- Я не забыла, Ярик, - она слабо улыбнулась, заметив выражение его лица, оглянувшись в сторону Раисы, стоящей чуть дальше.
- Я научился его готовить, но у меня все равно он разваливается, - пробурчал, крикнув своей девушке:
- Рысенок, хватит мерзнуть, иди сюда!
Она говорила, что он родился в Сочельник, потому что судьба хотя бы раз должна была преподнести ей чудо. И долго плакала, боясь отпустить маленькое тельце, прижимая к себе, пока грозная медсестра не приказала с силой отбирая новорожденного Ярослава.
- Ему нравилось бить меня в живот и по лицу, - рассеянно проговорила, заставив Раю сжать с силой пластиковый стаканчик. Впервые в жизни девушка ощутила дикую ненависть к человеку, которого даже никогда не знала, сидя там, в объятиях Ярослава, согревая от тепла его рук и слушая каждое слово. От таких историй волосы дыбом встают, стоит их услышать по телевизору или прочесть в интернете, но никогда не думаешь, что с ними можно столкнуться в реальности, глядя в глаза жертве, с дрожью в голосе рассказывающей о многолетних издевательствах.
- Я убегала – он находил. Притаскивал домой, избивал и называл порочной. Считал все беды из-за моей красоты. Здесь, - коснулась пальцем брови, показывая маленький белый шрам в том месте, где неровно срастались волоски. Подушечками провела по носу с заметной горбинкой. – Сломанный нос, выбитая челюсть, - пальцы легли на щеку, затем выше, стягивая платок, приподнимая светлые волосы, скрывающие шрам от виска до уха.
- «Слишком красива, чтобы жить счастливо», - процитировала его слова, повернувшись к Ярику и услышав в ответ:
- «Больно смазлив, чтобы являться мальчишкой», - усмехнулся Тасманов. Рая хмурилась, кусая губу, сжимая пальцы Ярослава, стараясь дышать ровно. Не поддаваться внутренним эмоциям, кипящим будто в котле под крышкой, грозясь вот-вот выплеснуться наружу.
- Почему не пошли в милицию? – спросила, затем сама же мысленно ударила себя за глупость. Кто бы в то время стал разбираться таким? А уж в грянувшие девяностые подавно. И солеными дорожками, текущими непроизвольно из глаз, Инга подтвердила ее мысли.
- Я забеременела и забыла, что такое белый свет. Дома, в заперта, но он хотя бы не поднимал руку. Считай счастливые годы, где-то в глубине надеялась, что может он осознал все, - прошептала, пряча лицо в ладонях.
Никому не было дела, у всех свои заботы. «Моя хата с краю» - кто захочет вмешиваться в чужую семью. Ведь «она сама виновата» - рассуждал каждый. Знакомые и родня с ее стороны твердили терпеть, ведь времена тяжелые. С его – молчать, ведь он содержит их с маленьким ребенком, тяжело трудясь на двух работах. Да и вообще, может не ребенок Марселя, больно красив, не похож, из маленького недоношенного младенца превращался в настоящего красавца, вызывая сомнения в генетическом родстве у всех, особенно, у матери Марселя.
- Что-то мало на сына моего похож, - твердила Антонина Николаевна, поджимая губы.
Ярослав рассмеялся, вспоминая редкие встречи с единственной бабушкой, оставшейся к тому времени в живых, когда он подрос. Кажется, Антонина всегда его ненавидела, правда не очень понятно за что. Впрочем, вряд ли эта сухопарая худая злобная женщина вообще любила хоть кого-то, кроме себя. Даже собственного сына вычеркнула из жизни после того, как он пристрастился к крепким спиртным напиткам.
- Марселя раздражало все. Любая мелочь выводила из себя. Не вытерла пыль? Удар. Не вовремя подошла? Удар. Слишком долго подала чай? Удар, - повторяла из раза в раз одно слово, невольно вздрагивая. Пальцы стали красными, а она не чувствовала. Лишь стоило большой мужской ладони лечь на ледяные руки, вздрогнула, вдруг осознавая, что это не ее бесконечный кошмар. А реальность, где чудовища больше нет. Оно ушло. Умерло, исчезнув под грудой земли и больше никогда никому не сделает больно.
