5. ТОЛЬКО ПУЛЯ МОРЯКА...
В белой рубахе сидел Суровикин на пригорке. Летний июньский ветер трепал его смоляные, завивающиеся колечками волосы. Отсюда, от излучины, где белели мазаные домики Ивовцов, был виден русский укрепленный лагерь и редуты, в которых засел с отчаянными войсками светлейший князь. Видны были и ряды наступающих шведов.
- Гришка! - кричал сердито от воды Мягков. - Спускайся назад, не дай Бог, государь нагрянет, а ты в исподнем!
- Да не волнуйся ты, Иван Николаевич, - кричал ответно казак. - Не до нас сейчас государю. Пока он явится, я не только одеться, искупаться успею да высохнуть!
Прижав подзорную трубу к правому глазу, казак со вниманием наблюдал за сражением.
Шведы шли на редуты конницей. Что им еще оставалось делать, если у них могли стрелять только четыре пушки, а на остальные не было припасов? В прошлогоднем бою у деревни Лесной вся артиллерия шведов и их обоз с боеприпасами попал в руки русских. Отчаяние и неистовый король толкали шведов на вражеские укрепления, откуда по ним стреляли их же собственные пушки, поддерживаемые русскими "медведями" и "единорогами". Злобными тещами визжали пищали.
- Хитро, господа! - восторженно кричал мичман. - Храбрый Боур в отступ пошел, не иначе заманивает шведа под пушки! Ломят наши, ломят, господа!
Петр меж тем отрядил Меншикова, а с ним Гейншина и Ренцеля с конницей и пятью батальонами пехоты супротив шведской кавалерии. С гиканьем кинулись к лесу казаки, тоненько, как всегда в трудную минуту, завизжали бесстрашные волжские татары, грянули "ура" пехотинцы, и неприятель был порубан и истоптан. Генерал-майор Шлиппенбах, доставивший армии столько неприятностей в Лифляндии, выкинул белый флаг, генерал-майор Розен отступил к полтавским апрошам, выкопанным накануне сражения.
Основные силы русских участия в битве пока не приняли, по решению государя они находились в укреплениях. Наконец пошло движение и здесь.
- Баю я, баталия идет к завершению! - возбужденно сказал Суровикин поднявшемуся на холм Мягкову. - Глянь сам, государь войска объезжает. Эва, вытянулись!
Быть шведу битым!
Мягков посмотрел в подзорную трубу, но, кроме пыли, пушечного дыма да мечущихся по полю всадников и людей, ничего не увидел.
- Выше! Выше бери! - нетерпеливо советовал Григорий. Капитан-лейтенант Мягков поднял трубу выше и увидел стройные шеренги солдат. Справа и слева от шеренг плясала конница, на левом фланге среди всадников нетрудно было узнать светлейшего князя. Александр Данилович взмахивал шпагою, словно грозился ею неприятелю, и по своему обыкновению что-то кричал, не иначе как по матушке к неприятелю обращался. Но тут рявкнули пушки и все заволокло дымом, зато среди разноцветных мундиров готовой к бою пехоты стало видно Петра, крутящегося впереди войска своего на коне.
- Ах ты, мать честная! - взахлеб причитал Суровикин. - Славная баталия у них сейчас выйдет! А мы здесь отсиживаемся! Справедливо ли?
И тут ответом на его причитания совсем неподалеку грянула разорвавшаяся пушечная граната. Суровикин смолк.
- Гришка! - Капитан-лейтенант Мягков кинулся к товарищу. - Ты что замолчал? Случилось что?
Суровикин откинулся на землю, виновато улыбаясь.
- Достала-таки, жаба! - негромко сказал он. Тут уж и Ивану Николаевичу видно стало, как быстро набухает кровью белая рубаха казака.
- Эк тебя угораздило, - склонился он над бледнеющим от боли Григорием. Да ничего, ничего, сейчас я тебя осторожно вниз спущу...
Суровикин бессильно отстранился.
- Не трогай, Ваня, - ясным голосом сказал он. - Под самое ребро угораздило.
- Ты... это... ты, Гриша, только не паникуй, - пытался подбодрить его Мягков. - Тебе еще за Карлу медаль из государевых рук получать... Слышишь?
Он встал на колени, придерживая голову мичмана обеими руками. Глаза у Григория были по-детски чистыми, и если бы капитан-лейтенант Мягков участвовал в сухопутных боях, он понял бы, что это глаза умирающего. Но он этого не понял и продолжал суетиться:
- Сейчас! Сейчас!
- Жаль, промахнулся... - Суровикин вздрогнул всем телом, булькнул горлом и, пересиливая себя, сказал: - Иван Николаевич, дай слово, что семью мою не забудешь... Не успел... совсем еще малы...
Мягков освободил правую руку и истово перекрестился, не в силах сказать слова.
Суровикин прикрыл умиротворенно глаза.
- Медаль, коли выйдет такая, детишкам отдашь, - силился он улыбнуться, и Мягков вдруг ощутил противную влажность в глазах.
Рука его все еще лежала на груди товарища, и он вдруг Услышал, как лихорадочно стучавшее сердце Григория застыло, потом еще несколько раз ударило с перебоями, чтобы наконец остановиться навсегда.
- Ax, Гриша, Гриша! - Капитан-лейтенант Мягков опустил тело наземь и за отсутствием головного убора горстью стянул с головы парик.
- Что там у вас? - послышался снизу от воды голос
Раилова.
- Гришку убило, - сказал, как ему показалось, очень громко Мягков, но внизу его не услышали.
Григория Суровикина похоронили на берегу Ворсклы рядом с погибшим гребцом. Дня еще не прошло, как рядом с еще не заветревшим земляным холмиком вырос другой. Ударили в воздух выстрелы, которые за дальним пушечным ревом были почти не слышны. Мягков пристроил у креста, установленного поморами, кусок доски, краской вывел на ней искусную надпись: "Григорий Анисимович Суровикин, казак". Потом подумал и добавил слова: "Императорского флота славный мичман и лихой бомбардир". И все же как бы чего не хватало. Давя горчащий комок в горле, он повернулся к стоящим у могилы товарищам.
- Гаврила погибший чей по фамилии был?
- Каськов ему фамилие было, - сказал один из гребцов
- А батюшку его как звали?
- Ануфрием отца его звали, - сказал все тот же гребец. - Славный был мореход. Мягков снова склонился к могильной доске и добавил: "Гаврила Ануфриевич Касъков, матрос Его императорского флота". Теперь было все правильно. Он постоял немного в задумчивости и добавил дату - 27 июня 1709
года. Вот теперь все.
- Вот и красочка Гришкина в дело пошла, - вздохнул капитан-лейтенант Раилов. - В горькое дело!
- Слушай! - Капитан-лейтенант Его императорского флота Иван Николаевич Мягков поднял голову. - У нас горе, а у них как? Кто там кого одолел? Поддался нам швед?
Раилов поднял подзорную трубу.
- Наша берет, - сообщил он после некоторых наблюдений. - Гнут шведа! Вон неприятель уже белые флаги выбрасывает!
Да, сражение между тем победно завершалось. Пушки замолчали, но тем громче слышны стали крики и стоны умирающих и раненых с полей. Откуда-то из степи донеслись слабые крики "ура", затрещали далекие выстрелы-и все стихло.
Мрачные и нахмуренные спустились они к реке, перебрались на подлодку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
