– Странник! – крикнул Маломальский обернувшись. – Эй! Стран Страныч!
Ответа не последовало. Он бросился бежать назад, к их дрезине. Быстро достиг ее и заглянул внутрь. Все на месте, кроме его напарника. Правда, исчез еще и рюкзак.
– Странник! Где ты, черт тебя дери?! Эй!
Тишина в ответ. Странник, как это уже было на Полянке и в Доме композиторов, исчез неизвестно куда и не откликался.
– Черт тебя дери! Куда тебя опять понесло! Ну что за идиотская манера?! – Сергей, уже забыв про осторожность и озабоченный теперь лишь поисками своего товарища, метался по перрону. – Это уже не смешно! Черт тебя дери!
Заглянув в очередную арку, он замер. Перед ним стоял тот самый худощавый и невзрачный человек, за которым они так долго гнались. Он улыбался, глядя исподлобья прямо в глаза Сергею.
– Что, бросил тебя твой дружок? Глупо было с твоей стороны не понимать, что нельзя иметь дело с чужаком. Он не твоего племени, у него свои интересы. Ты для него – лишь расходный материал.
– Вот как? – усмехнулся в ответ Сергей. – Он не моего племени? А ты? Сам-то ты кто?
– Я? Один из вас. Я человек. Я твой брат по крови. И поверь мне, у меня нет ни малейшего желания лишать тебя жизни, хотя я могу. У меня уже была такая возможность. Но ты доказал свою силу и состоятельность. Доказал, что можешь выживать и побеждать, а значит, достоин жизни. Мне такой человек нужен, как нужны все сильные и достойные выживания люди.
– Ты – человек? Да ты хоть знаешь, что в твоей голове?
– В моей голове Великий Разум! Небывалый дар, ниспосланный Провидением, чтобы указать всем людям единственно верный путь к выживанию и господству на этой планете! В моей голове сила и воля! В моей голове истина нашего бытия! Присоединяйся ко мне! Тот, кто все это время был рядом с тобой, использует тебя, дурманит и обманывает, натравливая на меня. Но я – ключ к выживанию человечества, а ему нужно выживание только своего вида. Так кто тебе ближе: люди или безродные мутанты?
– Мне ближе человечность, – ответил Маломальский.
– Человечность? Это же химера! Что это значит? Человечность погубит человека, ибо это противоречит самой концепции вечной борьбы в эволюции!
– Человечность и есть результат эволюции, парень, – осторожно сказал Бум, сжимая в руке разводной ключ. – Да, мы не все эволюционировали. Многим еще учиться и учиться. Нам всем еще нужно к этому идти. И это трудно, конечно. Но только с тобой мне точно не по пути! Ты тянешь назад. В тебе – все омерзительное уродство нашего разума! Я знаю, что тебе нужно… Порабощение людей! Превращение нас в безликую биомассу! В массу, орущую тебе хвалебный гимн и клятву в вечной преданности и любви. И ты пошлешь их войной на все, что не впишется в твои представления о миропорядке. Пошлешь на смерть…
– Глупое ничтожество! – зарычал Ганс. – Что ты вообще можешь знать о величии моих идей и планов, ты, жалкое насекомое!
– Сам ты насекомое! – ощерился Бум. – Меня зовут Сергей Маломальский. Уж я-то думаю своим умом, а не подчиняюсь соплевидному слизню, засевшему в моей башке. И я не слушаюсь засунутого мне в ухо банана.
– Имя? Да кому интересно, как тебя зовут?! Кому это нужно?! Глупый, ничтожный человечишка! Да, у меня нет имени, ибо я есть Все! Что такое имя?! Лишь ярлык, лишающий сущность вселенского величия! Оно превращает сущность в каталогизированный предмет, пылящийся в темном чулане на задворках вечности!
– Эк тебя понесло, – ухмыльнулся Сергей. – Ты так сильно не напрягайся, а то ненароком мозза своего выкакаешь от натуги. – Присоединяйся ко мне, глупец! Ты силен, ты умен, ты смел, но тебе не хватает понимания! Я подарю людям идею! Надежду! Я смогу вас организовать и указать вам путь! И я создам новое единое общество, где мы все вместе будем выживать и побеждать, расширяя наше жизненное пространство, вынося его за пределы метро, туда, на поверхность, – он поднял указательный палец, – в мир, который по праву принадлежал нам и который должен принадлежать нам всегда. Только я смогу окружить вас небывалой заботой. Только я смогу любить своих подданных, подобно великому отцу, всем своим существованием отданному делу вашего выживания – в ответ на вашу преданность, исполнительность и верность нашей общей идее! Вот теперь Сергею стало по-настоящему страшно. Страшен был не сам человек, стоящий перед ним, и даже не аморфный мутант, сидящий в его голове. Сталкера страшила непоколебимая вера этих двух существ в свою правоту. И то, что сотни людей, – слабых, отчаявшихся, брошенных в боль и безысходность этого мира, – услышав то, что сейчас прозвучало, заорут в восторге и поднимут этого человека на руки. И вознесут его на пьедестал, и будут ему молиться, делая все, что он прикажет. Страшно то, что его идеи так заразны… Внезапно Сергею представилась Рита. Разве может быть человеческое имя уничижительным номерком какого-то каталога? Разве может оно ничего не значить? А как же волнение, до сих пор охватывающее душу, когда он вновь и вновь вспоминает его? Сергей покачал головой. Имя – часть каждого отдельного человека, его личности. А каждый человек – это целый мир, гораздо более обширный и сложный, чем метрополитен. Маломальский почувствовал, что сейчас он, впервые за последние годы, наконец-то вспомнил лицо Риты. Образ любимой отчетливо, до мельчайших деталей предстал перед его мысленным взором. И сталкер улыбнулся.
