Он презрительно поморщился и аккуратно сложил перед собой в стопку отдельные пергаментные листы. Не отрывая глаз от них, нащупал левой рукой вазочку с орехами. Взял один в рот, пожевал, как заяц, и снова вынул. Посмотрел на надкушенный орех, с удовольствием отрыгнул и макнул орех в горшочек с мелким-мелким сахаром. Потом орех исчез за его тонкими губами. Мысли инквизитора вернулись к обоим еретикам.
Не заупрямься они так, дело до сожжения, может, и не дошло бы. После этих аутодафе всегда столько разговоров... А еще больше всяких неприятных вопросов... К тому же оба они оказались бедными, как церковные мыши, и никакого добра после них не осталось. Прискорбное обстоятельство, если учесть, что понтифик всегда с большим пониманием относится к инквизиторам, которые способны пополнить его казну.
Игнасио взял еще один орех, и повторилась процедура его засахарения. С удовольствием жуя это лакомство, он мысленно вернулся к повседневным делам. Молодой человек по имени Витус обвиняется в том, что вступил в союз с духами и демонами. Игнасио взял в руки протокол с показаниями доносителя и углубился в чтение. После первого листа на его лбу появились морщины, он засопел носом. Пресвятая Матерь Божья! Этот случай обещал быть очень интересным. Он повернулся к сидевшему по левую руку от него отцу Алегрио, которому предстояло вести протокол допроса.
– Есть у вас более подробная информация об этом самом... – он еще раз бросил взгляд на лежавшие перед ним листы пергамента, – об этом Витусе?
Алегрио покачал головой:
– Увы, ваше преосвященство, нет. Разве только то, что сокамерники считают его очень умелым целителем.
– Целителем? Чудеса творит, да?
– Это мне неизвестно, ваше преосвященство, – Алегрио учтиво повел плечами.
– А вам что-либо известно об этом парне, дон Хайме? – спросил Игнасио сидевшего по правую руку от него представителя верховной светской власти.
– К сожалению, нет, ваше преосвященство, – неохотно ответил алькальд. Он был не слишком доволен тем, какая ему была отведена роль. Разумеется, это ниже его графского достоинства – представать перед всем народом в таком вот подчиненном качестве. По его понятиям, нет на свете ничего превыше достоинства истинного испанского дворянина.
– Хм, ладно, там поглядим, – Игнасио поправил стопочку лежавших перед ним свидетельских показаний. Оглядел помещение, в котором вот-вот должен был начаться процесс. Это был зал заседаний мэрии Досвальдеса, площадью примерно пятьсот квадратных футов. На пожелтевших стенах висело много полотнищ с золотым крестом, а кое-где между ними можно было увидеть красные флаги Кастилии и королевские стяги. Старые полотнища придавали залу мрачноватый вид; несколько подслеповатых узких окон, выходивших на Пласа д’Иглесиа, почти не пропускали дневной свет. Стол казался чересчур мал для такого обилия бумаг. Слава Богу, хоть стул, на котором он сидел, был мягкий...
Инквизитор стукнул молотком. Алебардщик, стоявший на часах перед дверью, вопросительно взглянул на него.
– Да, проси! – деловито бросил Игнасио.
Часовой открыл дверь и отрывисто отчеканил:
– Ваше преосвященство, разрешите доложить! Обвиняемый приведен и дожидается!
– Лекарь-еретик, вот он самый и есть! – Нуну втолкнул в зал молодого человека.
– Спасибо, Нуну. Можешь сесть у двери и присутствовать во время допроса, – голос Игнасио звучал твердо и уверенно. – Обвиняемый; подойди поближе.
К столу приблизился русоволосый молодой человек с приятными чертами лица. В глазах – никакого страха. Запястья скованы цепью. Оборванная накидка болтается на исхудавшем теле. «Vix ossibus haeret – он едва висит на своих костях, – подумал Игнасио. – Ну, да ничего. В конце концов в задачи инквизиции не входит раскармливание заключенных». Он сказал только:
– Прежде чем допросить вас, я хочу услышать, с кем имею дело. Как твое полное имя, парень?
– Меня зовут Витус. Мое полное имя мне не известно.
– Так-так. Но ты ведь не хочешь сказать, что семьи у тебя нет, поскольку ты божественного происхождения?
Это была первая попытка сбить подсудимого с толка. Может быть, он сразу признает, что в него вселился дьявол и совратил его к тому, чтобы выдавать себя за Спасителя. Такое признание заметно ускорило бы ход дела.
– Разве не все мы дети Божьи? – вопросом на вопрос ответил юноша. – Меня зовут Витус, и ничего больше я о себе сказать не могу. Я был бы вам очень признателен, если бы вы перестали мне «тыкать». Я не знаю, дворянин ли я по рождению, но я кое-чему обучался. Я воспитывался в мона...
– Все в свое время! Запишем для начала, что ты... э-э... что ваше полное имя вам неизвестно. Или вы не желаете назвать его. Итак, отец Алегрио, прошу вас занести в протокол, что судом инквизиции, состоящим из меня – его преосвященства Игнасио, алькальда Досвальдеса дона Хайме де Варгаса, и вас, отец Алегрио, как секретаря протокола, был допрошен человек, назвавшийся Витусом. Возраст... Сколько тебе лет, парень... Э-э... сколько вам лет?
– Двадцать, ваше преосвященство.
– Хорошо. Итак, подсудимому двадцать лет. Место проведения суда: мэрия Досвальдеса. Дата: 6 июля anno Domini 1576, – он подождал, пока перо секретаря скрипело по пергаменту. – Записали?
– Точно так, ваше преосвященство.
Игнасио оглядел присутствующих.
– Заседание суда открыто.
Посмотрел на стол, на груду бумаг. Сверху лежало руководство по ведению суда. Этот томик «Practica» принадлежал перу Бернгарда Гвидониса.
– Но сначала я хотел бы уточнить для подсудимого некоторые моменты. Вы здесь не потому, что вас хотят за что-то осудить. Если вы скажете нам всю правду и проявите готовность вернуться к истинной вере, вам незачем опасаться за свою жизнь. Однако, если в вас вселился сатана, будет сделано все возможное, чтобы с Божьей помощью изгнать его из вашей души.
– Я не испытываю страха, – твердо ответил Витус. Он глядел прямо на сидящих перед ним судей. – С чего вы взяли, будто в меня вселился сатана?
– Существенным моментом суда является то обстоятельство, что здесь вопросы задаются не вами, а вам. Вам положено лишь отвечать на вопросы. – Игнасио был раздосадован. Этот подсудимый был из тех самых новомодных умников, которые полагают, что, прибегнув к разного рода хитростям и суесловию, им удастся провести суд. Ну вот, тут-то ему и пригодится «Practica». Она и написана как раз для таких случаев, когда сталкиваешься с изворотливым еретиком. Игнасио несколько наклонился вперед, чтобы полакомиться очередным орешком. Сегодня они пришлись ему по вкусу, а с сахаром – особенно. При этом он задел локтем лежавшую на столе пачку документов. Бумаги разлетелись по полу. Игнасио видел, как алькальд криво ухмыльнулся при этом – скорее всего, подумал что-то неодобрительное о скромных слугах Господних.
