Андреа поняла, что все эти переживания отражаются на ее лице, когда краешком глаза заметила, что Дэвид с сочувствием смотрит на нее.
— Нервничаешь? — спросил он.
— Нет.
Встретив взгляд Дэвида, Андреа робко согласилась:
— Да.
— Я понимаю тебя. Со мной происходило бы то же самое.
— Так было, когда ты вернулся сюда?
— Ты имеешь в виду прошлую осень?
— Да.
Дэвид глубоко вздохнул и медленно выдохнул.
— Тогда голова моя была занята другим.
— Твоим отцом?
— Да. А еще я очень хотел снова увидеть твою маму.
Андреа закинула волосы за спину и поправила челку.
— Я сейчас подумала, что твой отец мог бы быть моим дедушкой.
Дэвид улыбнулся.
— Ты права.
— В некотором роде он стал причиной того, что мы оказались вместе.
— Он не стал бы возражать, — сказал Дэвид, думая о том, как его отец не раз говорил, что ему очень хочется иметь внуков.
Андреа устроилась поудобнее на сиденье и закинула ногу на ногу.
— Расскажи мне о нем.
Голос Дэвида стал мягким и задумчивым.
— Он был уравновешенным мужчиной, много читал и страстно любил рыбачить. Когда я учился в высшей школе, и отец, наконец, понял, что мое стремление стать писателем не просто детские мечты, он посоветовал мне не слушать никого, кто говорит, что надо на всякий случай иметь вторую профессию. Отец пояснил, если у меня будут другие возможности для разрешения различных затруднений, я никогда не смогу преодолеть тех сложностей, которые возникают у любого начинающего писателя.
— Он был прав?
Дэвид усмехнулся.
— Это один из тех случаев, когда нельзя быть полностью уверенным. Я встречал людей, которые писали в течение первой половины жизни, не были признаны, но все же продолжали писать с удивительным вдохновением. Я, правда, не принадлежу к этому сорту людей. Мне нужна отдача. Лучше действовать по принципу «даю — беру». Это происходит, когда публикуют твои книги. Это называется успех.
Дэвид улыбнулся.
— Появляющиеся при этом деньги тоже не маловажный фактор.
С Андреа никогда никто не разговаривал так, как Дэвид. Он всегда говорил, как добрый, мудрый друг, никогда не осуждал ее поступки и не читал нотаций, не критиковал, если она делала что-то не так.
— А какая была бабушка?
— Воспоминания о ней не так ясны и отчетливы.
Дэвид остановился на секунду.
— Нет, пожалуй, это не так. Я помню ее так же прекрасно, как и отца. Но все воспоминания о ней затуманены последними годами ее жизни, четыре года она медленно и тяжело умирала.
Дэвид заколебался, борясь с тягостными мыслями о прошлом.
— Временами я вспоминаю ее смеющуюся, скачущую на лошади вместе со мной и отцом. Но это как отдельный, ни с чем не связанный эпизод. Такие воспоминания можно сравнить с радужными бликами, возникающими перед глазами, если их закрыть в яркий солнечный день. Кажется, к ним можно прикоснуться, но открываешь глаза, и они исчезают.
Андреа откинулась на спинку сиденья.
— Мне нравится слушать тебя.
Дэвид грустно улыбнулся.
— Тебе нравится, что я отвлекаю от мыслей о том, что ждет тебя в конце поездки.
Он повернул налево. Им оставалось ехать меньше четверти мили.
— Нет, любезный господин, — сказала Андреа, взмахнув рукой. — Ты обижаешь самого себя.
Дэвид засмеялся.
— Пребывание в Англии немного изменило тебя.
Эти слова застали девочку врасплох. Она на несколько секунд задумалась, прежде чем ответить.
— Гораздо больше, чем ты думаешь.
— Я рад. Знакомя тебя с Лондоном, я сам увидел его будто в первый раз. Ты помогла мне глубже проникнуть в жизнь этого города.
— Как ты думаешь, вы можете когда-нибудь переехать в Штаты? — Андреа делала вид, будто спросила чисто случайно, но по ответу Дэвида поняла, что обман не удался.
— Разве можно представить, чтобы Виктория жила где-либо кроме Англии?
— Ты мог бы купить себе такой же дом, как в Хэзорне. Добираться до него на самолете было бы не намного дольше, чем ехать до Хэзорна на машине.
Дэвид не ответил ей. Он снизил скорость, и через несколько минут они уже въезжали на подъездную дорожку.
— Все. Приехали.
У Андреа сильно забилось сердце, когда она увидела родной дом. И это была не мечта, это была реальность. Она действительно дома.
— Он такой же, как и прежде, — волнуясь, сказала девочка.
— А ты что ожидала? — спросил Дэвид спокойно.
Андреа сидела неподвижно, не открывая дверь и не делая никаких движений.
— Не знаю… Может быть потому, что я изменилась так сильно, мне кажется, что и все вокруг должно было измениться.
— Думаю, как только ты немного поживешь здесь, тебе будет нравиться постоянство здешней обстановки.
Дэвид открыл дверцу машины.
— Идем. Не можем же мы все время сидеть в машине.
Андреа продолжала сидеть неподвижно.
— Я боюсь, — наконец сказала она.
— Чего?
— Я не знаю.
Дэвид нагнулся и заглянул ей в глаза.
— Итена нет дома.
Андреа удивленно посмотрела на него.
— Откуда ты знаешь?
— Я звонил Кэрли перед отъездом из аэропорта, когда ты ходила покупать подарок Эрику. Она сказала, что Итен уехал в Колумбус по служебным делам.
Андреа облегченно вздохнула и благодарно посмотрела на Дэвида.
— Ты всегда делаешь мне что-то приятное, как, например, сейчас.
— Не понял…
— Облегчаешь мне жизнь. Я знаю, как долго ты искал школу в Лондоне, которая понравилась бы мне, и помню, что ты не поехал ради меня в Хэзорн писать свою книгу.
Дэвид хотел было сказать, что ему хорошо было с ней в Лондоне, но потом передумал, сообразив, что девочка ни за что не поверит.
— Я просто хотел, чтобы твоя мама знала, когда мы приедем и не ждала нас понапрасну раньше времени.
Через несколько секунд Андреа, наконец, решилась выйти из машины. Она подошла к Дэвиду и спросила:
— Как я выгляжу?
— Как миллион долларов.
— Только долларов? — спросила девочка, притворяясь обиженной. — Почему не фунтов стерлингов?
Дэвид засмеялся и потрепал ее по голове.
— Ах ты, маленькая плутовка.
Она взяла его под руку, и они пошли к дому.
— Надо будет сразу же показать Шону модель корабля, которую я купила для него.
Дэвид чуть отошел от нее.
— Как хочешь, — ответил он. — Первые десять минут я буду занят багажом.
— Но мне хотелось, чтобы ты…
Она замолчала, услышав звук открывающейся двери, и они увидели, как Кэрли спускается по ступенькам веранды им навстречу.
Кэрли была в зеленой кофте и джинсах, волосы заплетены в косу, переброшенную через плечо. Острая боль пронзила сердце Дэвида, перехватив дыхание. Он позволил себе представить, как крепко обнял бы ее, будь они сейчас одни… И целуя долго и радостно, он сказал бы, как скучал по ней, и как ему одиноко без нее. Сердце его бешено колотилось, но усилием воли ему удалось сдержать себя и спрятать эти фантазии в дальний угол души, до лучших времен.
