это не улика, а недоразумение, – высокомерно проговорил адвокат. – Я ожидал хотя бы отпечатков пальцев моего клиента в салоне авто. А тут сомнительная фотография с дорожной камеры. На пассажирском непонятно кто. Даже пол не определить.
– Автомобиль, увы, пока не найден. Но как только обнаружится, мы снимем отпечатки.
– Давайте к звонкам покойной перейдем, – вновь подключился к разговору Борисовский. – Вы, господин Мурадян, уверяете следствие в том, что не прослушивали их?
– Еще раз предлагаю вам подключить меня к полиграфу. Пусть беспристрастная техника будет на моей стороне. – Артур глянул на адвоката по гражданским правам. Это зона его ответственности. – Организуете? – Тот кивнул. – Телефон, на котором Дарья оставляла сообщения, не мой личный. Он директорский. Я редко им пользуюсь, потому что в кабинете практически не сижу, а он там валяется.
– Сейчас аппарат тут, – заметил второй адвокат. – А ваша помощница Агата сидит в коридоре, ожидая аудиенции. Она ответит на все вопросы следствия, касающиеся звонков госпожи Хромовой.
– Давайте послушаем одно голосовое сообщение, – предложил Николай. Затем включил диктофон, на который его записал.
– Артур, прекрати меня игнорировать! – послышался женский голос. Нервный, чуть визгливый, но узнаваемый. Обычно Дашка разговаривала томно, с придыханием, растягивая гласные, но когда переставала себя контролировать, переходила на фальцет, а в раздражении – в ультразвук. – Нам нужно встретиться! Я больше не могу хранить нашу с тобой тайну. Не выдержу, проговорюсь, и ты первый пожалеешь…
Борисовский бросил на Артура испытующий взгляд и спросил:
– О какой тайне речь?
– Без понятия. Обо всем, что между нами когда-то происходило, знает полгорода. Не так ли, товарищ старший оперуполномоченный?
– А меня не просветите? – обратился к нему Пинжиев. – В Сочи без году неделя.
– Бросьте, вы все знаете. Об этом вам наверняка рассказали в первую очередь, когда речь зашла обо мне как о подозреваемом. – Следователь упорно молчал. Ждал ответа. – Наш короткий роман закончился скандалом. Его устроила Даша в моем клубе. Она разгромила барную стойку, сломала стул, выбила окно…
– Странно, что вы не написали после этого заявление на дебоширку.
– Мы все уладили мирно.
– Она поклялась хранить какую-то вашу тайну, а вы простить ей убытки?
– Нет, их покрыл отец Даши. После чего отправил ее к родственникам в Кабардинку. Больше я ее не видел.
Пинжиев склонился над рабочим планшетом. Смотрел на него, смотрел, пока экран не погас, и выдал:
– С вашим алиби проблемы, господин Мурадян.
– Какие?
– Нет его. Вы сказали, были в клубе, но нет, оттуда вы ушли сразу после ужина.
– Да, в начале восьмого. Вы спрашивали про вечер седьмого апреля…
– Вечер – это отрезок времени с 18.00 до 24.00.
– После работы я поехал на набережную, посидел в кафе, выпил пива.
– В клубе не пилось?
– Захотелось сделать это на свежем воздухе.
– В компании?
– Нет, в одиночестве. Старею, начинаю уставать от людей. Хочется иногда остаться наедине со своими мыслями.
– Как называлось заведение?
– Не помню. Выбрал наугад. Посидел где-то час-полтора. Выпил две кружки, посмотрел на море, умиротворился и поехал домой.
– На машине?
– Нет, я же выпил. На моноколесе. А тачку бросил на парковке у магазина.
– Значит, домой вернулись в десять?
– Ближе к одиннадцати.
– Вас видел кто-то?
– У подъезда никого не было. В лифте поднимался один. Я сейчас живу на окраине, где меньше суеты.
– Точно стареете.
– Результат экспертизы показал, что госпожу Хромову убили позже, – проговорил адвокат, сверившись с бумагами, – он все материалы распечатывал. – Где-то в полночь. Плюс-минус полчаса.
– Погрешность может быть выше. Труп уже «не свежий». Поэтому вашему клиенту нужно алиби на вечер и ночь с седьмого на восьмое апреля. Доказательства того, что он оставил машину, приехал домой на моноколесе (я не знаю, что это!) и остался в квартире до утра.
– Мы работаем над этим. Теперь что касается пирсинга. Вот фотография, сделанная 6 апреля. – Он выложил на стол распечатку. – На ней мой клиент в сережке в форме гантели. Именно она сейчас воткнута в его бровь.
– А можно взглянуть на ту, что с места преступления? – спросил Артур.
Пинжиев достал из ящика своего стола целлофановый пакетик с биркой. В нем маленький кинжал.
– Можно достать?
– Да, экспертиза уже проведена.
Артур вытряхнул сережку на ладонь. В длину – сантиметра полтора. Состоит из двух деталей: самого кинжала и ножен. Артур умилился, когда увидел эту серьгу на золотом базаре Шаржи. Искал сувениры друзьям и наткнулся взглядом на эту милую побрякушку. Выглядела она как настоящее боевое оружие Мальчика-с-пальчик. Острие втыкалось в прокол и входило в ножны. Так серьга застегивалась. Держалась крепко, выглядела красиво и необычно. Стоила недорого, поскольку была серебряной и лишь на рукоятке – позолоченной. Артур взял три, для себя и двух лучших друзей.
Он взялся за рукоятку кончиками пальцев и вынул кинжал из ножен.
– На них оставалась кровь? – Пинжиев кивнул. – Перед армией я первый раз снял эту сережку. После пришлось делать новую дырку – старая заросла. Я дважды терял ее, но находил. И вот он, третий раз. Опять нашлась, только не в самом удачном месте.
– И как она в это место попала?
– Ума не приложу. Давно ношу эту гантель. – Он ткнул пальцем в проколотую бровь. – А где твой кинжал, Коля?
Тот сделал вид, что не услышал.
– Ты рассказал товарищу следователю о нашей былой дружбе? О нашем братстве? Клятве не на мечах, но на кинжалах быть всегда вместе и помогать друг другу? А ты меня топишь…
– Мы давно не друзья.
– Да. А почему? Из-за чего поругались? Просветишь товарища следователя?
Николя умоляюще посмотрел на Артура. И тот сжалился над ним.
