Другой современной аналогией сада камней в Реандзи может служить и сад храма Тофукудзи — Регинтэй (Сад песни дракона) в Киото. Он был создан в 1955 году дизайнером Мирэем Сигэмори.
Сигэмори выложил площадку гравием черного, белого и нескольких оттенков серого цветов. Для разделения цветовых зон автор использовал полукруглые каменные валики. Формы камней создают ощущение интенсивного движения — они горизонтальные, в виде острых пиков и вытянутые по вертикали.
С правой стороны сад ограждает дощатая стена из ровных, плотно пригнанных досок коричневого цвета, на которые наложены фрагменты крупных концентрических квадратов, выполненные из тех же досок. Правда, дощатое ограждение, примыкающее к монастырской глинобитной стене, выглядит довольно инородно.
Американец Стефен Эддисс, специалист по японскому искусству, считает: „По сравнению с Реандзи, эстетика которого, основанная на спокойствии и строгости, способствует погружению в состояние внутреннего созерцания, Регинтэй словно заставляет нас встать, оглядеться и почувствовать силу окружающего мира. Возможно, контрасты двух „сухих“ садов отражают два аспекта дзенского сознания — спокойный и динамичный“.
Кацура
Дворцовый парк Кацура расположен на берегу реки Кацура, на окраине Киото. Он был заложен в 1602 году на плоской местности.
В парке развитая сеть прудов и каналов, а также небольшие искусственные холмы, для насыпки которых послужил вынимаемый грунт. Ансамбль Кацура занимает площадь 66 000 кв. м, его парк совершенно изолирован от окружающей местности.
Кацура строился как загородный императорский дворец. С IX века землей, на которой расположен дворцовый комплекс, владела аристократическая семья Фудзивара. В начале XVII века участки перешли к принцу Тосихито, большому любителю и знатоку японской и китайской поэзии, рисовальщику и мастеру аранжировки цветов…
В 1615 году принц Тосихито приступил к возведению дворца. Говорили, что принц Тосихито пользовался советами зодчего Кобори Энею (стиль К. Энею чувствуется повсюду). Правда, сохранились записи, в которых ясно сказано, что декоративным устройством сада занимались другие мастера (строительные работы возглавлял Наканума Сакио, который вместе с художником-садовником Дзесиро были автором главных ландшафтных композиций). Более того, современные японские ученые склонны считать, что общий замысел, по всей вероятности, принадлежал самому принцу Тосихито. Однако принц не успел пожить в своем загородном дворце, и после его смерти строительство комплекса застопорилось почти на двадцать лет.
Сын Тосихито — Тосидада унаследовал таланты своего отца. А после женитьбы на дочери богатого феодала Маэда у него появились средства для продолжения работы. Консультантом принца Тосидада был священник Огава Бодзе, за устройство садов отвечал Тамабути, а общее руководство осуществлял Кобори Сэйсюн.
Последние сооружения в Кацуре были приурочены к визиту императора Гомицуно в 1659 году.
Ансамбль имеет сложный план без фиксирующей вертикали, скорее — единое по горизонтали пространство, где чередуются естественные холмы и впадины.
В центре ансамбля находится искусственное озеро оригинальной формы с пятью островками, соединенными друг с другом деревянными или каменными мостиками.
Основное здание дворца состоит из трех частей — Старого сеина (сеин — архитектурное сооружение в стиле, популярном в XIV–XVI веках), Среднего сеина и Нового дворца.
У главных ворот, напротив Старого сеина, расположен павильон Гэ-пиаро, а между ними сад. Это самая старая часть ансамбля.
Здания Старого и Среднего сеина расположены таким образом, что солнечные лучи летом в них не проникают, но мягко падают зимой. Первый этаж каждой постройки окружен верандой, которая отделена раздвижными стенками (седзи). Комнаты тоже имеют раздвижные стены из деревянных рам с плотной бумагой. Такие стены могут разграничивать интерьеры и отделять их от окружающей природы. В Старом сеине есть специальный помост для созерцания луны (принц Тосихито очень любил любоваться луной).
В Среднем сеине располагались жилые комнаты Тосихито. Пейзаж на их стенах и раздвижных стенках воспринимается как естественный ландшафт, видный в раскрытые двери. Двери между Музыкальной комнатой и Новым дворцом украшены цветами, характерными для каждого времени года.
