ружьё взял, тут же с ковра, а нож схватил? Да и ножом человека убить сложно, без опыта — тем более, и на месте, одним ударом. У нас недавно был один умелец такой, но его самого уже прирезали.
— Таких, как Ганс, мокрушников мало, — Якут кивнул. — Да и удар тут не такой умелый, но сильный.
— Ну, это не показатель, — Кобылкин отмахнулся. — Быстро всё получилось, раз-раз — и готов. Бухал с кем-то, поссорился, его грохнули. Или нариков в дом пустил, они его и ушатали. Это же дикая сила, с нариками вообще связываться нельзя.
— Наркобарыга лучше всех знает, что они опасны, — возразил я. — И на порог бы их не пустил. Не зря он домофон повесил, на улице все сделки проводил.
— А! Так телеграмма! — воскликнул следак и потряс бланком в руке. — Вот и зашли!
— И он пустил к себе сразу двух почтальонов? — я помотал головой. — Человек, который торгует наркотой у себя дома, не понял бы подвоха? Нет, нам чего-то не хватает.
Не сходится пока всё, картинка не собирается. Кино ещё не крутится. Следак же нахмурился, он будто уже всё для себя решил.
— Короче, — Кобылкин перешагнул через тело и сел за стол. — Вот про Кащеева, может, ты и прав… Хотя колоть его всё равно надо на эту мокруху, вдруг сообщник был, такой же сумасшедший сектант? Да и ясно, что он что-то употребляет, мозги-то варёные у него совсем. Сегодня заявку сделал, завтра привезут его из СИЗО, мы его и раскрошим. Ну, найдём, мужики, и второго, и вы палки срубите, — бодрым голосом произнёс он, — да и я в накладе не останусь. Короче, рабочая версия — убийство совершено группой лиц, один из них задержан, проверяем его причастность. Так, — следак огляделся, — надо здесь всё перевернуть, найти наркоту, если её не…
— Эй! — раздался крик из дальней комнаты. — Смотрите, чё здесь!
Вопил Кирилл из спальни, мы сразу направились туда. Дом, само собой, мы уже оглядывали бегло, едва только вошли, но осмотреть всё целиком у нас времени не было. Пока мы говорили, криминалист обходил помещения, делал снимки, затем вошёл в спальню — и уже там заметил, что под покрывалом что-то топорщилось. Он не удержался, сдёрнул, а когда увидел, что там, то позвал нас.
«Крёстного отца» смотрели многие, вот и мне сразу вспомнилась знаменитая сцена, где мафия, запугивая киношника, подложила ему в постель голову любимого дорогого скакуна. А здесь была всего лишь убитая курица. Голову ей отрезали, грудь рассечена, простынь в крови. Вокруг неё кто-то грубо и неровно нарисовал круг её же кровью и какие-то значки.
— Сфоткай, Кирилл, — тихо попросил Якут. — И показать бы надо, кто разбирается, понять, что это значит. Вот же блин, всю стройную версию тебе сломали, — он с усмешкой глянул на Кобылкина.
— Детские игры это, — парировал тот. — Может, убитый сатанизмом увлекался? Модно же. Кстати, у Кащеева книги такие лежали, и сообщник у него есть, как я и говорил.
Кобылкин очень уж горел желанием приобщить Кащеева к этому делу, и про книги вспомнил, да и про удавку тоже. Другие версии ему уже не казались стоящими внимания.
Шарф мы отправляем на экспертизу, на удавке могли остаться волокна от него. Мохеровые шарфы оставляли после себя кучу волосинок. Следы на шее тоже будут проверены, в итоге станет известно, та ли самая это удавка, которой задушили Фёдорову, или нет, и от этого уже можно будет отталкиваться.
А вот наркоту мы так, сходу, не нашли, надо переворачивать весь дом и простукивать стены в поисках тайников, всё-таки вряд ли наркобарыга хранил бы товар на видном месте. Надо искать нычку.
Уже несколько убийств — задушенная медсестра, найденный в собственном доме наркоторговец и второй наркобарыга, которого вчера забили битами. Ну, все три убийства — точно не в одной серии, хотя связь есть у Фёдоровой и сегодняшнего трупа. Ну а то, что кто-то избавляется от наркоторговцев, заметно слишком явно.
В этих делах пока не просто много белых пятен, почти все они — сплошное белое пятно с редкими вкраплениями хоть какой-то информации. Надо много работать, постепенно заполняя пустое пространство фактами.
— Что думаешь, опер? — спросил Якут уже в машине.
— Да вот обо всём и сразу, — признался я. — Как думаешь, Сергеич, у Кащеева были враги, чтобы его подставить по-крупному?
— А, ты про улики? — он нахмурил лоб. — Ну, как-то уж слишком сложно и натянуто. Но те серёжки к нему не сами пришагали, это точно. А почему думаешь, что подстава?
— Ставлю себе гипотезы, сам же их и опровергаю, — я сел поудобнее и посмотрел в окно на заснеженный город. — Кащеев всё равно не безобидный озабоченный задрот. У него и первая ходка, что напал на женщину, изнасиловал и придушил. Мог и убить, если бы она не вырвалась в конце.
— Что есть, то есть, — подтвердил Якут.
— Я скоропалительные выводы не делаю, у меня нет такого, что надо бежать и кого-то обвинять. Но и сразу оправдывать преступника, едва что-то не сходится, у меня привычки нет. Медсестра та была нетронутая в сексуальном плане, но откуда мы знаем, что он не пытался её снасильничать, но случайно придушил — и убёг сразу, когда понял, что натворил?
— Потому что душили с целью убить, — твёрдо сказал Филиппов. — Я видел фотку в ОПД. Когда в процессе износа душат, всё выглядит иначе, а я уж насмотрелся на такое. Тут целенаправленно убивали.
— Вот именно, — согласился я. — Кащеев — человек опасный для окружающих, но вот сейчас случай у нас сложный. Как бы не проморгать кого-то другого, пока мы на этого все грехи свешиваем.
— Работаем, — Якут пожал плечами и повернулся вперёд. — Ваську надо будить, а то уже несколько мокрух, а у нас по ним ничего нет конкретного. Пусть не отлынивает.
Ехали мы как раз к Устинову, проверить, сильно ли он загулял, раз не пришёл на работу. Да и Маратыч просил. Пил Василий Иванович регулярно, но чтобы пропасть без весточки — такое случалось крайне редко.
Доехали до пятиэтажной хрущёвки, Якут внимательно осмотрел окна на третьем этаже, сощурив глаза, и походил под ними внизу, внимательно оглядывая землю.
