– Я слишком стар для новой кампании. Что ты предлагаешь?
– Назначь Салсанана орлоком цзиньских земель. Уполномочь его защищать территорию и использовать войско от твоего имени. Территорий у тебя в десять раз больше, чем у сунского императора. Ему будет нелегко, даже если хватит глупости вторгнуться на цзиньскую землю.
Хубилай кивнул, быстро принимая решение.
– Отлично. Оставлю здесь тумен патрулировать границу и делать вид, что мы готовимся к новой битве.
– Или сообщить нам, если начнется наступление, – проговорил Урянхатай, как всегда мрачный и угрюмый.
Хубилай вздохнул и поскакал прочь от границы. Сунская кампания закончилась, и он молил небесного отца, чтобы еще хоть раз в жизни увидеть юг.
Хан знал: пересекая границу, он попадает на территорию, сообщающуюся с Каракорумом. Перемещение туменов не скрыть от ямщиков – один из них тотчас отправится в путь, точнее, на первый этап пути, который ведет к Арик-бокэ. Выход существовал только один; Хубилай обсудил его и с Баяром, и с Урянхатаем. Возражал только Салсанан, но хан к нему не прислушался. Темник еще слишком мало воевал с сунцами и уважения пока не заслужил. Хубилаю очень понравился вариант оставить Салсанана орлоком цзиньских земель.
Первый ям они увидели на перепутье милях в десяти от границы. Его разграбили, коней забрали, а ямщики стали воинами Баяра. Хубилай проехал мимо с дурным предчувствием. Ведь это только начало, Баяру поручено уничтожить все ямы на цзиньской территории. Этим поручением Хубилай объявил войну младшему брату. Сделанного не воротишь. Хан ступил на путь, который приведет его либо к смерти, либо в Каракорум. Поначалу он ехал стиснув зубы, но постепенно ему полегчало. На севере лежал Шанду, где он оставит сопровождающих лагерь, в том числе и Чаби с новорожденной дочерью. Чинким поедет с ним, он уже достаточно взрослый. Хубилай кивнул себе. В Шанду его воины получат свежих коней и провизию на месяц. Дальше они поедут почти как разбойники, быстрее воинов Чингисхана. Здорово вершить свою судьбу. Выбор сделан. Сомнения в прошлом.
*
Арик-бокэ подвел тетиву лука к щеке – оперение стрелы скользнуло по лицу – и выстрелил. Стрела взмыла в воздух и поразила цель – вонзилась рыжеватому оленю в шею; тот упал, дико лягая воздух копытами. Ловчие с восторженными воплями пришпорили коней, поскакали к животному и перерезали ему горло. Один из них поднял оленя за рога и показал Арик-бокэ. Самец попался красивый, с длинной шеей, но хан скакал дальше. Облава, которую устроил Алгу, была в самом разгаре. Кольцо диаметром в десятки миль постепенно сжималось вокруг попавших в него зверей. Охота началась затемно – полуденный зной в местности вокруг Самарканда и Бухары располагал к отдыху. Солнце стояло высоко, Арик-бокэ обливался потом. Неподалеку хрюкали кабаны, зайцы разбегались из-под конских копыт, но хан забыл о них, услышав хриплый рык леопарда. Он развернулся в седле и сдавленно выругался: Айгирн, дочь Алгу, уже приготовилась к атаке и подняла копье. Айгирн означает «прекрасная луна», но Арик-бокэ она больше напоминала крепкого хайнага
[27]
с клочковатой шерстью и необузданным нравом. Не женщина, а непонятно что – плечи широкие, спина крепкая, а грудь едва заметна.
В толчее животных мелькнул гибкий темно-желтый силуэт, и Арик-бокэ крикнул девице, чтобы убиралась с дороги. Так быстро способен двигаться лишь персидский леопард – у хана аж сердце екнуло. Он рванул вперед и едва не столкнулся с Айгирн; ее конь танцевал перед ним, не давая прицелиться. Вопли охотников смешались со звериным воем, и девушка либо не услышала Арик-бокэ, либо не отреагировала. Он крикнул снова, но Айгирн уже ударила копьем золотисто-черного зверя, который чуть не проскочил меж копытами ее коня. Леопард оскалился, завыл и словно обвил березовое копье, которое вонзилось ему в грудь. Радостный вопль Айгирн показался Арик-бокэ таким же безобразным, как она сама. Он снова выругался, а девица соскочила с коня и вытащила короткий меч, очень напоминавший мясницкий нож. Леопард опасен даже с копьем в груди, и Арик-бокэ снова крикнул Айгирн, чтобы посторонилась. В очередной раз она не то не услышала его, не то не захотела услышать, и хан опустил лук, осыпая девицу проклятьями. Так и подмывало наказать ее за строптивость – швырнуть в нее копье, но Арик-бокэ сдержался. С отвращением он посмотрел, как девица перерезает леопарду горло, и развернул коня в другую сторону.
