– Прекрасно, – отозвался Хубилай.
На душе полегчало: решение он принял. Да, именно так – он ринется на пушки вместе с туменами, высоко подбросив кости своей судьбы.
Урянхатай передал новые приказы командирам минганов, те – командирам джагунов, и так далее вплоть до тех, кто командовал лишь десятью воинами. Солнце еще не поднялось, а каждый уже понял, что от него хочет Хубилай. Никаких речей – даже выступи он, его услышали бы лишь немногие. Царевич наблюдал за своими воинами, но те приказам не удивлялись и спокойно готовились к битве – в последний раз проверяли коней и оружие. Хубилай вознес беззвучную молитву духу покойного брата. Сегодня погибнут те, кто остался бы в живых, прими он иное решение.
Царевич замер в седле: завеса горя вдруг упала, и он снова увидел солнце. Казалось, он слышит голос Мункэ: брат не то злился, не то смеялся над ним. Неужели это Мункэ стоит у него за спиной? Хубилай пришпорил коня и поскакал к Урянхатаю и Баяру, которые обсуждали с воинами план битвы. Он даже не спешился.
– Орлок Урянхатай, у меня новый приказ. Мы двинемся прочь от этой армии к Ханчжоу. Если сунцы бросят пушки и устремятся в погоню, мы вернемся и разорвем их на части. Если погонятся за нами с пушками, устроим атаку, пока орудия еще на волах.
– Слава богу! – выпалил Урянхатай.
Вокруг все заулыбались, и Хубилай почувствовал, под каким они были напряжением. И ведь ни один приказу не воспротивился. Сердце царевича наполнилось гордостью.
– Мы тумены Мункэ-хана, – напомнил он. – Мы приходим, наносим удар и уходим. По коням! Оторвемся от сунских идиотов!
Воины засмеялись. Новый приказ передавали из уст в уста, слова Хубилая повторяли сотни раз. Сунцы стояли менее чем в миле от них и изумленно смотрели, как тумены уносятся прочь, оставляя пыль, навоз и общипанную траву.
*
Темник Салсанан не предполагал, что берется за трудное задание, когда отправился на юг, отделившись от ханских туменов. Где Хубилай, он точно не знал, но рассчитывал разыскать его по шлейфу сожженных городов и деревень. Однако следов прошедшей армии на сунской земле почти не осталось. Да, скота было мало, да, крестьяне разбегались при виде солдат, ищущих съестное, только разве это след опустошения и разорения, который рассчитывал увидеть Салсанан?
Его воины, восемьдесят тысяч человек, даже припасов обычных не захватили. На каждого было по два запасных коня, и ежедневно несколько лошадей ломали ноги. Хромых и слабых тотчас забивали, обеспечивая двести человек мясом на ужин. Оставались только кости, хотя даже их часто разбивали ради питательного мозга.
После месяца поисков Салсанан начал просыпаться с мыслью: «Эх, ну почему погиб Мункэ-хан?!» Вокруг столько городишек – грабь, не хочу. Лишь чувство долга останавливало Салсанана. Воины у него дисциплинированные. Но куда подевался Хубилай? Даже в бескрайних сунских землях стотысячное войско затеряться не может. Салсанан допрашивал правителей каждого города и деревни. Те трепетали перед ним, но лишь префект Шаояна дал серьезную зацепку. Темник напоминал себе: тот, кого ему велено привезти в Каракорум, может стать следующим ханом. С царевичем-заучкой нужно быть поаккуратнее.
По пути на восток Салсанан выслал вперед дозорных, и те, вернувшись, рассказывали странные вещи. У дороги лежали перевернутые пушки; волов, которые тянули их, перебили. Туши разделали, срезав почти все мясо. В большинстве случаев мухи роились над головой, копытами и залитой кровью землей. Рядом с волами валялись убитые невооруженные крестьяне, даже после смерти сжимавшие кнуты и поводья. Салсанан улыбнулся, узнав типично монгольский «почерк».
Буквально через несколько миль он увидел первые остатки разбитой армии – трупы в дорожной пыли. Салсанан медленно проехал мимо, потом пришпорил коня – вот оно, поле боя, мертвецы всюду, свалены в кучи, как дохлые жуки.
Сунцев, бродивших среди убитых, Салсанан увидел издалека. Те узрели его всадников и замерли от страха. В любой битве кто-то да уцелеет. В хаосе боя они теряют сознание – кто от удара, кто от раны; через несколько дней кто-то поднимается и бредет домой. Армия уходит, война продолжается без них. Салсанан скакал по полю боя, а раненые сунцы поднимали руки вверх. На окружавших их монголов они смотрели с безысходностью.
