Разумеется, всего этого Нанас не стал говорить вслух, тем более Надя наверняка поняла все основное сама. Ее лица не было видно под маской, но плечи начали вздрагивать, а потом затряслись в рыданиях, слышать которые, даже заглушенные противогазом, было для юноши выше всяких сил.
К тому же наверняка ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел, как она плачет.
Нанас повернулся и быстро пошел к выходу, решив проверить, во-первых, не видно ли вокруг здания остатков одежды, а во-вторых, поглядеть, нет ли поблизости тварей. Хоть у Нади и был с собой автомат, но, убитая горем, она может потерять бдительность, и тогда чудовища застанут ее врасплох… Да и если уж опытный мужчина, пусть немолодой и ослабший, имея такое же оружие, не смог с ними справиться, то что говорить о хрупкой девчушке!
Нанас обошел здание трижды, с каждым разом увеличивая размеры кругов. О том, что он, вооруженный только ножом, подвергает себя немалой опасности, юноша старался не думать. А если его и посещали подобные мысли, то им в ответ находилась другая, из самых дальних закоулков сознания: если бы он сейчас и погиб, то ценой своей дурацкой жизни спас бы зато жизнь этой чудесной девушки… И Нанас чувствовал, что готов умереть для нее.
Как бы там ни было, синеглазов он не увидел, как и не нашел ничего из принадлежавшего Надиному бате. Тоже, наверное, к лучшему – ведь эти окровавленные ошметки наверняка бы жуткими воспоминаниями преследовали Надю всю ее жизнь. А так батя навсегда останется в ее памяти живым. Надежда останется…
Нанасу очень хотелось сказать девушке нечто подобное, хоть как-то утешить ее, но он понимал, что этого ему лучше не делать. Во всяком случае, сейчас. Иначе он совсем все испортит и заставит Надю не просто презирать его, Нанаса, но и ненавидеть.
Он оставался в стороне от здания, чтобы видеть одновременно и дверь, и ту его часть, куда выходили окна, за которыми была Надя, до тех пор, пока девушка не вышла. В одной руке она держала оба – свой и батин – автоматы, а в другой бережно несла что-то черное, и, лишь подойдя ближе, Нанас увидел, что это шапка, такая же, как и те, что они взяли на складе. Только у этой по центру виднелось нечто красное – слишком яркое, чтобы быть запекшейся кровью. Надя осторожно, словно эта шапка была для нее большой ценностью, надела ее на голову прямо поверх маски и завязала под горлом.
– Тоже надень, – глухо сказала она. – Сейчас быстро поедем, башку продует.
Услышав Надин голос, да еще обращенный к нему, Нанас несказанно обрадовался. Лишь трагедия, которая обрушилась сейчас на девушку, и о чем он, к счастью, не успел забыть, заставила его удержать едва не выползшую на лицо улыбку. «И пусть бы продуло, – мысленно ответил он, – может, что-нибудь лишнее выдуло бы». Но вместо этого вслух он сказал другое, решив, что, несмотря ни на что, должен это сделать, ведь наверняка Надя об этом думала тоже:
– Я посмотрел вокруг. Ничего не видно.
Девушка ничего не ответила. Кивнула на волокуши и села за рога – руль, как узнал он позже – снегохода. Нанас уселся на место и, надев все-таки шапку, тоже опустил у той мягкие длинные уши и завязал их под подбородком.
Поехали они и правда быстро, Надя будто торопилась поскорей и подальше умчаться от этого зловещего места. Да и Нанасу, говоря откровенно, хотелось быстрей в путь. Ему не терпелось увидеть место своей недавней схватки с синеглазами. Он очень надеялся, что не увидит там того, что так боялся увидеть.
Едва они поравнялись с его брошенными нартами, Надя резко затормозила. Сначала он подумал, что она это сделала именно из-за них, но девушка смотрела назад.
– Тудыть твою растудыть! – услышал Нанас. – Счетчик забыла!
– Какой счетчик?
– Такой. Радиацию мерить.
– А! Который щелкает?
– И щелкает тоже, – повернула она к нему круглые глаза маски. – Откуда знаешь?
– У меня… – «есть», хотел сказать Нанас, но, спохватившись, закончил иначе: – …был.
– Был? И что же с ним стало?
– Уронил в трещину… – признался он и тут же воскликнул: – Но мы же недалеко отъехали, можно вернуться и взять!
– Возвращаться – плохая примета, – буркнула Надя. – Обойдусь как-нибудь.
– Постой! – осенило вдруг Нанаса, и он, сняв рукавицу, полез в мешочек, который по-прежнему висел – теперь уже не на поясе, а на ремне, опоясывавшем защитный костюм.
Он вынул оттуда оберег, который был уже ощутимо теплым, и протянул его Наде:
– Надень на себя, лучше под костюм. Он защищает от радиации. Чем ее больше, тем горячей.
