Когда все собираются в тронном зале, наступает буквально оглушительная тишина – даже странно, учитывая количество народу. Вэйрин стоит чуть впереди трона, рядом с ним – Укжааль с причудливого вида короной в руках.
Сквозь оставленные зубами Ситаса прорехи в тронный зал пробивается солнечный свет. В это время суток нанесённый Элистель урон виден куда как более ясно, чем прошлым вечером. Весёленький же момент выбрал Вэйрин, чтобы взойти на трон!
Не выбирал. Меня одёргивает собственный внутренний голос, и тут же становится жутко стыдно за эту злую мысль. Это как будто не моё, и я по-настоящему пугаюсь. Кажется, в сложившихся обстоятельствах я теряю себя. Мягко говоря, это совсем, совсем нехорошо…
Вэйрин явно прилагает усилия, чтобы стоять ровно – по-моему, его слегка трясёт. Он обводит нервным взглядом толпу перед ним и сглатывает – мне хорошо видно. Находит глазами стоящего справа от меня Диего. Я вижу боковым зрением ободряющую улыбку на лице Диего и вдруг, так неожиданно для себя, улыбаюсь сама.
Мою левую ладонь сжимают пальцы Джейка, и становится почти хорошо. Почти – потому что тревоги никуда не деваются, но словно отходят на задний план. Хотя бы временно.
– Цикл начинается заново! – вдруг вещает Укжааль. На английском. Интересно, чем вызвана эта перемена? – За смертью следует жизнь. Таков закон Ваану. И ныне вся надежда нашего народа возлагается на плечи нового вождя!
Вэйрин склоняется, и Укжааль надевает корону на его голову. Снова распрямившись, Вэйрин обводит толпу взглядом – кажется, существенно более уверенным, чем минуту назад. Ваанти один за другим опускаются на колени. У меня даже мысли не мелькает последовать их примеру, да и у моих друзей, судя по всему, тоже – потому что вскоре мы все тупо стоим посреди коленопреклоненных ваанти.
А Радж заходится аплодисментами, впрочем, быстро затухающими.
Неловкий момент.
И Вэйрин поворачивается к нам.
– Все мы, – медленно говорит он, – умудрились принести друг другу ряд несчастий за наше короткое знакомство, – глаза Вэйрина останавливаются на Диего. – Пожалуй, нам предстоит держать за это ответ. И я полагаю, что мы должны искать путь вперёд вместе. Нам, ваанти, и вам, Катализирующие. Надежды моего народа не лежат лишь на моих плечах – разделите ли вы со мной это нелёгкое бремя в ту пору, когда мы должны искать спасения от Раан’лости?
Наступает молчание, и я не сразу понимаю, в чём дело. Спустя, наверное, безумно долгую минуту я вдруг понимаю, что все взгляды обращены на меня. На меня, твою мать!
«Скажи уже хоть что-нибудь, Андромеда», – раздаётся в голове голос Вэйрина.
«Меня зовут не так», – едва не ляпаю я вслух, и он еле заметно приподнимает уголки губ в лёгкой улыбке.
«Я знаю это».
– Да, – наконец говорю я. Ну почему я, почему-почему-почему это не может быть кто-нибудь другой? – Мы сочтём за честь помочь вам.
Вэйрин выдыхает с облегчением, словно действительно сомневался в моём ответе, а я слышу, как Зара позади меня фыркает. И почти уверена, что Мишель сейчас закатила глаза, а Крэйг, наверное, покрутил пальцем у виска.
Зато Диего смотрит на меня с благодарностью.
– Мы такие разные, – продолжает Вэйрин, – но именно наши различия должны помочь нам объединиться. Ведь, помимо них, у нас также есть и много общего. Главное, чтобы никогда впредь мы не забыли об этом.
Снова нас накрывает тишина, совсем скоро нарушаемая радостным смехом Таари. И как будто прорывает плотину – люди заговаривают друг с другом, выкрикивают какие-то похвалы новому вождю, вскакивают на ноги – и я опять чувствую себя здесь страшно неуместной.
– Да начнётся Валинорим! – провозглашает голос Укжааля над всей этой толпой.
– Валиночто? – тупо переспрашиваю я у Диего.
– Такая традиция, – поясняет он, – не только для меня, для всех нас. – После коронации вождя они устраивают что-то вроде фестиваля… Музыка, еда, игры. Вэйрин мне рассказывал.
Ну точно, пир во время чумы!
– Мы должны пойти, – говорю я совсем не то, что думаю.