Солнце нещадно палило, облава почти закончилась, среди загнанных зверей никого ценного не осталось. Метким броском Арик-бокэ попал в бородавочника. Копье пробило ему легкие, и теперь при каждом входе бородавочник поливал землю кровавым дождем. Хан уложил еще двух оленей, но особей с ветвистыми рогами не попалось. Настроение испортилось, а тут еще к охотникам выбежали дети. Они закалывали пиками зайцев, добивали раненых зверей. Детский смех разозлил Арик-бокэ пуще прежнего, он отдал лук слугам и повел коня прочь от кровавого кольца.
Лучших зверей Алгу не тронул. Его слуги уже разделывали оленей для вечернего пира, но самцов с красивыми рогами среди них снова не оказалось. Леопарда убила только Айгирн. От помощи слуг девица отказалась, устроилась на куче седел и теперь собственноручно разделывала свою добычу.
– Леопард был моим, – сказал Арик-бокэ; он шел мимо и остановился. – Я несколько раз тебе кричал.
– Что, господин мой? – спросила Айгирн. Руки она испачкала кровью до самых локтей. Арик-бокэ в очередной раз изумился ее размерам. Сложением девица напоминала ему покойного брата Мункэ. – Я не слышала вас, ваше ханское величество, – продолжала она. – Шкура леопарда досталась мне впервые.
– Знаешь…
Арик-бокэ осекся. По окровавленной траве к ним спешил отец девицы. Лицо его выражало тревогу.
– Вам понравилась охота, господин мой? – спросил он, явно опасаясь, что дочь обидела высокого гостя.
Хан фыркнул.
– Понравилась, господин мой Алгу. Я просто говорил твоей дочери, что она не дала мне убить леопарда. Я как раз прицеливался.
Алгу побледнел, но от страха или от гнева, Арик-бокэ определить не мог.
– Возьмите шкуру, господин. Моя дочь на охоте становится слепой и глухой. Уверен, оскорбить вас она не хотела.
Арик-бокэ поднял голову, сообразив, что Алгу впрямь боится наказания. Уже не впервые от новой власти закружилась голова. Айгирн в смятении посмотрела на отца, открыла рот, чтобы возмутиться, но свирепый взгляд Алгу заставил ее потупиться.
– Ты очень добр, господин мой Алгу. Шкура прекрасна. Пусть ее принесут мне, когда твоя дочь освежует леопарда.
– Конечно, ваше ханское величество, я лично за этим прослежу.
Довольный Арик-бокэ пошел дальше. В свое время он тоже был одним из многих царевичей, властителем маленького ханства. Пожалуй, из общей массы он выделялся – как-никак брат хана, – но о беспрекословном подчинении речи не шло. Беспрекословное подчинение – это так здорово! Арик-бокэ обернулся и наткнулся на гневный взгляд дочери Алгу. Айгирн поняла, что ее взгляд перехвачен, и немедленно потупилась, а хан спрятал улыбку. Леопардову шкуру он велит выдубить и преподнесет девушке в качестве прощального подарка, который стократно окупится. Арик-бокэ нуждался в поддержке Алгу. Властитель Чагатайского улуса явно обожал свою буйволицу-дочь, а хан рассчитывал на продовольственную помощь с его стороны.
Арик-бокэ потер руками, стряхивая с ладоней высохшую кровь. День сложился удачно. Наконец закончилась многомесячная поездка по мелким ханствам. Везде его чествовали, вещевой обоз ломился от золотых и серебряных даров. Даже Хулагу на время оставил покорение новых земель, хотя пока он хоронил Мункэ, генерала Китбуку убили мусульмане. В собственном ханстве Хулагу справлялся не без труда, но ради младшего брата он устроил парад и в знак своей любви подарил ему нефритовую кольчугу.
В сопровождении придворных Алгу Арик-бокэ добрался до самаркандского дворца и прошел в тени широких ворот. Всюду стояли телеги, заваленные подстреленными накануне зверями. Из дворцовых кухонь навстречу им вышли женщины. Они шутили, смеялись, правя свои ножи.
Арик-бокэ кивал и улыбался в ответ, хотя мысли его витали далеко. Хубилай до сих пор ему не ответил. Отсутствие старшего брата действовало как репей под платьем – кололо при каждом движении. Почтение со стороны такого, как Алгу, – прекрасно, но, увы, недостаточно. Арик-бокэ знал, что затянувшееся отсутствие Хубилая широко обсуждают в малых ханствах. При старшем брате целая армия, и ни один из его воинов клятву Арик-бокэ не приносил. А раз так, полной уверенности в своем положении нет. Ямщики тоже молчат. Хан хотел отправить брату новое письмо с приказами, но покачал головой, решив, что эта затея отдает слабостью. Умолять Хубилая вернуться? Нет, ханы не умоляют. Они приказывают, и их приказы выполняются. А вдруг Хубилай заблудился где-то в цзиньских развалинах и начисто забыл о нуждах ханства? Арик-бокэ не удивился бы.
