– Я по-прежнему не знаю, о чем вы говорите.
Игнасио в который раз испытал горькую досаду. Притворяется этот парень, что ли, или он в самом деле дурак набитый? Нет, о его глупости говорить не приходится. Чутье подсказывало инквизитору, что парень в ереси неповинен. Тогда что он скрывает? Инквизитор решил не торопить события. Если на то будет воля Божья, истина рано или поздно обнаружится.
– Вас видели неподалеку от селения Порто-Мария, где вы, воздев голову к небу, беседовали с кем-то незримым. Это мог быть дух, демон или даже сам сатана, – строго проговорил Игнасио.
– Боюсь, я и сейчас не понял, о чем вы говорите, – ответил Витус, пожимая плечами. Но кое-какие подозрения в нем все-таки зародились.
– Вы громким голосом взывали к некоему учителю Эклунду. И хотели обсудить с ним некие мистические фигуры.
Игнасио заглянул в протокол, который велся перед тем, как Витуса бросили в камеру. В него были внесены показания некоего карлика по имени Аскунезиус. К сожалению, этот карлик сам не присутствовал при том, как Витус обращался к демонам, а ссылался на слова подростка по имени Озо Перпиньяс из Порто-Мария, но все-таки...
Витус рассмеялся. Он долго и громко хохотал, потому что наконец сообразил, куда клонит инквизитор.
– Скоро вам будет не до смеха, – пригрозил ему Игнасио.
Откуда у парня это бесстрашие? Может, он из очень знатной семьи? Свихнувшийся отпрыск богачей? Из документов этого не следует. Тем не менее установлено, что подкладка его рясы надрезана – верный знак того, за нее были зашиты монеты. Так что же: он сам из богачей либо разбойник, кого-то ограбивший, чтобы в конце концов быть ограбленным самому?
Ввиду этих двух возможностей Игнасио представлялось маловероятным, чтобы Витус действительно был из Камподиоса.
– Прошу прощения, – проговорил Витус, – мой смех неуместен. Но и ваши предположения абсурдны до предела. Можете вы еще раз повторить имя того, к кому я взывал?
– Имя его Эклунд. Вы обращались к нему, идя по дороге с распростертыми руками. И мы считаем вполне вероятным предположение, что в этот момент вы выдавали себя за Иисуса Христа.
– Теперь я понял, о чем вы говорите. На это есть очень простое объяснение: я кричал не «учитель Эклунд», а «учитель Эвклид» и говорил не с языческими божествами, а цитировал слова самого Эвклида, которые должны быть известны и вам, поскольку вы непременно изучали artes liberales.
– Звучит разумно, – подал голос дон Хайме.
– Но это не объясняет все же, почему обвиняемый шел по дороге с распростертыми руками, словно распятый на кресте, – проворчал Игнасио, повернувшись в сторону алькальда. Он разозлился на алькальда за то, что тот нанес ему удар в спину. Дознание здесь ведет он, Игнасио, и больше никто.
– И этому есть очень простое объяснение, – сказал Витус. – Я к длительной ходьбе не привык, у меня начали болеть ноги. Я заметил, что можно шагать быстрее, если положить посох на плечи и придерживать его руками. Только и всего.
– Вы хотите, чтобы я поверил в это? – объяснение Витуса показалось инквизитору слишком гладким и надуманным. Пресвятая Дева! Кто он такой, этот парень?
– Это чистая правда, Всевышний мне свидетель. Я в этот день вышел из Камподиоса и отправился на поиски своих родителей или родственников. Я шел в Сантандер. Там хотел сесть на корабль, отплывающий в Англию. Да, моей целью была Англия, об этом мы условились с аббатом Гардинусом – да примет его Господь в обитель Свою! – когда тот лежал на смертном одре. По его мнению, именно там мне, скорее всего, удастся отыскать семью, герб которой совпадает с тем, что был вышит на моей пеленке. Этой пеленкой служил женский платок, который я ношу на себе, на теле.
Витус распахнул накидку, так что стала видна красная ткань платка.
– Я благодарен за то, что у меня не отняли этот платок, когда бросили в камеру. На дорогу аббат Гардинус дал мне золотые эскудо. Сначала я не хотел их брать, но он убедил меня, что в пути они мне пригодятся.
– И вы хотите, чтобы я в это поверил? – повторил Игнасио. Зажмурив глаза, с отсутствующим видом потянулся за орешком, а потом и к сахарнице. История, которую рассказывал тут этот парень, доверия ему не внушала. Конечно, кое-что из того, что тут наплел обвиняемый, истине не противоречило. Ему, Игнасио, было, разумеется, известно, что настоятеля монастыря в Камподиосе звали Гардинус и что он сравнительно недавно умер. Но это многим известно. Сомнительно только, чтобы у Гардинуса водились деньги и чтобы он вдобавок отдал последние сбережения какому-то парню...
И тем не менее не исключено, что в этой истории с гербом что-то есть. А вдруг окажется, что этот парень и впрямь потерянный отпрыск из очень богатой и знатной семьи? Это следует проверить и, если слова Витуса подтвердятся, потребовать за его освобождение значительную сумму. Его предчувствие, что с этим парнем не так все просто, только подтвердилось.
– Каждый, кого вы спросите обо мне в Камподиосе, подтвердит вам, что никакой я не еретик. Наведите обо мне справки у настоятеля монастыря Гаудека, или у отца Томаса, или у отца Куллуса. Я правду говорю!
– Полагаю, ваше преосвященство, его слова следует проверить, – снова подал голос алькальд. – Сделать это несложно: верховой нарочный доберется до монастыря и вернется обратно за какие-то несколько часов. – Дону Хайме этот допрос начал наскучивать, и, помимо всего остального, он сомневался в виновности подсудимого. К тому же приближалось время обеда, и желудок его урчал.
– Ладно, я подумаю, как нам поступить, – сказал Игнасио. Его взгляд скользнул по Витусу. – На сегодня заседание закрыто. Завтра оно будет продолжено с утра.
– Ну, как было дело? – взволнованно спросил у него Магистр. – Смог их убедить в том, что ты не виноват?
– Боюсь, нет, – вздохнул Витус. Он сел рядом с приятелем на солому и налил себе кружку воды. – Этот Игнасио – само недоверие. Он ничему из сказанного мной не поверил. Все, что ни скажешь, он оборачивает против тебя. У меня такое впечатление, будто он поклялся никому не верить! «Добиться успеха любой ценой!» – вот его девиз.
– Вера, вырождающаяся в фанатизм, – ничего хуже и представить себе невозможно, – поддержал его Магистр. – Угрожал он тебе пытками?
– Пока нет.
Маленький ученый заморгал глазами:
– Никогда не знаешь, чего от него ожидать. Когда он допрашивал меня, сложилось впечатление, что правда его ничуть не интересует, ему хотелось просто-напросто добиться моего осуждения. Он приветствует только те показания, которые подтверждают, что перед ним неисправимый еретик. Сколько он приложил сил, чтобы вырвать у меня «признание»! Он то и дело кричал: «Отрекитесь от ваших взглядов алхимика!» и тому подобное. Смею утверждать, я защищался довольно умело, но, по-видимому... – он раздавил клопа у себя на колене, – излишне ловко, потому что инквизитор со временем становился все более раздражительным. Под конец он до того рассвирепел, что заорал: «В пыточную камеру этого еретика! И прижгите ему там железом лоб, чтобы одумался!» Результат тебе известен, – Магистр указал на шрам над глазами.
