И на этот раз Екатерина почти не видела своего новорожденного. Зато избежала скандала, и огромное облегчение, ею испытываемое, утешает ее. Очень скоро она уже встает. Ее «вывих» прошел. Дипломаты поздравляют ее с выздоровлением. Рюльер, атташе посольства Франции, в восхищении от нее. «У нее стройная и благородная фигура, гордая походка, вся ее внешность и поведение полны грации. Царственный вид. Широкий открытый лоб, свежий рот с красивыми зубами. Прекрасные карие глаза, отблески света придают им голубоватый оттенок. Лицо ее дышит гордостью. Все это – результат исключительного желания нравиться и покорять». А вот что пишет Мерси д'Аржанто австрийской эрцгерцогине Марии Терезии: «Очень похоже, что под спокойной внешностью она скрывает какие-то тайные намерения». В момент, когда он ей отвешивает комплимент в связи с ослепительным ее видом, она отвечает ему с загадочной улыбкой: «Вы не можете себе представить, сударь, чего стоит женщине оставаться красивой!»
Тем временем Петр не прекращает интриг. Он пользуется любым поводом, чтобы повредить престижу той, кому он не может простить, что она до сих пор – его жена. 9 июня 1762 года он дает обед на четыреста персон в честь ратификации мирного договора с Пруссией. По этому поводу на нем прусский мундир и большой орден Черного орла. Волей-неволей русские офицеры должны будут пить во славу Фридриха II. Но прежде чем произнести этот тост, Петр провозглашает другой: за здоровье императорской семьи. Все гости встают, отодвинув стулья. На противоположном конце стола Екатерина, как и положено, сидит. Едва она поставила бокал, император через своего адъютанта Гудовича спрашивает ее, почему она не встала, как все остальные. Она отвечает, что ей не следовало вставать, так как она принадлежит к императорской семье. Петр в раздражении опять посылает адъютанта сказать императрице, что она дура. Но, опасаясь, что Гудович, из уважения к Ее величеству, не передаст ей точно его слова, он кричит через весь стол: «Дура!» – и вперяет в нее ненавидящий взгляд. В полной тишине слово прозвучало как пощечина. Все его слышали. Тут же Петр добавляет, что единственными членами императорской семьи в этом зале являются он сам и два его дяди, принцы Гольштейнские. Так сделан первый шаг к отвержению. Публично заявлено, что Екатерина в его глазах перестала быть и его супругой, и императрицей. От такого безрассудного оскорбления Екатерина не может сдержать слез и, повернувшись к соседу по столу графу Строганову, просит рассказать какую-нибудь забавную историю. Разумовский и барон де Бретель вмешиваются в разговор и оживленной беседой пытаются развеять чувство неловкости. Императрица овладевает собой и улыбается. После непродолжительной растерянности все взбодрились. К царице, незаслуженно оскорбленной, обращены взгляды, полные участия. Так Петр, полагая ее сразить, способствовал упрочению ее положения. С досады он в тот же вечер приказал сослать графа Строганова в его имение: он пытался подбодрить императрицу – соседку по столу. Через четыре дня Петр приказывает заточить Екатерину в Шлиссельбургскую крепость. Принц Георг Гольштейнский, его дядюшка, умоляет Петра отказаться от этой крайней меры, которая может вызвать возмущение в армии и среди дворянства. Нехотя Петр уступает. Но об этом его намерении узнает Екатерина. Теперь она видит, что ее судьба поставлена на карту: или она, или он, или престол, или тюрьма. А может быть, и смерть. Как писал поверенный в делах Франции Беранже, «варварская безумная жестокость Петра III давала основания опасаться, что он осуществит свое намерение устранить жену».