- Хочу знать одно, - вдруг спросил Ярик, крепко стискивая ее руку в своей, но не до боли, лишь согревая, смотря прямо в лицо женщине. – Почему?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Она сглотнула, на секунду отведя взгляд, а затем вновь посмотрела на него, произнеся слова, от которых кровь в жилах Раисы буквально застыла:
- Потому что я боялась, что убью тебя.
Глава 26 - Когда погасли огни
Люди самоуверенно утверждают: депрессия возникает от безделья. Вроде как, просто стоит побольше работать да поменьше ерундой маяться. Тогда времени на самокопание не будет. А еще говорят: не бывает послеродовой депрессии. Бабушкины сказки. Глупости. Не может женщин возненавидеть своего ребёнка до такой степени, что хочет его убить.
Сломленные люди, как поломанные игрушки – не нужны никому.
Ежегодная статистика спорила до хрипа в голосе психологов и психиатров. Женщины выпрыгивали с младенцами из окна. Выбрасывали их в мусорку, убивала, пряча труп. Гибли сами и тащили за собой детей в преисподнюю, где для них по велению Библии был установлен самый жаркий котел. Ведь никто не думал, сколько отведено на каждого человека испытаний, пока не сработает спусковой крючок, запускающий режим самоуничтожения.
От этого не застрахован никто, однако все предпочитали закрывать глаза. Общество твердило, что такие люди слабы. Не надо было жалеть, не стоило помогать. Каждый считал себя сильнее, с презрением оглядываясь на жертву, готовый ткнуть в нее пальцем, плюнуть, не считая нужным хотя бы понять.
Узнать, услышать, задвинуть подальше все мысли о том, что с ним такого точно случится не могло.
Ярослав знал об этом состоянии не понаслышке. И слушая собственную мать, видел себя в ее лице, осознавая глубину несчастья этой женщины. Так никогда и не узнавшей, что можно быть счастливой.
- С каждым днем все чаще слышала голос в голове, будто твой отец в сотый раз повторял, что ты источник проблем, - шептала, раскачиваясь из стороны в стороны, сдавленно выдыхая, будучи на грани истерики. – Очнулась стоя над твоей кроватью с подушкой в руках, среди ночи. Не помня, как вышла, зачем и почему. Что пыталась сделать, лишь голоса говорили: давай, закончи. А после прекрати свое жалкое существование! Ты не достойна жизни, это ты во всем виновата!
Сорвалась на крик, сотрясаясь рыданиями. Ярослав ощутил, как сжалось все внутри, выкручивая наружу спрятанные в темных шкафах эмоции. Осторожно отпустил Раису, почувствовав ее толчок и поддавшись порыву обняв Ингу, крепко прижимая к себе. Позволяя заливать горючими горькими слезами свою куртку, укачивая словно ребенка.
Это оказалось очень болезненно – видеть и слышать правду. Настолько, что дышалось с трудом, а глаза обжигал ледяной ветер, срываясь сверкающие капли, затаившиеся под мелким дождем. Коснулся светлой макушки губами, прикрывая глаза, тихо шепча в ответ:
- Ты никогда ни в чем не была виновата. Никогда.
И сам в это верил, отпуская обиду, позволяя ей раствориться в воздухе, наполненном запахом влажной земли. Там на кладбище под усилившимся дождем на влажной земле между ними тремя осталось много сказанного. О том, как Инга пыталась лечиться, судорожно пытаясь вернуть сознание, как думала, что, оставляя сына с отцом, который до ее ухода никогда не поднимал на Ярослава руку, делает лучше. Выбирает меньшее зло из возможных. Глупая вера, что именно она была источником проблем не дала увидеть всю картину.
Глотая слезы Инга слушала о самом большом зле, которое когда-то повстречала, надеясь убежать из Ада. Ежедневные побои, бесконечные любовницы, мачехи, одна из которых проявляла совсем нематеринские чувства. Первая учительница, а с ней ненависть к себе самому. К отражению в зеркале, к тому, кому каждая из них шептала: «я люблю тебя». Одна фраза из трех слов, разрушившая до основания личность человека, разучившегося любить до одной единственной встречи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Они распрощались с Марселем поздно вечером. На улице становилось совсем темно, вдалеке зажигались огни, а Инга с Раисой двинулись к выходу, оставив Ярослава у могилы, давая ему время. То, о котором он попросил лично.
