отчет сегодня вечером, и на данный момент этого должно быть достаточно.
— Спасибо.
Эмили теперь помогала распрягать упряжку лошадей и разговаривала с Мерседес. Затем Мария и Грэм обошли фургон, чтобы помочь. Вернувшись в Рязань, молодой Грэм попросил, чтобы его навсегда освободили от службы, чтобы он мог поехать сюда с Марией, и Яромиру не потребовалось много времени, чтобы заставить Кигана согласиться.
— Вы сделали доброе дело, — сказала Селин.
— Это была идея Эмили. Когда я спросил ее, чего она хочет, она ответила это.
— Да, но вы согласились. Ты сделал так, чтобы это произошло.
Он сделал, не правда ли?
— Ну, похоже, Эмили пробудет здесь некоторое время, — сказал он. — Могу я подвезти тебя домой?
— Нет. — Она слабо улыбнулась и прижала обе руки к спине. — Я лучше пройдусь пешком.
Он кивнул и проводил ее взглядом. Она была удивительной женщиной, гораздо сильнее, чем выглядела.
Затем его взгляд вернулся к Эмили, когда она забралась на крышу фургона, открыла деревянный ящик и бросила его в ожидающие руки Мерседес.
Эмили.
Она позаимствовала кое — какую запасную одежду и теперь снова была в бриджах — с закатанными штанинами и мужской рубашке, которая выглядела гораздо удобнее. Он никогда не знал никого, похожего на нее, — огонь, кремень и мягкость одновременно. Она могла быть невероятно эгоистичной в один момент и поразительно уступчивой в следующий.
Его охватило сильное желание взобраться на повозку и помочь ей разгрузиться, и не делать ничего, кроме как работать рядом с ней и провести остаток дня, помогая ей расселить этих людей.
Но он повернулся и повел коня к замку. Он должен был передать отчет.
Незадолго до заката Селин была в своей мастерской, вытирала пыль с чашек и готовила инструменты, чтобы снова приступить к работе. Ее не было некоторое время, и за садом с травами нужно было ухаживать.
Эмили еще не вернулась домой.
Хотя Селин наслаждалась передышкой в одиночестве, она не была полностью предоставлена сама себе. Ее рыжий кот Оливер, который обычно не проявлял никаких эмоций, был так рад ее видеть, что продолжал тереться о ее ноги. В миске, стоявшей на полу возле двери, была вода, а в другой — остатки свежего молока. Селин подумала, что должна сделать что-то особенное для Эрин за то, что она так долго ухаживала за ним.
Однако вскоре растирание Оливера заставило ее почувствовать себя виноватой. Хотя о нем заботились, пока ее не было, был ли он одинок?
— Да, я тоже рада тебя видеть. — Она похлопала по верхней части стола. — Поднимись сюда на некоторое время. Только не опрокидывай свечи.
Он вскочил, на этот раз пытаясь прижаться лицом к ее рукам.
В некотором смысле, его внимание было приятным отвлечением, так как это удерживало ее мысли от возвращения ко всему, что она и Эмили были вынуждены увидеть в Рязани. Как и прежде, она подумала, что ей потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя.
Завтра ей нужно будет подняться в замок и доложить обо всем Антону. Хотя она и радовалась перспективе увидеть его лицо, меньше всего ей хотелось вновь переживать те первые дни и ночи в шахтерском лагере.
Дверь в магазин открылась, и она оглянулась с легким раздражением. Конечно, люди здесь, должно быть, скучали по своей аптеке, но она только что вернулась, и кто придет в такой час?
Человек в плаще с поднятым капюшоном вошел внутрь и закрыл дверь. В левой руке он держал муслиновый мешочек.
— Мне очень жаль, — сказала Селин. — Я не буду работать до завтрашнего полудня, самое позднее.
Свободной рукой он откинул капюшон, обнажив бледное лицо и темно-каштановые волосы.
— Мой господин… — она запнулась. — Я не знала…
Это был Антон. Неужели он прошел через деревню?
— Не расстраивайся, — сказал он. — Яромир рассказал мне все, что случилось в Рязани, и я не мог дождаться встречи с тобой, чтобы поблагодарить тебя.
Она смотрела, как он приближается, и не знала, что сказать.
— Ты сделала то, чего не мог сделать никто другой, — продолжал он, — и сделала это от моего имени. Мой отец доволен.
— Да, — подумала Селин, — это и было причиной всех их усилий: угодить отцу Антона.
Он поднял сумку, которую нес, и положил ее на стол. — Я боялся оскорбить вас, предложив деньги или драгоценности. Я знаю, что вы с Эмили сделали все это для меня и будущего Дроевинка. Яромир рассказал мне, о чем просила Эмили, но ты не попросила ничего. Я хотел… я хотел что-нибудь для тебя сделать. — Открыв верхнюю часть мешка, он обнажил колючую лозу, посаженную в землю. — Это бархатный розовый куст из Беласки. Хельга говорит, что ты как-то сказала ей, что из лепестков можно сделать самый сильный сироп от кашля из всех известных тебе розовых кустов, и она также сказала мне, что у тебя его нет.
Теперь он стоял достаточно близко, чтобы она могла чувствовать его дыхание на своей щеке… на самом деле слишком близко. Но, потрясенная его задумчивым жестом, она не могла оторвать взгляда от виноградной лозы. Бархатный розовый куст.
— Яромир сказал мне, что тебе нужно отдохнуть и восстановиться. Не трудись приходить с докладом. Я знаю то, что мне нужно знать, и больше ни о чем вас не прошу.
Хотя она была тронута тем, что он приехал сюда, его словами, его заботливым подарком, его манерами… его заботой, они оба знали, что это всего лишь отсрочка.
— Пока не случится что-то еще и тебе не понадобятся мои способности? — прошептала она.
— Селин, — выдохнул он в ответ и потянулся к ее руке. Его рука замерла в воздухе, и он сделал шаг назад. — Опять же, я не могу отблагодарить вас.
Он не ответил на ее вопрос. В этом не было необходимости.
Тем не менее, глядя на него, оглядывая свой магазин, она обнаружила, что не возражает.
Когда он снова вызовет ее, она ответит.
Продолжение следует…