По мере того как опасность становится все реальнее, друзья Екатерины все чаще подумывают о возможности дворцового переворота. Княгиня Дашкова, «крайне неосторожная и смелая», по выражению Беранже, склоняет на свою сторону нескольких офицеров, посещающих салоны. Пять братьев Орловых вербуют сторонников среди молодых гвардейцев. Григорий, назначенный офицером-казначеем артиллеристов, использует кассу и подкупает сотню солдат. В Преображенском полку офицеры Пассек и Бредикин буквально молятся на Екатерину. В Измайловском полку можно рассчитывать на Рославлева и Ласунского. Есть еще, разумеется, гетман Кирилл Разумовский, мудрый Панин и еще несколько вельмож пониже рангом. Достаточно ли этого, чтобы свергнуть императора, внука Петра Великого, и возвести на престол княгиню, в чьих жилах нет ни капли русской крови? Потребуется гораздо больше денег, чтобы купить гораздо больше людей. Тайно Екатерина попросила денег у посла Людовика XV барона де Бретеля. Этого молодого блестящего дипломата направили в Россию в надежде, что его неотразимая внешность покорит Екатерину. Но когда он был представлен, место было уже занято. К тому же герцог де Шуазёль очень неосторожно позволил ему взять с собой жену-красавицу, вовсе не желающую, чтобы муж ей изменял, даже в интересах государственной политики. Отношения де Бретеля с императрицей никогда не зайдут за пределы вежливости. Но она ценит его ум, манеры и догадывается, что он симпатизирует ей. Именно у него она просит срочно взаймы шестьдесят тысяч рублей. Выполняя предписания герцога де Шуазёль, Бретель уклоняется от этого шага. Чтобы не скомпрометировать Францию, он уходит от прямого ответа и уезжает из Санкт-Петербурга в Варшаву, оттуда – в Вену, оставив распутывать узелок своему поверенному в делах Беранже. Через несколько дней, разочарованная и возмущенная непонятливостью дипломата, Екатерина направляет Беранже записку такого содержания: «Покупка, которую мы должны совершить, наверняка скоро будет иметь место, но по цене ниже прежней; так что дополнительных средств не потребуется». Беранже в восторге. У него гора с плеч. Он не верит в удачу заговора, затеянного забубенными головами. Считает, что «подпорки» заговора слишком слабы. Но Екатерина тем временем обратилась к Англии с просьбой профинансировать «покупку». Некий английский негоциант выдал аванс в сто тысяч рублей. Так она стала еще ближе к Англии и враждебно настроенной против Франции. Со стороны последней это была политическая ошибка, и Версаль скоро это поймет. «Государыня не простит вам, что вы бросили ее в столь критический момент», – пишет господин де Брогли Бретелю. На самом же деле, несмотря на все маневры, у друзей Екатерины нет никакого точного плана действий, никаких наметок, как они смогут в нужный момент возвести ее на трон. Сплошной туман, дерганья и импровизация.
12 июня 1762 года беспечный Петр выехал из Санкт-Петербурга в летнюю резиденцию в Ораниенбауме. Он рассчитывает отдохнуть там несколько дней, прежде чем отправиться в свою армию в Померании, обрушиться на датчан и отвоевать столь дорогое его сердцу герцогство Шлезвиг. К сожалению, русский флот не готов поднять паруса. Множество матросов заболело во время эпидемии. Петр издает указ, предписывающий больным срочно выздороветь. А пока он пирует с любовницей и принимает парады своих войск. Напрасно его ближайшие советники говорят ему, что опасно покидать столицу и даже империю, когда в Санкт-Петербурге активизируется клика, готовая его свергнуть; он не обращает внимания на предупреждения. Не слушает он и Фридриха II, советующего ему через своих посланников, барона Гольца и графа Шверина, срочно короноваться в Москве, ибо русские очень привязаны к традициям и не будут уважать царя, еще не освященного церковью; говорил он и о том, что осторожный монарх никогда не начинает войну, не обеспечив себе крепкий тыл. Единственная мера предосторожности, которую Петр принимает, касается местопребывания Екатерины. Он повелевает ей покинуть Санкт-Петербург и поселиться в Петергофе, близ Ораниенбаума, на берегу Финского залива. Друзья Екатерины чувствуют, что это – ловушка. Да и сама она неспокойна. Но отступать она не хочет. Просто решает поехать одна, поручив сына Павла на попечение Панина.
