На утренний прием Мерсер нарочно явился попозже и обнаружил, что, кроме давешнего свантерского откупщика, других гостей у Марии Омаль нет.
– Слышали? – откупщик, кажется его фамилия была Эриксдорф, обращался к Мерсеру как к давнему знакомому. – Генерал-губернатор приказал провести следствие.
– Вы про ангелистов? – Мерсер принял у горничной чашку кофе.
– Ангелисты – это вчерашний день. Говорят, что существует тайный заговор, угрожающий власти наместника. И некий капитан Форсети, до сих пор устраивавший засады и облавы в кабаках и борделях – прошу прощения, мадам, – получил доступ в самые уважаемые дома.
– Да, контролер и олдермен Ховен были изрядно обеспокоены. И многие сейчас боятся если не за жизнь, то за доходы, – мягко сказала Мария Омаль. – Однако уверена: этот Форсети выдумал заговор, чтобы укрепить свое положение при наместнике, а оно после нападения на стражу изрядно пошатнулось.
– Вы говорите, будто нисколько его не боитесь. А он, я слышал, человек опасный.
– Что ж, пусть приходит. Я научу его, что такое хорошие манеры… – Обращаясь к Мерсеру, она сменила тему: – Приор Ларком тоже нас покинул. Уехал из Эрденона. Белинда огорчена. Она осталась без покровителя…
– При таких прелестях она без труда сыщет нового, – вмешался Эриксдорф.
Вновь подошла горничная и что-то шепнула на ухо хозяйке. Улыбка на губах Марии Омаль истаяла. Она коротко приказала служанке:
– Проводи в комнату рядом с гардеробной.
Затем обернулась к гостям:
– Господа, у меня крайне неприятный визитер… дама. Чем быстрее я с ней переговорю, тем скорее отделаюсь. Она просит принять ее тет-а-тет… однако я ненавижу сцены и скандалы… поэтому попрошу вас, господин Мерсер, побыть в соседней комнате. Если будет нужно, я вас позову.
– Чья-нибудь ревнивая супруга? – осведомился Эриксдорф.
– О нет. Клянусь, я предпочла бы встречу с десятком ревнивых жен, чем с этой особой.
Мерсер, нисколько не удивляясь, проследовал за хозяйкой. Конечно, у госпожи Омаль есть слуги, которые могли бы выдворить зарвавшуюся гостью. Но, возможно, этот маневр имеет отношение к деликатному делу, которое она хочет ему поручить.
Они оказались в длинной комнате без окон. Здесь Мария Омаль, приложив палец к губам, жестом велела Мерсеру остаться и вышла, неплотно притворив за собой дверь.
Какое-то время Мерсер скучал, прислушиваясь к слабо доносящимся из-за стены женским голосам. Его глаза привыкли к полумраку, но разглядывать платья, развешанные вдоль стен на распялках, было неинтересно. Сильно пахло лавандой, в углу тускло мерцало зеркало, высокое, почти в рост. В Эрденоне такие не делали; оно стоило огромных денег, если не сказать больше.
Прозвучавшее за стеной имя Форсети заставило Мерсера встрепенуться. Собеседница Марии Омаль, вначале говорившая тихо, теперь возвысила голос. От этого или просто от сквозняка дверь приоткрылась, и Мерсер увидел в зеркале отражение обеих дам.
Посетительница являла собой прямой контраст элегантной и цветущей Марии Омаль. Она была в черном, но дорогие ткани, из которых был пошит ее наряд, вряд ли свидетельствовали о приверженности гостьи учению Лютера или какой-нибудь секте. Широкая роба, собранная спереди складками, скрывала фигуру, волосы дама закрыла чепцом, отделанным черными кружевами, а сверху было наброшено плотное покрывало, в данный момент откинутое с лица. Лицо же было чрезвычайно бледным, все в дряблых мешочках морщин. Такое бывает с женщинами, обладавшими в юности очень нежной кожей. Когда-то она была хороша собой, но если Мария Омаль сумела восторжествовать над возрастом, к этой годы были безжалостны. Она, однако, не сдавалась. Держалась прямо, точно аршин проглотила, выщипанные брови были тщательно прорисованы, губы подкрашены. В пальцах, украшенных перстнями, она сжимала батистовый платок.
– …этот мерзавец не только запретил мне являться к его светлости, но и попытался устроить мне допрос. – Ее выговор был так же чист, как у госпожи Омаль, но более резок. – Разумеется, я указала ему на дверь. Я сумею защитить честь покойного супруга. При нем в Эрде ни один мерзкий протестант не потревожил бы порядочную женщину. А он посмел заявить, что советует мне незамедлительно отбыть в имение. Потому как опасается за мою жизнь из-за посягательств сторонников этой новой секты. Спрашивается, какое касательство имею я к этому извращенцу, которого они нынче объявили святым?
Ответной реплики Мерсер не услышал – Мария Омаль говорила очень тихо.
– Итак, я вынуждена уехать. Но я прошу, я умоляю вас: употребите свое влияние, чтобы мне было дозволено встретиться с его светлостью. Ни я, ни мой сын никогда не забудем этой услуги. Вы знаете, что наше состояние позволяет достойно оплатить ваши хлопоты. У меня с собой до полусотни крон золотом, и я готова незамедлительно вручить вам…
– Не стоит, мадам, – ровно произнесла Мария. – Я извещу вас, если обстоятельства будут благоприятны, но большего обещать не могу. Вы же знаете, у меня нет возможности непосредственно влиять на господина де Бранзарда, а офицеры свиты бывают так ненадежны.
– И все же, вы не забудете моей просьбы?
– Уверяю, о вас я никогда не забуду.
С тем посетительница покинула дом, а Мария Омаль вернулась. Пока они с Мерсером шли обратно, куртизанка молчала и уже в гостиной произнесла:
– Были времена, когда эта дама спустила бы на меня собак, стоило мне показаться вблизи ее жилища, а теперь я же еще должна за нее хлопотать!
Это было нечто большее, чем рассуждение на тему «Так проходит мирская слава» либо проявление сословной неприязни куртизанки к знатной даме. В ее словах прозвучала несомненная злость – и это при безукоризненной сдержанности госпожи Омаль! Визит дамы явно разбередил нечто личное.
Эриксдорф тоже это почувствовал.
– Но кто это, госпожа Мария?
– Вдова Тевлис, – коротко бросила хозяйка и, поскольку это имя ничего гостям не прояснило, добавила: – Агнесса Тевлис, урожденная Олленше.
Искра понимания зажглась в глазах Эриксдорфа.
– Как, та самая?
Мария Омаль кивнула.
– Я не знал, что она еще жива.
– Еще как жива! Просто про нее давно не было слышно, поскольку она редко появляется в городе. Ее, знаете, не слишком принимают. Поэтому она обычно живет в имении, оставленном Тевлисом… Там прежде был их замок, за озером Бирена.
– Агнесса Олленше, – пробормотал Мерсер. – Бык и козел…
– Вот именно. – Мария Омаль встала с кресла. – Простите, господа, но после беседы с этой особой у меня разболелась голова. Надеюсь, наша следующая встреча будет более приятной…
Она вежливо выставляла гостей и на сей раз не сделала попытки задержать Мерсера. Он был рад этому, так как спешил увидеться с Анкрен. Было бы очень нехорошо не застать ее у Китцеринга. Но, по счастью, она строго выполняла его наказ не высовываться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
