Страх Божий так обрадовался завершению экзекуции, что схватил с земли изгвазданный в песке хвост стерлядки и махнул ввысь, подальше от безумного двора.
– Мамзель, – визжал Акакий как резаный, – не надо! Не трогал я твого рубля! Вот те крест христианский!
– Прекратить! – гневно заорал Савков и вдобавок процедил: – Не отряд, а бедлам!
Из комнатки он выскочил как на пожар.
А через минуту с крыльца спустился Федор Ветров, его спокойный и какой-то отрешенный вид не оставлял сомнений – порошок уже в приготовленной к вечеру еде.
Мальчишка будто невзначай поднял голову и, поймав мой взгляд, коротко кивнул.
Все в порядке. Сегодня у лагеря будет самый томный ужин, какой видывал свет, а когда весь двор во главе с Савковым и Давидывым провалится в мертвецкий сон, я сниму подвязки и уеду. Конечно, без Федора. Только он еще об этом не знает.
Я с напряжением всматривалась в непривычно пустой двор. По нему носились орущие коты, за ними же – бойцовый, ощипанный до неприличия петух. Стража не вышла и затемно. Правда, с закатом к воротам подъехала телега водовоза. Из своей высокой темницы я видела, как мужичок в белом, обтягивающем его, как барабан, балахоне, колотил по деревянным створкам, а потом плюнул, не дождавшись ответа, и убыл восвояси, оставив пришлых помирать от жажды. Больше вторжений деревенских жителей не происходило. Белорубашечники вообще старались обходить наш двор стороной и, подозреваю, собирались по отъезду пришельцев спалить до горстки пепла «попорченное» место, чему немало кручинился хозяин дома. Внутри периметра, огороженного высоким, кое-где покосившимся забором, привычной суеты тоже не наблюдалось. Похоже, сейчас бодрствовала только я.
Но и Федька не торопился ко мне, а ведь, гаденыш, должен был принести новые сапоги. На том его миссия и заканчивалась. Усыпить да одурманить можно не только валерьяновым порошком, но и заклинаниями. Запрещенными, конечно. И обязательно бережно спрятанными у любого уважающего себя бандюги под вторым дном сумки.
Когда ночь разгулялась, а в открытое окно потянуло холодком, то стало понятно: ждать Ветрова – пустая трата драгоценного времени. Тем более что его оставалось совсем немного. Новый план пришлось кроить прямо на ходу, засовывая в седельную сумку, возвращенную мне еще поутру неулыбчивым стражем, одежду. Бежать босой, в чулках, было совершенно невозможно, оставалось вместе с колечками-подвязками утащить еще и сапоги. У Давидыва, к примеру. И размер небольшой, и обувка по-королевски дорогая.
Дверь каморки оказалась надежно закрыта, и, кажется, была подперта с другой стороны чем-то тяжелым. В раздражении я пнула дорожную торбу, хорошенько отбив пальцы об утянутую из хозяйского сундука расписную шкатулку.
– Черт бы вас всех подрал!
Выход имелся один – через окно. Но ведь и мы легких путей не ищем. Пришлось, уподобившись бесхребетным упырям, лезть с верхотуры, лихорадочно уцепившись за резной оконный наличник. Деревянный и ветхий, он самым подлым образом треснул от старости. С диким визгом, в другое бы время перебудившим окрестности на версту, я полетела вниз, рухнула на наклонную крышу пристройки и едва не съехала до края на спине. От позорного и нелепого падения спас хорошо приколоченный дождевой желоб, куда, будто в специально подготовленные выемки, уместились голые пятки, торчащие из продранных чулок.
Переведя дыхание и поблагодарив всех известных мне богов, я осторожно спустилась на землю. Правда, и тут обошлось не без погрешностей – рукав рубахи зацепился за торчащий гвоздь, и на нем остался внушительный клок.
Вот тебе и воровская ловкость, похоже, пора уходить на покой да детей рожать, а не по крышам лазать!
Двор спал мертвецким сном. Даже хозяйский пес, видать накормленный с общего стола, сопел рядом с будкой, вывернувшись в странной, неестественной позе. Не таясь, я вошла в дом через переднюю, позволив себе пару секунд полюбоваться у дверей в горницу Дениса бессовестно храпящим стражем. У того выходили такие залихватские раскаты, что душа пела с ним вместе.
В комнате Давидыва догорала единственная свеча, в ее скудном свете по обшарпанным стенам растекались неровные вытянутые тени. Денис сидел в вытертом кресле, закинув голову на низкую спинку и широко открыв рот, пускал сонные пузыри. В руке он чудом зажимал бокал из настоящего горного хрусталя (подозреваю, вывезенный из дворца короля Распрекрасного), а на полу уже подсыхала винная лужица. Оставалось надеяться, что Савков пребывает в том же невменяемом состоянии, но заснул у себя в постели. Мне не придется долго его искать, обшаривая весь дом.
Аккуратненько и даже немного деликатно я принялась стягивать с руки бывшего приятеля тонкое колечко, так похожее на подвязку, но оно отказывалось поддаваться. Пришлось дернуть посильнее и не так нежно. Бесполезно. Потом еще сильнее, так что хрустнул сустав. Никакого эффекта. Я потянула так сильно, казалось, сейчас средний палец с обгрызенным ногтем оторвется и останется у меня. Давидыв недовольно забормотал в усы ругательства, но не проснулся.
Я совсем осмелела и решила уже поплевать, чтобы стянуть подвязку по мокренькому, но тяжелые шаги за спиной заставили сердце пропустить удар.
– Москвина?! – услыхала я возмущенный возглас Савкова и тут же обернулась, выдав себя с потрохами:
– Ты не заснул?!
Николай изумленно открыл рот:
– Я? Уже проснулся.
Возможно. Повторю, возможно, мне бы и удалось выкрутиться из нелепой ситуации, если бы в это время во дворе не раздался пронзительный крик:
– На-та-ша! – орал Ветров. – Ты где-э-э-э?!
Не обнаружив меня во флигеле, он бросился искать в темном ночном саду, уверенный, что сама я не найду там кусты крыжовника и выломанную им доску.
История становилась похожей на дурную немскую комедию, а они, как правило, оканчивались плачевно для главной героини. Главный герой обязательно ее или убивал, или калечил. Перекошенное лицо Савкова выражало как раз горячее желание задать мне хорошую трепку или же просто отвесить смачный подзатыльник. Даже становилось непонятно – чего он, собственно, медлит?
В повисшей тишине шорох за окном показался неестественно громким. Я вздрогнула, но все равно перепугалась резкой магической вспышки, озарившей зеленым светом комнату и лицо Николая.
– Лечь! – приказал он.
В следующее мгновение он навалился на меня, подминая под себя. Вокруг рассеивалось удушающее жасминовое облако.
С потолка посыпалась крошка, пол зашатался, с грохотом слетела с петель дверь.
Николай откатился и вскочил на ноги как раз в тот момент, когда на пороге появилась высокая фигура в белом балахоне. В руке нападающего горело марево боевого заклинания. Я бы могла поклясться – перед нами фанатик-белорубашечник, но слетевший с головы капюшон открыл обезображенное лицо с желтыми змеиными глазами, горящими подобно светильникам. Савков дико и вроде бестолково махнул руками, на меня пахнуло горячей волной. Незнакомца отбросило назад, в сени, откуда раздался его болезненный вопль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
