class="p1">— Да он как-то туфлю в окно выкинул, — пояснил он. — Разбил стеклину, хорошо, что лето было, а то в это время года задубел бы.
Обуви на улице не встретилось, но зато мы нашли старую кеду в подъезде как раз между вторым и третьим этажом, Якут её захватил. Деревянная дверь была заперта, но Филиппов умело приоткрыл коробочку с кнопкой звонка и вытащил запасной ключ оттуда.
Дверь открылась со скрипом, свет внутри не горел, мы вошли, я нащупал старый советский выключатель и передвинул рычажок. Вскоре послышался лёгкий топоток, нас прибежала встречать лохматая чёрная кошка давно погибшего важняка Рудакова, которая так и жила у Василия Иваныча. Кошка покрупнела с последней нашей встречи, пушистая шерсть лоснилась, вид сытый и довольный. Чуть раскосые жёлтые глаза уставились на нас.
— И где твой хозяин? — спросил Якут у кошки, хотя это было понятно и так.
Из комнаты доносился богатырский храп, там же был включен телевизор. Мы прошли туда. Устинов дрых на диване, раскинув руки и ноги во все стороны, и от него сильно несло перегаром. Кошка запрыгнула к нему на грудь, пободала в лицо и укусила за палец, когда он на ощупь, не открывая глаз, пытался её согнать, при этом она громко мурчала, едва ли не громче, чем храпел старый опер.
По ящику, старому советскому телевизору «Рубин», шла передача «Брейн-ринг», что-то вроде «Что? Где? Когда?», но с двумя командами в одном зале, а так всё то же самое, череда заумных вопросов, да и участники, по сути, были что там, что здесь одни и те же. Я повернул выключатель, вырубая технику. Устинов всхрапнул громче.
Выпил он немало, батареи бутылок стояли повсюду. Похоже, совсем не ест, только пьёт, даже кошка у него явно питалась лучше, чем он сам. В комнате такой типичный холостяцкий беспорядок, но и не бичарник, иногда, видно, Василий Иваныч убирался или, скорее всего, приглашал кого-то.
На ковре висели два фотоснимка, на одном, чёрно-белом, парень в советской военной форме и тельняшке, с автоматом в руках, похоже, на присяге. А как похож на Устинова, должно быть, это и есть его погибший в Афгане сын. На втором снимке, с полароида, была девушка в джинсовой куртке, стоящая на фоне набережной в другом городе, судя по зданиям позади — в Питере. Вот это и есть дочь, которая с отцом не общается. Живот у неё на фото округлый, уже беременная. Год выведен внизу фиолетовым фломастером — 1993.
Якут прошёл на кухню, вернулся оттуда с бутылкой пива и чайником, из которого налил воды в стакан, стоящий на столе, заваленном бумагами и газетами.
— Васька, вставай! — крикнул он. — Лечить тебя будем!
— Уйди, — пробормотал Устинов сквозь сон. — Не хочу ничего. Идите все на…
— Работать надо, — перебил Якут, не давая ему договорить. — А то чем кошку кормить будешь? Она тебе уже пальцы жуёт.
— Машке отдам, — Василий Иваныч так и не открывал глаза. — Она у меня всегда кошек любила. А я не давал завести…
— Поехали уже, тебя Шухов потерял.
— Пусть он на*** идёт, дол***б! От***тесь от меня! Я спать хочу…
Он снова храпанул. Я сел в кресло, проверил пейджер, увидел сообщение, где Сафин просил срочно приехать в кабинет — взять показания, как раз по делу с Крюгером. Все так уже прозвали задержанного Кащеева. Посмотрим, что там, но надо ускоряться с Василием Иванычем, а то уже часов в сутках не хватает.
— На пенсию уйду, — тем временем простонал Устинов. — Достало это всё…
— Сопьёшься там, Васька, — проговорил Якут. — Да и без тебя совсем скучно нам станет. Кто Шухова подкалывать будет?
— А-а-а, пошёл он, — протянул Василий Иваныч.
— У нас сатанисты появились, — сказал я из кресла, погромче. — Ритуалы какие-то мутят, человека убили. Рыть надо…
Глаза Устинова открылись, он согнал кошку, приподнялся на локте и посмотрел на меня. Якут одобрительно кивнул и хмыкнул.
— Вчера поймали подозреваемого в убийстве медсестры, — продолжил я. — Сегодня осматривали тело, там тоже следы удавки, но кто-то воткнул нож в тело, будто чтобы нас запутать. И там же курицу зарезали и расписали всё вокруг кровью. Скорее всего, отвлекают нас от трупа, но чёрт его знает, как на самом деле.
— Надо смотреть, — хрипло проговорил Устинов. — Где это произошло?
— Сначала мясокомбинат, — строго сказал Якут. — Тяжкие телесные, дело возбудили, а ты вчера там ходил, разнюхивал. А перед этим к Сафину заедем.
— О-о-о, — Василий Иваныч откинулся назад и посмотрел в потолок. — Опять с этими урками базарить, там же одни зэки бывшие работают. Ладно, сейчас, в себя приду…
Уже через тридцать минут мы втиснулись в кабинет, где уже было целое столпотворение. И Толик с Витей, и Сафин, и следак Кобылкин, и даже судмеда Ваньку подтянули.
За столом Якута сидела молодая черноволосая женщина в короткой красной куртке и курила, скрестив ноги в чулках. Тридцати ей ещё нет, но вид уже немного помятый, явно злоупотребляет алкоголем. Зато взгляд у неё выделяется, глаза редкого ярко-зелёного оттенка.
— О, у нас пополнение? — пошутил Устинов. — Новый опер?
— Не отвлекай, — бросил Кобылкин через плечо и продолжил опрашивать свидетельницу. — Ну и что?
— Так чё? — грубо сказала женщина. — Два дня назад, возвращаюсь с работы, уставшая вся, уже утром…
— А кем вы работаете? — вежливо спросил Толик.
— А чё, по мне не понятно? — посетительница громко и хрипло рассмеялась. — Двести за раз, триста за час! Или ты, начальник, привлечь меня хочешь, если я тебе…
— Не отвлекайся! — вспылил Кобылкин. — Не на рынке, давай по делу! Вот, пришла утром домой…
— И там этот соседушка давай ко мне лезть! — вскричала она. — Кащеев, прыщавый этот! Урод! За сиськи мнёт, за жопу, говорит, сто баксов дам! И к шее лезет граблями своими! Или, типа, к нему идём, или он меня тут придушит… а я ему, что с тобой ни за какие бабки спать не буду, и по яйцам его коленкой саданула! Он скрючился, какую-то железячку выронил…
— Бритву? — спросил я.
— Не знаю, — её взгляд повернулся в мою сторону. — Убежала я и закрылась в комнате! А как узнала сегодня, что