в машинах дальних рейсов, останавливался, водитель отпускал пассажиров минут на 20 «погулять». И я старался успеть за это время поговорить с местными. Запомнились бабушка в городе Тулун. Это старенький районный центр километров 300–350 от Иркутска. Подхожу к ветхому домику. Смотрю: завалинка у него есть — это такое сибирское приспособление, опоясывающее холод не проникал. поближе подошел, вижу: нижние доски на завалинке подгнили, отвалились. Плохо дело — дом без хозяина. Тут приоткрылась калитка, выглянула старушка:
— Вы кого-то ищете?
— Да нет, просто вот смотрю, как живете. А вы одна?
— Дед помер.
— А дети?
— Живут в Иркутске, приезжают редко.
— А здесь как?
— Да трудно…
Она сказала это просто, спокойно. Для нее это привычно. Свыклась. Есть огород, пенсию, говорит, слава богу, регулярно платят. На хлеб, сахар, соль хватает. Их коммунальных услуг только свет. Вода из колодца. Улица-то деревенская. А вот дальше, смотрю, трехэтажные дома городского типа. Спрашиваю:
— А вот там как народ поживает?
— Раньше неплохо. А сейчас работы нет. Кто смог, уехал. А здесь дома иной раз зимой и не топят. «Буржуйками» люди обходятся…
Я понял, обычная «фронтовая» обстановка. Вспомнил, писала о том же сестра из Иркутской области: «Живем в пятиэтажных домах, но у нас не топят, поставили «буржуйку» и вывели за окно трубу». Прочитал тогда, подумал — авария у них там. А это, оказывается, рядовой сибирский случай, закрывается предприятие, а подопечные дома руководство забывает снять с баланса. И они становятся «ничьи», поэтому коммунальщики топить их тоже не обязаны.
Поехали дальше, и я уже почти никого ни о чем не спрашивал. Все и так видно. Все та же какая-то едва не демонстративная убогость. Везде и всюду. Не то к ней настолько привыкли, что уже и не замечают, уже забыли, какими должны быть современные поселения. Не то властям просто не на что выполнять свои обязанности, устраивать быт, как полагается по современным стандартам. А скорей всего, тут и то и другое.
В Усть-Илимске поговорил с молодым строителем. Владимиром. Когда-то трест, которым руководил его отец, был огромен и могуч. Сейчас об этом напоминает лишь необычных размеров административный корпус. Но сегодня подрядов мало, предприятие пережило не одно сокращение, отец уехал в Питер, а сын сторожит остатки треста. Старается продать опустевшее офисное здание, но покупателей нет. При этом, по его словам, весь строительный бюджет Усть-Илимского района (что чуть меньше по площади Франции) со всеми стройками, детскими садами, школами и прочими — 250 миллионов рублей. Для сравнения: мы сейчас заканчиваем дом стоимостью 500 миллионов рублей. Строили его 2 года. То есть один наш дом — это 2 годовых бюджета по строительству и ремонту Усть — Илимского района. Что можно сделать на эти деньги? По словам Володи, поддерживаются мало-мальски детские сады, школы, детские лагеря. Все.
Уже после поездки узнал, что проблема Сибири довольно активно в последние месяцы обсуждается в стране. И это должно обнадежить. Да только, с другой стороны, очень уже давний и долгий разговор. И дальше слов дело не идет. Так можно окончательно «заговорить» проблему. Чем дальше, тем решать ее становится сложней. Как бы не пришел срок, когда любой проект окажется неосуществимым. Предупреждение об этом содержится уже в самой информации о сегодняшнем состоянии края, ею оперируют участники дискуссий. Недавно подсчитано, говорят они, что в Иркутской области почти в 3 раза больше наркоманов, чем в среднем по России. В большинстве районов резко снижается рождаемость и растет смертность. Я тоже слышал об этом по дороге от местных. Один попутчик рассказал, что в Усть-Илимске, например, живет уже всего около 70 тысяч человек вместо недавних ста тысяч. То есть каждый год население здесь уменьшается на 5–8 тысяч. У оставшихся «индекс развития человеческого потенциала», как его фиксируют социологи, значительно ниже среднероссийского. Другими словами, Россия мельчает, вымирает Сибирью.
До этого места у авторов проектов сибирского будущего особого спора нет. Он начинается с любимого вопроса российской интеллигенции «Что делать?». наверное, правы те, кто утверждает, что советские методы освоения и развития Сибири, как и вся экономика, оказались слишком затратными, контрпродуктивными. Часто показушными. Один из финальных тех лет примеров — строительство БАМа, дороги в никуда. Экономический эффект многих великих строек не просчитывался с должным тщанием. Искать интересы, связи производств и отраслей, объединяющие их в устойчивый хозяйственный комплекс, — это было ник чему. В той экономике начальство пребывало в уверенности, что как оно скажет, так все и будет. Потому, конечно, когда появился какой-никакой, но рынок — назначенная схема рухнула, искусственные деловые связи распались. Многие градообразующие предприятия оказались без заказов и встали. И по Сибири эта напасть прошлась особенно опустошительно. А безработные с тех пор и ищут счастья — прежде всего где поближе — в российской Европе. Сюда хоть и те же сложности пришли с рынком, но старая и сравнительно развита производственная структура, близость к Центру помогли поскорее и хотя бы частично поправить положение. А беженцев — только из Восточной Сибири — социологи насчитали в последние года полтора миллиона.
Я тоже считаю, повторять советский опыт наступательных, но бестолковых, не выдержавших испытаний рынком сибирских преобразований не надо. Но нельзя, по-моему, ударяться в другую крайность — переселять сибиряков в обжитые районы, а здесь лишь наездами обслуживать производство, не заботясь о создании условий для постоянного проживания, как предлагают некоторые участники дебатов на эту тему. Богатство Сибири — это не только лес, газ, нефть, прочие природные сокровища, которых не счесть, это еще и огромное жизненное пространство. Оно главное, только с ним все остальное имеет значение. Потому на стороне тех, кто считает, что «главным инструментом освоения и заселения Сибири должна стать комплексна миграционная политика, подчиненная единой цели — привлечь людей, стремящихся заниматься своим делом и имеющим для этого необходимый профессиональный потенциал». Что означает — надо устраивать. А это значит создавать переселенцам хорошие условия для проявления частной инициативы, выдавать земельные участки, давать беспроцентные кредиты, освобождать от налогов. То есть развивать предпринимательство. В первую очередь самый массовый малый и средний бизнес. И люди поедут, чтобы выращивать и выгодно продавать, например, женьшень или создавать эколого — туристические парки, строить научно-производственные комплексы — тут места и самого разного дела на всех хватит. А для того, чтобы делалось оно лучше и жилось здесь не хуже, чем в Европе, те же мигранты и коренные сибиряки-предприниматели должны строить для других предпринимателей и рабочих, чиновного люда современные магистрали и также жилье, школы, театры, институты, кафе и