Вдоль здания дворца и через сад проложены дорожки из камней. Идя по одной из них, попадаешь к озеру, а потом — в Павильон сосны и лютни (Секинтэй), самый изящный из чайных павильонов; восточной, западной и северной сторонами он обращен к пруду. В этом павильоне несколько комнат. В первой — раздвижные стены. Последняя комната открывается в сад. Так постепенно сад становится частью павильона (и это одна из характерных черт японской архитектуры).
Далее через мостик дорожка ведет на остров с Павильоном любования цветами (Секатэй). Чайным павильоном — Гэппаро — лучше всего любоваться осенью, так как рядом с ним растут клены. В ансамбль входят также павильоны Онриндо и Секиэн.
На территории дворцового комплекса есть и буддийский храм, выстроенный в китайском стиле. Принц Тосидада посвятил его своему отцу.
Изысканную простоту дворцу Кацура придают натуральные строительные материалы: криптомерия натурального цвета; бамбук (из него выполнена плетеная решетчатая ограда); камень на фоне мха (дорожки); водостоки, усыпанные мелкими камешками.
Парк предназначен для прогулок пешком или на лодке. Предусмотрена постоянная смена „картин“, гармонично переходящих одна в другую. Большая роль отведена различным хвойным деревьям и кустарникам. Благодаря извилистым контурам берегов и островков прогулка становится довольно продолжительной по времени.
Хотя ансамбль нельзя охватить взглядом целиком, его можно понять через детали.
Н. Николаева пишет: „Мягкая картинность хэйанских садов органично сливается с сильными, наполненными ощущением внутренней мощи группами из камней, как будто бы пришедших из дзенских сухих садов. Бесчисленные оттенки зелени мхов, кустарников, деревьев, располагающие к созерцанию, вызывают в памяти сады типа Сайходзи. Но все-таки самым главным остается качество, заимствованное от чайных садов, — точное „проведение“ человека по заранее обдуманному, художественно выверенному маршруту с целой серией совершенно определенных зрительных впечатлений. Дорожки из камней, соединяющие дворец с павильонами в саду, ведущие к местам любования водопадом или особенно красивым деревом, производят впечатление случайно изгибающихся, естественно вьющихся среди углублений и неровностей почвы. Самое первое назначение этой дорожки — не замочить ног в сырой траве — предполагает осторожность продвижения по ней, постоянное внимание к неровностям поверхности каждого камня, иначе говоря, заставляет человека все время смотреть вниз. Но мастер, планировавший дорожку, обдумывал и своеобразные передышки в этом осторожном, медленном продвижении. Он фиксировал их или более крупным и гладким камнем, или разветвлением дорожки. В этих пунктах остановки движения человек поднимал голову и видел заранее обдуманную, предусмотренную художником композицию, которую нужно рассматривать. Художник заставляет дорожку быть „гидом“, не просто вести, но показывать сад, раскрывать его разнообразную, меняющуюся красоту“.
Приемы пространственной организации садов Кацуры неповторяющиеся. Можно долго созерцать далекий пейзаж, вмиг оглядеть замкнутый мир дворика перед входом в дворец и даже остановиться как вкопанный перед камнем на берегу пруда.
Прослеживается особенная связь садов Кацуры с архитектурой зданий. Сооружения четко графичны, сдержанны, ничего броского, присутствует чувство меры. И тем самым они контрастируют с естественной природой сада. Раздвигающиеся окна-стены дворца, легкий каркас, использование природных материалов (в основном дерева) сближают дом с садом, сад становится частью здания.
Дворец, горизонтальный в плане, не только не возвышается над природным окружением, но даже оказывается ниже деревьев. Фасад зигзагообразной формы гармонично вписывается в окружающее пространство. Водоем объединяет все постройки. Вода становится материалом для чередования пейзажей, рассчитанных на разное время года, дня и на разную погоду. Одна часть пруда в Кацуре славится, например, тем, что там можно видеть романтическое отражение осенней луны.
Н. Николаева отмечает: „Художник не позволяет себе ни малейшей небрежности, ни одной случайной детали, ни одного маловыразительного ракурса. Перед взором человека, смотрящего из интерьера дворца в сад, открывается далекая и величественная картина могучей природы (маленькая пагода на берегу водоема создает масштаб, подчеркивает высоту деревьев). Но если, сидя у края веранды, опустить глаза, главным впечатлением становится богатство фактур: нежно-золотистого бамбука террасы, шелковистого дерева опор и перил, серебристых шершавых камней, окруженных изумрудными мхами. В обоих случаях художник добивался как можно большей полноты эмоционального переживания“.