– А теперь, чертов урод, послушай, что я тебе скажу, – обратился он не то к человеку, стоящему перед ним, не то к моззу. – Никакая забота не заменит нам бесценную свободу и право быть самим собой. Быть наедине со своими мыслями, чувствами, памятью и даже болью. Никакая идея не заменит человеческую совесть. И никакая цель не стоит смерти ребенка. А ты убил ребенка, и Веру, и многих еще убил, и сможешь убить потом. А значит, давай договоримся так: ты сейчас сдохнешь и я наконец пойду домой. А то я изрядно умаялся, гоняясь за тобой.
Ганс стоял неподвижно. Он почему-то ничего не говорил, просто стоял и смотрел куда-то в пустоту.
– Прошу тебя, не делай этого, – прошептал он чуть слышно.
Маломальский не сразу понял, что обращается враг вовсе не к нему. И только заметив, что у нациста из носа течет густая, темная кровь, он осознал, что происходит.
– Нет! – жалобно простонал Ганс. – Нет, господин! Прошу, нет!
Но мозз был неумолим. Ему нужен был сталкер – и только он. Уж если этот человек настиг его, несмотря на полчища стигматов и армады вичух, если он преодолел все препятствия и ловушки, продемонстрировав великолепный потенциал, то какие возможности получит мозз, когда он захватит волю и разум этого индивида!
Он только не учел (да, собственно, ему и не дано было понять), что человека вела не чужая воля, а ясный ум, вера в себя и в человечество. В лучшее. Его вела человечность…
– Нет!!! – завизжал Ганс, схватившись за голову. Все его тело содрогалось, кровь потекла сильнее. Теперь она сочилась не только из ноздрей, но и из ушей.
Сергей понял, что этот человек обречен, а над ним самим нависла страшная опасность. Он попятился, размахнулся и метнул разводной ключ. Тяжелый стальной инструмент вонзился рукояткой прямо в лоб Ганса. Человек сразу же перестал кричать. Его ничего теперь не видящие глаза были повернуты в разные стороны, рот широко открыт. Светя фонарем, Сергей отчетливо увидел, как на его языке скапливается какая-то тягучая, серебристая, подобная ртути вязь. МОЗЗ!
Человек судорожно щелкнул челюстью, и время для Сергея почти остановилось. Доли секунды растянулись в вечность. Вот эта субстанция с невероятной силой струей вырывается изо рта Ганса и, точно серебристая стрела, летит прямо в лицо сталкера. Маломальский понял, что он обречен, и желал только успеть добежать до дрезины и взорвать напалм прежде, чем эта гадость овладеет его волей.
Но вдруг что-то возникло между ним и летящей аморфной субстанцией. Руки. Худые ладони с длинными пальцами, сжимающие стеклянную банку – одну из множества, валявшихся среди мусора вокруг. Мозз влетел в эту банку, и тут же одна из двух спасительных рук натянула на ее горловину пластмассовую крышку.
Всучив банку Сергею, Странник резко натянул на голову еще стоящего, но уже готового упасть Ганса вещмешок сталкера. Поднял разводной ключ, вытер о внутреннюю сторону вещмешка и бросил под ноги. Потом туго затянул на шее мертвого человека лямку и скомандовал:
– Теперь давай мне банку, Сергей! Скорее! Он сможет разбить ее! Он сильный! А ты хватай тело и тащи к напалму!
Маломальский точно завороженный смотрел на то, как в банке неистово мечется серебристый жидкий комок, резко меняя густоту и форму, и чувствовал, как стекло от этого нагревается. Схватив банку, Странник бросился к дрезине. Наконец-то придя в себя, Сергей подхватил тело Ганса, свой ключ и побежал следом.
* * *
– Час у нас есть, – проговорил Странник.
– Неужели конец близок и скоро домой? – выдохнул Сергей.
