«Кое-что» оказалось темно-серым полукафтаном, рубахой, истертым замшевым камзолом, штанами и сапогами, все – из старых вещей Китцеринга. Длинный нож и пистолет Мерсер добавил из своего арсенала.
– Не нравится мне это, – с сомнением сказала Анкрен.
– Что, не по моде?
– Не люблю я ряжений, да и ни к чему они мне, сам знаешь. Изменю себя без всяких тряпок. И я не хожу с оружием, если мне надо – отбираю у других.
– Это я заметил. Но еще я заметил, что когда ты держишь морок долго, то сильно устаешь. А тебе нужно сохранить силы до Стор-Бирены. И я не хочу, чтобы по пути тебя вычислили ищейки Форсети. А в Стор-Бирене… кто знает, что нас ждет. Возможно, придется драться. И не стоит тратить время на отъем оружия и прочие глупости.
– Мерсер, это в самом деле глупости. Мне не хотелось бы говорить об этом, но я без помощи оружия за один раз извела, наверное, больше народу, чем ты за все годы на войне. Правда, я была тогда в большей ярости, чем теперь. И много моложе.
– А если с годами ты поумнела настолько, что не сумеешь разозлиться? И по мне, удар клинка решает исход дела лучше наваждений.
– Это верно… – Анкрен стала одеваться без особого энтузиазма. Но еще до того, как великодушный хозяин пробудился, чтобы идти на службу, они выехали из ворот.
Застоявшиеся лошади плясали, и на пустынных в этот час улицах цокот копыт по брусчатке отдавался особенно гулко. Туман стлался под ногами, как дым. Вероятно, поэтому, прежде чем всадники добрались до ворот, Анкрен спросила:
– А что ты на свече палил?
– Набросал кое-что, пока просчитывал, куда и как ехать. И решил не оставлять. Может, мы в этот дом больше не вернемся.
– Просто все у тебя…
Просыпающийся город остался позади, и они двинулись рысью по дороге вдоль озера.
И дорога, и берег были оживленны, как обычно в конце лета. Грохотали телеги и подводы, пахло свежей рыбой, яблоками и пивом. Ничто не напоминало ни о бурях, бушевавших когда-то на этих берегах, ни о неурядицах нынешних дней.
После полудня Мерсер велел сделать привал, чтобы дать роздых лошадям. Протесты Анкрен проигнорировал.
– Мы не можем приехать в Стор-Бирену на загнанных клячах.
– А как мы туда проберемся? Ты пока не удосужился объяснить.
– Мы вообще не станем пробираться. Подъедем открыто к главному входу.
– И в каком виде?
– Я – в своем собственном. Тебе придется наводить морок.
– А как же Вендель и его подручные? Если он там, тебя узнают.
– Я и хочу, чтоб Вендель меня узнал. Но вовсе не по той причине, по которой ты болталась в «Розе и единороге».
Когда Мерсер изложил свой план, Анкрен восторга не выказала, но спорить не стала. И они снова тронулись в путь.
Когда перевалило за полдень, окрестность изменилась. На смену садам и огородам пришли заливные луга и березовые рощи. Лодок на озере стало меньше, а баркасы вовсе исчезли. Человеческий гомон стих, и в тишине, нарушаемой криками озерных птиц, пикирующих на воду, чтобы снова взмыть с бьющейся рыбой, вдруг явилось чувство, что, несмотря на все тепло и благодать, осень уже на пороге. Блеклая голубизна небес терялась в пуховиках облаков, и налетающие порывы ветра несли в лицо паутину и желтые листья прибрежных берез.
Вода в озере от ветра шла мелкой рябью и колебала отражение имения Стор-Бирена, высившегося неподалеку от берега. Как выглядел стоявший здесь прежде замок Олленше, определить нынче было невозможно – от него не осталось и следа. И разве от него одного? Гражданская война разрушила немало родовых гнезд старой эрдской знати, и развалины их, подобно тем, что остались от замка Бодвар, казались злой насмешкой над былой славой и мощью. Можно сказать, наследникам Олленше еще повезло – они победили мерзость запустения.
Новое здание из желтоватого привозного камня было выстроено в характерном для Тримейнского округа стиле, где свидетельством силы была не военная мощь, а богатство; и зубчатые башенки, украшавшие оба крыла поместья, имели скорее декоративное, нежели оборонное значение. Окружавшая дом стена из больших ноздреватых плит вдоль всего фасада сменялась чугунной решеткой. Чугунными были и ворота, но не сплошные, как в прежние воинственные времена, а словно сплетенные из металлических кружев. В узоре угадывались очертания птиц и цветов.
Прежде чем путники доехали до ворот, Мерсер оглянулся на Анкрен. Не то чтоб он был поражен – он знал, что та умеет изменяться мгновенно, но ему стало не по себе. Рядом с Мерсером сидел крепко сбитый дядька лет за сорок, с грубым, почти квадратным лицом, покрытым кирпично-красным загаром. Одежда, извлеченная из сундуков Китцеринга, осталась без изменений. Мерсер отметил, что на сей раз Анкрен не кинулась в крайность и никаких особых примет мороку не соорудила. То, что надо.
Было на что посмотреть и Анкрен. Ее спутник изменился так же, как предпочитал поражать противника, без всяких мороков. Подбородок вздернулся, черты стали резкими, хребет словно налился свинцом, и весь он стал более жестким и угловатым. А уж взгляд – не приведи господи. Короче, начальник, в чинах небольших, но командовать привык. И привык, чтоб ему подчинялись.
Стучать в ворота не пришлось. Сквозь решетку ограды их давно заметили из дома, и у ворот поджидал лакей. Ливрея у него была нарядная, а манеры хамские.
– Чего надо? – спросил он, глянув на пришельцев. Здесь явно встречали по одежке.
– Служба императора, – отрубил Мерсер. – Открыть немедленно.
Этого оказалось достаточно. Замок в воротах гремел долго – так у лакея тряслись руки.
– Сейчас, сейчас… – бормотал он, пытаясь попасть ключом в скважину. Наконец ажурные створки распахнулись, и всадники въехали во двор. Дорожка, ведущая к дому, была усыпана щебнем, смачно захрустевшим под копытами. Лакей бежал впереди, и так резво, что, когда Мерсер и Анкрен спешились у крыльца, там их встречала фигура рангом постарше, мажордом, надо полагать, если судить по жезлу, величественному брюху и белым нитяным чулкам, обтягивавшим икры. Галунов на его кафтане было еще больше, чем у лакея.
– Господа?.. – голос его исходил будто из недр живота.
– Лейтенант Виллье и сержант Григан. Приватная служба императора. – Эту фразу Мерсер произнес так, как будто разговаривал со слабоумным. – Императора, не наместника. Доложи об этом хозяевам, и чтоб мне не пришлось повторять!
– Я доложу… Господа, я попрошу вас немного подождать. О ваших лошадях позаботятся.
Конюхи выросли словно из-под земли и приняли поводья Бальзана и Лешего. Анкрен проследила, куда их повели.
Тем временем Мерсер взглянул на дом. Он был в два этажа, если не считать угловых башен, крытых не черепицей, а свинцом, с лепными карнизами. Над фасадом располагался барельеф – щит со старательно изображенными латными перчатками и поножами. Вряд ли он имел какое-то отношение к покойному господину Тевлису, наверняка это был герб Олленше. Большие прямоугольные окна, сколько мог видеть Мерсер, были плотно занавешены, и нельзя было определить, кто в доме наблюдает за прибывшими.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