И да, на самом деле, мы должны. Потому что, во-первых, уже и так зашли слишком далеко – я только что прилюдно обещала Вэйрину сотрудничество, а что сближает сильнее, чем традиционные игрища после коронации? Твою мать. Ну и во-вторых, это должно быть весело. А мне почему-то кажется, что немного веселья моим друзьям сейчас не повредит.
Никто, в общем-то, не спорит – напротив, мне чудится, что Радж вздыхает с облегчением, и что Шон самодовольно улыбается. Ребята расходятся в сторону лестниц, когда я замечаю, что Куинн несколько отбилась от группы. На её лице застыло меланхоличное выражение, и, кажется, она совершенно не смотрит, куда идёт. Я подхожу к ней и ловлю за руку.
– Эй. Что случилось? Ты не хочешь идти со всеми?
Куинн вздрагивает, как если бы я её испугала.
– О, Мари… Что ты, я хочу. Просто… Мне нужна минутка, немного прийти в себя.
– Прийти в себя? Куинн, ты хорошо себя чувствуешь?
Она мягко высвобождает ладонь из моей руки и обхватывает себя за плечи.
– Да. Да, всё хорошо. Просто я теперь… Знаешь… Это так глупо, – она слегка качает головой, словно смеётся над собственными мыслями. – Я просто пытаюсь понять, кто я теперь такая. – Я вскидываю брови в непонимании, ожидая продолжения. – Вся моя жизнь крутилась вокруг болезни. Каждый миг, каждый сделанный мной выбор… Болезнь присутствовала всегда, я никогда не могла забыть об этом. Я – Куинн, умирающая девочка. Это то, кем я была всегда. Я не хотела, чтобы это произошло, но… боюсь, что моя болезнь во многом определяла мою сущность.
– Куинн, ты всегда была кем-то большим, чем «умирающая девочка», – мягко возражаю я.
– Конечно, я находила пути обхода. Пути быть счастливой. Жить. Но я всегда знала, что моё время ограничено. Что мне не суждено состариться. Что я не выйду замуж и не заведу детей. И я… смирилась с этим, Мари. А сейчас, вот так вот внезапно, раз – и всё! Я исцелена, всё стало хорошо! Это… Это ненормально. То есть, я знаю, что звучит это как раз ненормально. Но я не знаю, как теперь принять ещё и это.
– Куинн, – я качаю головой, подбирая слова, а потом плюю на всё и говорю то, что думаю, – это нормально – грустить в такой момент. Даже, наверное, в какой-то степени это куда более нормально, чем просто быть счастливой. Я понимаю, что сейчас вся твоя жизнь перевернулась с ног на голову. И знаешь, что? Кое-кто вчера действительно умер от твоей болезни. Это была прежняя ты. Тот человек, которым ты была всю жизнь, исчез. Ты будто потеряла часть себя, правда? Поэтому – да. Я думаю, это нормально. Зато теперь у тебя есть ещё один шанс. Возможность стать кем-то другим. И, чтобы перестать грустить, тебе просто нужно время смириться с этим.
– Спасибо, – слабо улыбается Куинн. – Я… Думаю, ты очень хорошо понимаешь меня, Мари.
– Так что? Ты идёшь на фестиваль? – ещё раз уточняю я.
Куинн загадочно усмехается.
– Когда я болела, я старалась жить на полную катушку. И сейчас это не изменилось!
Она тянет меня за руку к лестницам. Ну что ж, посмотрим, как умеют веселиться ваанти.
На пляже – не на том, с которого отправляли в последний путь Симаэдру, чуть дальше, – развернулось по-настоящему масштабное мероприятие. Всюду снующие ваанти, дети, бегающие под ногами, шум, какая-то странная музыка, которую играют музыканты с необычными инструментами. И ни единого следа наших друзей.
– Не могу поверить, что они когда-то были нашими врагами, – замечает Куинн, и тут какая-то женщина из ваанти утаскивает её в круг танцующих. Она заливисто смеётся, но я к ней не присоединяюсь. Пусть веселится.
Первым я нахожу Раджа, расположившегося у огромного стола.
– Мари! – окликает он меня. – Представляешь, тут у них турнир по поеданию… чего-то! Не, ну ты вообще подумай! Я, конечно, участвую!
Я улыбаюсь.
– Не сомневалась ни на минуту, – честно говорю я.
– А вот Лейла участвовала в соревновании по выпивке… И она… В общем, сама увидишь… Проиграла.