Салсанан восторженно кивал, разбирая следы отгремевшей битвы. Она получилась тяжелой. Погибло много монголов, трупы и сломанные копья которых рассказывали об атаках. Сунцы несколько раз отгоняли тумены Хубилая и почти обошли их с флангов. Сунский командир разгадал план царевича и не запаниковал.
Темник поднял сломанную стрелу и почесал острием затылок. Раненых сунцев он допросит, но сперва обойдет поле боя, познакомится с «почерком» человека, который может однажды стать ханом.
Чуть в стороне от центра поля Салсанан разыскал место, где трава превратилась в грязную кашу. Тумен сначала бросили сюда, затем отвели обратно. Темник представил направление атаки. Он бродил по полю и хмурился, меняя мнение о младшем брате Мункэ-хана. Мощность атаки указывала на прекрасную организованность. Сунцев подавили; сломанные окровавленные пики показывали, где они оказали сопротивление. Многолетний опыт велел искать следы второй атаки, которую сам он снарядил бы в удобный момент… Вон они! Салсанан подвел коня к скоплению трупов, ступая осторожно, чтобы не поскользнуться на мертвецах.
Вот здесь решился исход битвы. Землю усеяли арбалетные болты и искореженные ядра, порохом пахло до сих пор. Воины Хубилая скакали под сильным огнем по дуге, потом обратно. Салсанан словно почувствовал их решимость и удовлетворенно кивнул. Командир туменов сомнений не ведал.
Помощник подал темнику знак, призывая на другой участок.
– В чем дело? – спросил тот, подъехав.
Помощник показал на трупы, лежащие вокруг них. Мерзко пахло выпотрошенными кишками, мухи жужжали у самого лица. Салсанан отмахнулся от наглых насекомых и нагнулся над трупами.
– Они такие старые, – проговорил дозорный.
Салсанан огляделся, убеждаясь, что это действительно так. Погибшие казались сморщенными стариками, к тому же еще и истощенными.
– Зачем сунцам брать в бой таких стариков? – пробормотал темник.
Случайно наступив на желтое знамя, он наклонился и поднял обрывок. Ему попалась часть нарисованного знака, но Салсанан не разобрал, что это, и бросил мятую ткань.
– Кем бы ни были эти старики, против нас они воевали зря.
Взгляд Салсанана упал на труп старика с короткими седыми волосами. Остальные лежали вокруг него, словно погибли, пытаясь его спасти. Рядом, чуть ли не на трупе седого, лежал труп единственного юноши, все остальные были стариками. Кого ранили мечом, кого стрелой. Остались лишь раны: сами стрелы из трупов вырвали.
Салсанан пожал плечами, не желая думать об этой маленькой тайне.
– Войско царевича уже наверняка рядом. Пусть воины прибавят шагу, а дозорные особо не таятся. Не хочу, чтобы нас атаковали свои.
Хубилая Салсанан нагнал на окраине города Чанся. Как волки на чужой территории, обе стороны поначалу осторожничали. Дозорные пересеклись и разбежались с докладами для своих командиров. Армии остановились подальше друг от друга, чтобы никто не чувствовал угрозы. Хубилай, как услышал доклад, оборвал переговоры с префектом Чанся буквально на полуслове, захватил Баяра с Урянхатаем и выехал на встречу.
Состоялась она летним полднем, когда дул теплый ветерок, а голубизну неба нарушали редкие перистые облака. На двух командиров лицом к лицу стояли шестнадцать туменов. Со стороны Хубилая – ветераны, закаленные в боях, бесстрашные, облепленные кровью и грязью. С другой стороны – свежие, полные сил воины в блестящих доспехах. Тумены изумленно взирали друг на друга и обменивались насмешками.
Хубилай зарделся от радости, увидев столько монгольских войск. Салсанан спешился и отвесил поклон, и уж потом с коня сошел Хубилай.
– Вы даже не представляете, как мы вам рады! – проговорил царевич.
– Господин, выпало мне сообщить тебе печальнейшую из вестей… – начал Салсанан.
Улыбка Хубилая померкла.
– Мне уже известно, что мой брат погиб. Гонцы сообщили, сразу два.
Генерал нахмурился.
– Господин, тогда я не понимаю. Коли гонцы разыскали тебя, почему ты не отправился домой? Весь народ собирается. Похороны хана…
– Мой брат Мункэ дал мне поручение. Я намерен его выполнить.
Салсанан ответил не сразу. Что такое субординация, он знал давно и хорошо. Со смертью хана земля словно уходит из-под ног, исчезает привычная определенность. Он заговорил снова, заикаясь под взглядом желтых глаз царевича:
– Господин, мне велено сопроводить тебя в Каракорум. Такой приказ я получил. Ты говоришь, что не желаешь возвращаться?
