Хотя капитан Гаррет был честным человеком во многих отношениях, я подумала, что он мог бы поставить нас в такое положение, что нам пришлось бы продать наших лошадей, чтобы мы не могли уехать.
В то время, однако, я не знала этого.
К полудню мы уже разместили наши фургоны в лагере шахтеров. Наши лошади были проданы, и нам дали хорошую цену. Наши кладовые были заполнены припасами из солдатской палатки, в том числе овсом, чечевицей, сушеными помидорами, луком, чаем, колесиками сыра и несколькими ведрами молока со сливками, плавающими на поверхности. Как дешево нас купили.
Затем все мужчины, кроме Маркуса, подписали контракты на работу с капитаном Гарретом. Маркус не хотел подписывать контракт, и его отпустили, потому что нам все
равно понадобится наш охотник. Мне стыдно за то, какое облегчение мы все испытали, просто получив еду, место для лагеря и обещание работы, даже если эти люди не будут получать настоящую монету в течение почти года.
Мы разожгли костер, и мы с Кэтлин принялись готовить большую кастрюлю тушеной чечевицы с луком и сушеными помидорами. В тот вечер Мария сидела у огня, накинув на плечи одеяло, и я принесла ей теплую миску чечевицы. Она была слишком голодна, чтобы даже проглотить его, поэтому откусывала маленькие кусочки.
«Мы можем остаться здесь?» прошептала она. «Нам не придется уезжать завтра?»
Я не думаю, что она поняла, что наши лошади ушли.
«Нет» — прошептала я в ответ, садясь рядом с ней. «Нам не нужно уходить, и я приготовлю тебе на завтрак мягкий овес со сливками.»
Она наклонилась ко мне и уткнулась лицом в мое плечо. Может быть, нас все-таки не так дешево купили.
На следующий день мужчины отправились на рудники работать, все, кроме Маркуса и дедушки Мартена, который был слишком стар. Только одному из сыновей Шона еще не исполнилось двенадцати, и, судя по всему, любой мужчина старше двенадцати считался достаточно взрослым, чтобы работать на серебряных рудниках. Таким образом, одним махом капитан Гаррет захватил моего отца, дядю Ландриена, Миколая, Мику, Шона и четырех сыновей Шона.
В тот день я оставила Марию отдыхать, а сама занялась обустройством более постоянного лагеря. Потом я приготовила ужин. Кэтлин помогала мне, и она также заботилась о своих двух оставшихся детях и младшем сыне Шона.
Тетя Мириам не вставала с койки, и я начала беспокоиться, что она не просто устала. Я принесла ей чай и еду, но она не могла есть.
Когда мужчины вернулись в тот вечер, у меня впервые возникло подозрение, что мы совершили ужасную ошибку.
Мондиалитко не были рождены для того, чтобы проводить свои дни под землей в темноте. Им нужен свет и воздух. Хотя наши люди были привлечены обещанием работы, они не до конца представляли себе тот вид работы, на который они подписывались — каторжный труд в темноте под землей.
Я видела страх и отчаяние в глазах моего отца.
Мария тоже это заметила, но ее реакция не вызвала жалости. Поймав меня наедине, она спросила: «Мы ведь не уходим, правда? Отец не сдастся и не заставит нас уехать?»
«Нет,» заверила я ее. «Мы никуда не уйдем.»
Я накормила мужчин обедом и сделала все возможное, чтобы сделать их вечер приятным с едой и теплым костром.
На следующее утро они вернулись в шахты.
Через два дня тетя Мириам умерла во сне. Дядя Ландриен, Миколай и Маркус оплакивали ее. Бедная Мария была вне траура и, казалось, почти не замечала, что ее тетя ушла. Девушка слишком сильно боялась снова оказаться на дороге.
По прошествии этого первого года я подружилась с женами шахтеров, которые жили в лачугах и хижинах в нашем лагере, и некоторые из них научили меня разумно использовать талоны на питание. Солдаты высоко ценили такие предметы роскоши, как чай, поэтому, если я хотела, чтобы наши люди получали больше реальных денег в конце своих контрактов, я научилась покупать только то, что было абсолютно необходимо. Конечно, проблема заключалась в том, что я часто готовила на ужин одни и те же блюда — например, тушеную чечевицу. Маркус по возможности дополнял наши трапезы дичью и олениной. Но мужчины были лишены даже таких маленьких удовольствий, как чай. Это беспокоило меня, и все же, когда я поделилась своими опасениями с отцом, он посоветовал мне продолжать действовать бережливо.
В течение этого года я наблюдала, как жизнь утекает из глаз наших мужчин, и видела, как в моем отце растет решимость, которой я никогда раньше не видела. Я знала, что он ненавидит это место. Он ненавидел эти шахты. Но что произойдет, когда эти люди отработают свои контракты и получат причитающееся им жалованье? Конечно, у нас не хватит денег, чтобы купить лошадей.
В конце лета я спросила его: «Что мы будем делать?»
Он долго изучал меня. «У меня есть план, но никто не знает, кроме Маркуса, а ты пока не можешь говорить о нем. А ты клянешься?»
«Конечно.»
«Я заметила, что солдаты не очень хорошо охраняют своих лошадей, а по ночам на периметре может быть только один человек. Как только нам заплатят, после наступления темноты, мы одолеем этого единственного охранника. Мы возьмем шесть лошадей и ускользнем в ту же ночь. Мы оставим позади фургон дяди Мартена. Мика, Кэтлин и их дети могут поехать вместе с нами. "
«Нет.» Я покачала головой. «Капитан Гаррет придет за нами. Тебя повесят за кражу их лошадей.»
«Он нас не найдет.» Он еще больше понизил голос. «Я дал понять, что все мы жаждем вернуться в замок Бельфлер на востоке. Он поверит, что мы бежали, и организует людей, чтобы преследовать нас на восток. Но Маркус нашел нам укрытие всего в трех лигах отсюда. Здесь есть пресная вода, рыба и хорошая охота на него. Мы спрячемся, пока солдаты не перестанут нас искать, и только тогда начнем двигаться.»
Это звучало рискованно, но если Маркус считал, что тайник надежен, то я доверяла его мнению.
«А куда мы пойдем после этого?» Переспросила я.
«Возвращаемся в Кеонск. Я собираюсь поговорить с мастером Деандре о том, чтобы найти нам работу в городе, даже если мы закончим тем, что будем чистить стойла для солдат Вэренджи.» Его голос сорвался.
«Но
