Борис Юлианович Поплавский
Автоматические стихи
Борис Поплавский — от футуризма к сюрреализму
[текст отсутствует]
Автоматические стихи
«Сонливость…»
СонливостьПутешественник спускается к центру землиТихо уходят дороги на западСолнцеМы научились разным вещам.Мы были на полюсеГде лед похож на логические возвратыА вода глубокаКак пространствоВсё оставленоТолько вдали память говорит с Богом
«На аэродроме побит рекорд высоты…»
На аэродроме побит рекорд высотыВоздух полон радостью и ложьюЧерная улица, грохот взглядов, удары улыбокОпасностьА в тени колокольни бродяга играет на флейтеТихо-тихоЕле слышно…Он разгадалКрестословицу о славе крестаОн свободен
«Еще никто не знает…»
Еще никто не знаетЕще раноСладко спят грядущие дниПоложив огромные головыНа большие красивые рукиЗвезды зовут ихНо они не слышатДалеко внизу загорается газДождик прошел, блестит мостоваяХристос в ботинках едет в трамвае
«Кто знает? Никто здесь не знает…»
Кто знает? Никто здесь не знает.Кто слышит? Никто там не слышит.Ничего не бываетВсе забываютСладко зеваютМедленно дышатТихо, как рак задом во мрак,Пятится счастье в звездных мирахСолнце тоскуетБлестит веснаМы не проснемся навек от сна
«Мы пили яркие лимонады и над нами флаги кричали…»
Мы пили яркие лимонады и над нами флаги кричалиИ бранились морские птицыКорабли наклонялись к полюсуПолное солнце спало в феерическом театреВ пыли декораций где огромные замки наклонялисьПод неправдоподобными угламиВ пустом и черном зале сидело старое счастье в рваных ботинкахИ курило огромные дешевые папиросыСозерцая ядовитый огонь закатаВ пыли кулисА наверху плыли дирижаблиЛюди кричали и пропадалиДали молчали и появлялисьИ уже шел дождьИзнутри вовне, из прошлого в будущееУнося в своей серой и мягкой рукеПоследнюю доблесть моряков
«Птицы-анемоны появлялись в фиолетово-зеленом небе…»
Птицы-анемоны появлялись в фиолетово-зеленом небе.Внизу, под облаками, было море, и под ним на страшной глубине — еще море, еще и еще море, и наконец подо всем этим — земля, где дымили небоскребы и на бульварах духовые оркестры тихо и отдаленно играли.Огромные крепости показывались из облаков.Башни, до неузнаваемости измененные ракурсом, наклонялись куда-то вовнутрь, и там еще — на такой высоте — проходили дороги.Куда они вели? Узнать это казалось совершенно невозможным.И снова всё изменилось. Теперь мы были в Голландии.Над замерзшим каналом на почти черном небе летел снег, а в порту среди черного качания волн уходил гигантский колесный пароход, где худые и старые люди в цилиндрах пристально рассматривали странные машины высокого роста, на циферблатах которых было написано — Полюс.
«Сорок дней снеговые дожди…»
Сорок дней снеговые дождиНизверглись, вздыхая, над намиНо не плавает со слонамиДом надснежный — спасенья не жди
Днесь покрыты все горы где тропыНепрестанным блестящим потопом
Спят сыпучие воды зимыРаздаются под телом безмолвноВ снежном море утопленник-мирНеподвижно плывет и условно.
«Рокот анемоны спит в электричестве…»
Рокот анемоны спит в электричествеЗолото заката возвратилось в черную рекуСтало больно от черного снегаВ тот год умерли медные змеиИ верблюды отправились в пустыню за горной водойТихо по стенам всходила водаКарнизы смотрели в океанские далиКошки спали на самом краю небытияИ кто-то говорил во снеСтранно приподымая рукуО самом страшном —О измене
«Почему боль не проходит?…»
Почему боль не проходит?Потому что проходит вовнутрь.Где спит статуя с электрическим черным лицомНа страже анемоны и солнечных рыбТам боли нечего делать
«О колокола…»
О колоколаО сирены сирен в сиреняхО рассветы что лили из лилииСамое простое — это умеретьСамое трудное — это стерпетьЗа открытою дверью снова улица в сквереИз комнаты в комнату вхожуИ сон за мнойМое пальто там в лунной тьме сутулитсяЯ падаю, оно за мнойО солнцеКак передать позор отказа плакатьИ в синеве подземной отцветатьВ окно мое устало солнце падатьОтказ молчатьКолокола.Перу уснуть пораСирени рвались в вечность, спят давноСо странною улыбкой мертвых девО левСмежи лучом виденья королев
«Звуки неба еле слышны…»
Звуки неба еле слышныГлубоки снега и степиКто там ходит, спит, не дышит?Розы ветра облетелиТишина лежит в постелиГлубоко больнаСнится ей иное времяПишет черт стихотвореньеУ ее окнаСпи, младенец жизни новой,Слишком рано и темноСпит зари огонь багровыйГлубока дневная ночь
«Беззащитный сон глубины…»
Беззащитный сон глубиныОтразился в руках судьбыБледно-желтою нитью зариПеревязаны руки царейВсё готово на небесахЖдите, тише, он настаетТот внезапный трепет в часахТот ошибочный странный звон
«Колёса, локоны, шестипалые руки и фотографии…»
Колёса, локоны, шестипалые руки и фотографииБыли основанием, но лодка не тонулаТысяча ног и нотНе могли ей помочь уснутьПотому что полночь насталаИ луна поникла усталоУтро будет? — кто-то спросилНет — ответил кто-то без силНет возмездия, нет награжденияСвято всё что касается тления
«Это и были Лериды…»
Это и были ЛеридыВысокие как окна соборовДалекие как солнце иных мировНо зачем они опустилисьНикто никогда не понялПочему они загрустилиКого увидели тамИ огромные очи свои обратилиВ обратное высотам…И сразу стало тише и холоднееГлубже уснули на снежном рассветеСтрашные черные лица детейА рассвет был ложен, легок и пустКак сгоревший серый вчерашний куст
«Высоко на крыше дома…»
Высоко на крыше домаСтояла Статуя СчастьяНаблюдая рождение жизниИз желтого моря зариВсё казалось ей: время настанетРастворятся, раскроются бездныГолоса поцелуют землю
«Подумайте о вращении…»
Подумайте о вращенииВращающийся перестает пониматьОн наклоняется и не падаетОн часто висит кверх ногамиИ в одном глазу у него ЗападА в другом гора НуримаяУходящая на Крайний СеверВ сером дыме своих вулкановИ какие-то прошлые жизниАбсолютно лишенные счастьяО которых он вспоминаетВспоминая не понимаетТолько черной рукою гладитКак волна — острова и скалыГде огромные птицы молчаНа грядущем задом сидятРазмышляя сидя на камнеИ еще голубой колокольчикПодле моря звенит, звенит
«От высокой жизни березы…»
