Я шёл своим крестовым походом по каждой комнате. Кого мог, просто вырезал. Кого не мог — расстреливал, превращая в настоящие бесформенные куски мяса. Снаряды с жидким огнём… под воздействием ксеноцита, этого чёртова инопланетного вещества, усиливались кратно. Они буквально уничтожали всё перед собой. Им было плевать. Они вырывали даже целые куски металла. Что говорить о плоти человека?
Но и мне доставалось. Уже на десятом ярусе было множество охранных систем. Турели, автопушки, лазерные установки… несколько раз я подрывался на незримых даже чипу ловушках. Я умирал, возрождался, убивал, снова умирал… и так раз за разом. Я даже не считал, сколько человек прикончил. Точно больше сотни. И мне становилось не по себе.
Надо мной было ещё два десятка ярусов, а почти половина личного состава была тут. Это могло говорить о том, что тут точно больше двух сотен человек служит. Хотя и не могло. Это ведь может быть просто везение. Просто застал тот момент, когда отдыхала большая смена, когда все техники не работали в соответствии со своими графиками. Но всё же… лучше готовиться к тому, что противников будет больше. Так, я хоть не буду неприятно удивлён, когда столкнусь с очередной проблемой в виде большого скопления людей.
Как я и ожидал, весь десятый ярус был зоной отдыха. Минимализм процветал. Ну нужно много удобств, если человек в них не нуждается. А им внушили, что многого им не надо. Вот и жили абы как. Несколько душевых, причём общих, без разделений, что для меня было… немного аморально, общие комнаты, тоже без разделений. По началу я удивлялся, когда видел и мужчин, и женщин в одних помещениях… но потом перестал. Они не люди. Просто машины.
— И чтобы такого не было, — уже уставший, в прямом смысле слова, выносливость, увы, у меня не бесконечная, — нужно дальше сражаться… но сперва… отдохнуть…
Я уселся на одну из кроватей, преждевременно выбравшись из брони. Она была уже еле живая. Её множество раз восстанавливало подконтрольное вещество. Да и я уже пару раз принимал свои пилюли. Да, жаль, что вот так идёт расход… но я ещё не пал до того, чтобы поглощать человеческую плоть, чтобы восстановить запас своей шкалы. Нет, я не монстр, не во всех смыслах. Я буду пытаться оставаться человеком…
Но эта бойня… она ещё раз подтверждает тот факт, что я уже никогда не буду прежним. Я не чувствовал ничего. Вообще. Столько пролитой крови, столько оборванных судеб? И всё из-за чего? Из-за того, что кучка людей заигралась в вершителей судеб, в богов. Они проигнорировали знаки, которые послужили началом краха их гегемонии. И теперь… теперь все, кто был их пешками, страдают и умирают. И это их участь. Они могли не избирать этот путь… но в итоге на него попали.
Я не смог преодолеть своё любопытство и открыл один из ящиков тумбочки, чтобы посмотреть, что там было. И каково было моё удивление увидеть блокнот, бумажный при том, в нежно розовой твердой обложке… я на него смотрел и просто не мог сопоставить с тем, что видел. Как такие люди, как тут, могли хранить у себя подобные вещи?
— Не понимаю… — пробормотал я себе под нос и открыл блокнот.
Я начал медленно листать. Это была записная книжка, в каком-то смысле дневник. Судя по почерку и манере написания — девочки, в конце блокнота молодой девушки. Размышления о любви, о вечном, о предательствах… в общем, кладезь личной информации о прошлом. Даже было фото. Маленькое, всего четыре на три, в маленьком кармашке.
Я достал маленькую карточку и всматривался в неё. Я никого не видел с подобным лицом. Вообще никого. Но близкие по внешности… да, были. Один мужик. Уже достаточно взрослый, но ещё без морщин. Разрез глаз был у него такой же, как и у девушки на фото. И сразу становилось понятно, кто это.
— Дочь… — развернул я фотографию и прочитал надпись на обороте. — Можно было и не гадать…
Всё же что-то человеческое оставалось в работягах на этой станции. Я точно убил того мужика. Я помню, как пронзил ему когтями подбородок снизу-вверх и буквально вырвал челюсть как нижнюю, так и часть верхней. С такими травмами не живут… но благодаря чипу я смог запомнить лицо, которое сейчас сопоставилось с тем, что было на фото.
Было неизвестно, жива ли эта девушка или нет… обычно дети такие вещи не отдают, а значит, произошло что-то такое, из-за чего дневник оказался у отца. Даже не у матери, а именно у отца. И, скорее всего… в этом виновато правительство. Они сделали всё так, создали такие условия, в которых у этого мужчины, лишённого почти всей воли, оказался дневник его дочери…
Я поместил фото назад и с силой захлопнул страницы книжечки. Злость во мне только вскипала. Всё больше и больше. Я даже не представлял, что могло произойти такого, что даже человек, лишённый всех чувств… хранил бы такую вещь. Это что-то очень глубинное, потаённое, сокровенное, что не смогли отнять, что не смогли уничтожить. То, что делает нас людьми во всех случаях при любых обстоятельствах.
И как тут не думать о душе?
Я решил не расставаться с этим дневником. Он будет символом. Символом того, что даже в кромешной тьме есть свет. Символом того, что даже у сломленного человека есть стремления к большему. Что даже у лишённого воли и самостоятельности — стремление к свободе и индивидуальности. Он будет моим оберегом. Не знаю, почему я так для себя решил. Но я так хотел.
Тут же в голове всплыли воспоминания о моей возлюбленной. О том, что у меня могли быть дети. Меня лишили этого счастья. Меня лишили этого будущего. Я видел, как мою девушку, возлюбленную, убили. Видел, как по группе людей открыли огонь… может, я когда-нибудь найду хозяйку этого дневника, если она выживет в этом аду. Может, я смогу ей поведать историю о Свете во Тьме… но сейчас… сейчас мне нужно бороться. Этот мужчина боролся глубоко внутри против системы, старался беречь то, что осталось от него, от его прошлого, не стал полноценной безликой массой. И я не должен сдаваться. Да, он умер… тут умрут, скорее всего, все… но искорки его затухающего пламени помогли моему загореться с новой силой.
Я встал на ноги, снова залез в броню, активировал все системы. Тут же на всякий случай проверил магазины к оружию. Оставалось всего три полностью снаряжённых и один начатый. Плюс один полный в самом пистолете-пулемёте. Можно было поставить полупустой… но я решил не рисковать.
— Странно, что на меня не напали, пока я тут сидел, — осмотрелся я по сторонам в комнате, даже не заметив ни единой камеры. — Интересно… а я думал, что за ними следят…
Я вышел в коридор. Тут живых не было. Рядом с этой комнатой лежало пять мертвецов, один из которых, к слову, и был прошлым хозяином дневника. Я присел возле него и закрыл полуоткрытые веки. Хоть он и перестал быть человеком в моральном плане… он оставался им физически. Нужно проявить уважение к тому, что он пытался бороться со своей новой сутью.
Но тут меня привлекла девушка. Я ей пробил шею… но она смогла оказать себе самой первую помощь. Подняла руку, зажала валик между рукой и шеей… и как-то затянула. Она еле-еле дышала. Её глаза были открыты и полны страха. Такого раньше не было. Вообще. Всё, что было видно в их глазах — бесчувственность, нейтральность. Одним словом — ничего.
Я зашёл обратно в комнату. В каждой, где я был, а таких было не мало, были мелкие аптечки. Так что, в той, из которой вышел, я тоже обнаружил такую. Что не удивительно. В ней же я нашел регенерирующий инъектор, специальные пластыри и обезболивающее. Девушка начала приходить в себя. Пускай хоть кто-то останется в живых тут… хоть я оправдаю крошку человечности к себе.
Если враг не может сражаться, то нужно проявлять к нему милость.
— Тихо-тихо ты, — положил я руку на её живот, смотря ей ровно в глаза, хотя она не видела моего лица в броне, пускай это будет для не загадкой. — Ты вроде приходишь в себя… я хочу помочь.
Раскрыв вторую ладонь, я показал медикаменты и медицинские средства. Девушка бросила взгляд в ту сторону, и в её глазах было неверие. Она не знала, как на это реагировать, попыталась ещё отползти… но у неё уже не было сил. Слишком много крови потеряла.