– Фигня! – отмахнулась Надя. – Дикарские суеверия.
– Может, и дикарские, – ничуть не обиделся Нанас, – но ты все же надень. Хуже не будет, а меня, думаю, только этот камень и спас.
– А как же ты? – спросила девушка, взяв все-таки оберег.
– Фигня, – повторил ее жест Нанас и полез из волокуш. – Подожди, пожалуйста, я посмотрю… Вдруг здесь Сейд…
Но поблизости от его нарт валялись лишь припорошенные снегом тела синеглазов. Из собак или никто не погиб вовсе… «…или победившие твари их всех просто сожрали», – подумал Нанас, но, обругав себя самыми последними словами, тут же постарался выбросить эту мысль из головы.
Нашел он и свой лук. Тетива на нем была оборвана, и Нанас не стал его поднимать. Новую делать было не из чего, да и после автомата лук казался ему не достойной внимания детской игрушкой.
А вот мешок небесного духа, так и лежавший себе в кереже, он все-таки взял, вспомнив, что, помимо «заколдованной шубы», которая тоже – кто знает! – могла пригодиться, там была и карта. Хоть дорогу он хорошо помнил и так, но ведь это лишь до Оленегорска, а теперь им придется ехать и дальше.
– Еще какая-нибудь рвань? – съязвила, увидев, как он перекладывает мешок, Надя. – Или грибов в дорогу насушил?
– Я не люблю грибы, – почти весело откликнулся Нанас. – Их люди мало едят, их олени любят[15].
– И где ты здесь видишь оленей?
– А где ты здесь видишь грибы?
Надя, отвернувшись, фыркнула, и, будто вторя ей, фыркнул и нетерпеливо зарокотал снегоход. Девушка снова посмотрела назад, но тут же отвернулась и тронулась столь резко – наверняка специально, – что Нанас слетел-таки с сиденья, ткнувшись маской в красный мешок небесного духа.
Но когда он, забравшись вновь, оглянулся, чтобы проводить взглядом нарты – последнее напоминание о прошлом, – понял, что Надя вовсе не собиралась подшучивать над ним и помчалась вперед столь стремительно не просто так. По дороге за ними неслись синеглазы, сразу шесть штук. Непонятно было, где они скрывались до этого, – видимо, прятались за домами и подползли по сугробам, когда они остановились.
Теперь-то бояться было уже нечего – шипастым созданиям нипочем было не догнать «самобеглые нарты». Однако Надя не собиралась просто удрать от них – наверняка ей не терпелось рассчитаться за батину гибель. Отъехав еще немного, девушка остановила снегоход, развернулась на сиденье и выхватила из волокуш автомат.
– На дно! – коротко бросила она Нанасу, направив «плюющуюся палку», казалось, прямо на него.
Он бросился вниз и, зажав ладонями уши, распластался среди мешков и коробок. Раздался короткий треск. Затем еще и еще один. Чуть-чуть подождав, Нанас приподнял голову. Надя как раз пристраивала автомат в волокушах. От «плюющейся палки» несло тошнотворным запахом, и юноша, вскочив и отпрянув, обо что-то запнулся и рухнул как раз на сиденье. С опаской глянув назад, он увидел на дороге шесть окровавленных тел. Ни одна из тварей не шевелилась, только лишь снег возле них стремительно пре вращался из белого в красный.
На сей раз снегоход тронулся плавно и двинулся вперед, рыча хоть и громко, но вполне спокойно и деловито. Но едва они выехали из селения и по сторонам дороги замелькали кусты и невысокие деревья, как Надя затормозила снова, и не ожидавший этого Нанас опять кувырнулся с сиденья.
– Ну! – не сдержался он. – Легохонько!..
– Посмотри, – не оборачиваясь и будто не слыша его ворчание, сказала девушка. – Это он?
– Кто «он»? – продолжая бурчать, взобрался на сиденье Нанас, но, глянув все же туда, куда смотрела Надя, мигом вылетел из волокуш и бросился вперед с воплем: – Сейд!!! Сейдушка! Живой!!!
Сейд в излюбленной «каменной» позе сидел прямо посередине дороги и «оттаял», лишь когда Нанас упал перед ним на колени. Пес по-щенячьи заскулил и принялся облизывать лицо хозяина.
«И ты тоже живой!» – «зазвучало» в голове Нанаса.
– Так ты все-таки можешь разговаривать! – ахнул он. – Я-то думал, мне в горячке показалось…
«Не умею, – раздалось внутри него снова. – Я не могу говорить слова, это твоя голова их делает».
«Сама?» – невольно перешел на мысленный «разговор» Нанас.
«Не совсем», – признался Сейд.
– Эй, ты чего там, к дороге примерз? – послышался Надин окрик.
«Получилось?» – спросил пес.
«Не совсем», – в тон ему ответил хозяин. И добавил уже вслух:
