В которых парится неправедная плоть.О, Бог, скорей, о бок, Ты безрассуден.Антропофаги жмут людской приплод.
Но, о, реку, ура, реку из речки.Казалось, им необходим партнер.Сажусь играть, сдаю, дрожа (у печки).Какая масть ко мне пошла, синьор!
<1925–1927>
Le chant d'Albinos
На белые слоны садится снегОни трубят засыпанные мракомОни слегка шевелятся во снеСлегка ползут по бельведеру раком.
Их помнит ли еще слоновый богС пронзительными круглыми клыкамиКоторые он сну втыкает в бокЖует его как мягкий пряник (камень)
А человек застигнутый внутриРаздавленный воздушными зубамиНе знает: То моря? леса? ветры?Несут его топча и мня ногами
Ил`и, Ил`и священная душаПроснувшаяся к бытию внезапноВыкладывает с шумом антрашаПрекрасно беспрестанно и бесплатно
И весело поет визжа слегкаСлегка стеная в небольшом надрывеПока во сне слезает с потолкаЕе убийца с веером игривым
1926
«На иконе в золотых кустах…»
На иконе в золотых кустахБогородица сидит в грустяхПрародительница и приснодеваПобедительница древней ЕвыИ на пальцах держит эта дамаМаленького красного АдамаА внизу под розами лампадРасстилается электроадТам царит двойник княжны пречистойПризрак важный, влажный лев плечистыйЗаместительница герцогиниПовелительница и богиняВесело галдит чертячий дворХодит колесом бесстрашный ворИ Иуда с золотого блюдаКровь сливает в ожиданьи чудаИ поют хоры детей-чертейО земле о чудесах страстейО зари лиловых волосахО земных редеющих лесахИ цветут шипы еловых розРжанье тонкое рождает паровозСтойте теплое завидев вдалекеОтраженье электричества в рекеИ несется налегке трамвайВ загородное депо как будто в райИ за ним в цилиндре Гумилев(На подножку подскочить готов)С поезда в пальто слезает ночьК ней бежит носильщик ей помочьВыкатить тяжелую лунуВыпытать ночную истинуНо шумит во сне машинный крайБудто арфами снабженный щедро райИ с ночным горшком на головеПляшет неизвестный человекА вокруг как бабочки греховРеют в воздухе листки стихов.
1926 париж
Комментарии
[текст отсутствует]
Примечания
1
Далее зачеркнута вписанная автором от руки строка: «Богатые и бедные поверьте».
2
В оригинале: «на тощях». Далее зачеркнуто четверостишие:
Для тех кто помнит о каком-то БогеКоторый ждет их там как друг кабатчикГде ангелы степенно колют сахарИграет непременный граммофон
