– Я вовсе не больна, – ответила я, – кто тебе сказал? Я просто сильно простудилась, и все.
– Я беспокоюсь за тебя.
– Правда? Тогда ты мог позвонить вчера.
– Не хотел нарваться на Дэвида.
– Кто сказал тебе, что сейчас его нет дома?
– Невиль. Они уехали на целый день на его машине. Я все знаю. Это тесный мир. Как Флора?
– О, с ней все в порядке. По крайней мере, внешне.
– Эмма, я приеду навестить тебя.
– Да?
– Что мне принести? У тебя есть, что почитать?
– Есть несколько книг… Но, может, мне и не захочется читать, когда ты примешься за свои выдуманные рассказы – о жизни миссис Сиддонс, например.
– Я могу принести тебе хорошие книги.
– Да, можешь, но, пожалуйста, не беспокойся.
– Я сейчас приеду.
– Давай, – сказала я и повесила трубку.
Я вернулась прямо в спальню и взглянула на себя в зеркало. Моя кожа была бледной, а волосы растрепаны. Я пригладила их расческой и принялась искать свою новую помаду. Накрасив губы, я удивилась результату. Мой вид значительно улучшился, и если бы не черные круги под глазами и не забитый нос, но я смотрелась бы неплохо. А мне это было крайне необходимо: я чувствовала, что эта встреча будет последней, а между нами было много чего, что следовало бы исправить. Мое раздражение и мою неискренность. Я была в долгу перед ним, и мне не хотелось оставлять свои долги до следующей недели.
Когда прибыл Виндхэм, я спустилась вниз открыть ему дверь. Его вид подействовал на меня неожиданным образом. Он выглядел более внушительным, более подходящим объектом для страсти, чем мне казалось. Мне стало стыдно, что мысленно я принижала и умаляла его достоинства. Он поцеловал меня в щеку и попросил лечь обратно в постель. Сам он сел на стул возле моей кровати, где до этого сидел доктор.
– Бедная Эмма, – произнес он спустя некоторое время. – Бедная старушка Эмма. Ты себя очень плохо чувствуешь? Мне следовало бы прыгнуть вслед за тобой. Но мои ноги просто приросли к земле.
– Я не очень плохо себя чувствую. Просто меня немного мутит.
– Бог мой, ну и реакция! Ты оказалась в воде, прежде чем я заметил, что произошло.
– А ты и не должен был ничего замечать. Я-то всегда жду, что случится нечто подобное. Я даже не удивилась, я знала, что это когда-нибудь произойдет.
– Я написал служителям сада, чтобы они поставили ограждения у края воды. Маленькие, не больше фута высотой.
– Неужели? Очень мило с твоей стороны.
– Хотя и несколько поздно.
– Поздно для Флоры?
– Поздно для нас с тобой.
– Да, видимо, так. Хотя, если бы этого не произошло, случилось бы что-нибудь еще.
– Да. Следующие несколько лет ты проведешь с постоянной оглядкой, теперь я это понимаю. Меня очень потряс тот случай в прихожей вашего дома…
– Дэвида тоже.
– Да, Дэвида, конечно, тоже. Собираете осколки?
– Виндхэм, – сказала я, сидя очень прямо на своей кровати, словно перед судьей, – Виндхэм, я должна извиниться. У меня не было права создавать ситуацию, когда ты мог подумать – мог ожидать, – что я решусь пойти до самого конца. Когда мы начинали, я честно думала, что смогу. Я хотела этого. Но возникли определенные моменты, остановившие меня, и я приношу свои извинения за то, что вовремя не распознала их.
– Ты не могла знать наперед, – возразил он, – Я сам многого не понимал до вчерашнего дня.
– Но что еще есть в моей жизни, кроме моих детей? Что у меня есть?
– О, многое… Ты сможешь вернуться к этому вопросу, когда твои дети подрастут. В пятнадцать они уже не будут падать в реку, верно?
– Но я буду такая старая!
– Ты будешь все равно моложе, чем я сейчас, и потом, ты из тех женщин, которые и в сорок выглядят превосходно.
– Но через пятнадцать лет ты будешь слишком старым даже для меня.
– Да, тогда мы не подойдем друг другу.
– Я хочу сейчас. Хочу сейчас. Хочу сейчас!
– Тогда тебе не следовало выходить замуж, – сказал Виндхэм. – Женщины, которые выходят замуж, отказываются от сиюминутного ради будущего. Разве ты этого не знала?
– Нет, не знала.
– Теперь знаешь. Эмма, поцелуй меня.
– Мне не хочется целоваться, – сказала я, – Я не могу дышать носом.
Но он все равно подошел ко мне, сел на кровать и стал целовать меня, положив руку мне поверх халата и ночной рубашки. Впервые я не была скована черными кружевами и эластиком и смогла почувствовать, как что-то начало шевелиться у меня под кожей.
– Ты прямо как воробышек, – заметил он. – Одни косточки.
– Я вовсе не костлявая, – возмутилась я. Он уложил меня обратно на подушки. Я немного посопротивлялась, но через некоторое время мне все-таки пришлось сдаться. Я позволила ему продолжать, и очень хотела бы сказать, что получила от этого наслаждение. В конце концов я стала озираться по сторонам в поисках носового платка; не найдя его, я просто громко высморкалась в угол простыни. Бедный Виндхэм лежал с закрытыми глазами, пока мне не начало казаться, что он уснул; я протянула руку за градусником, он открыл глаза и увидел, что я измеряю температуру.
– Эмма, – произнес он, – Ты ненормальная, – и снова закрыл глаза. Я промолчала.
Оказалось, что температура у меня не поднялась. Я даже почувствовала себя несколько лучше, после всего происшедшего мне полегчало. Я посмотрела на Виндхэма, дремлющего рядом, слегка погладила его волосы и, к своему удивлению, неожиданно спросила:
– Послушай, почему тебе дали такое смешное имя – Виндхэм?
Он застонал, повернулся на бок, спиной ко мне.
– Это была мамина идея. Она была великой почитательницей Виндхэма Льюиса. Даже однажды встретилась с ним на корабле во время круиза.
– Эй, Виндхэм, – снова сказала я через некоторое время, разбудив его поцелуями и покусываниями за мочку уха. – Хочешь чаю?
Он снова застонал, но я приняла это за согласие и отправилась на кухню ставить чайник. Я даже стала напевать себе под нос строчки из песенки о дочке, хотевшей пойти на речку искупаться, которая постоянно крутилась у меня в голове после приключения с Флорой. Пока грелся чайник, я занялась посудой, оставшейся после завтрака. Когда я вернулась в комнату с чаем, Виндхэм сидел на кровати, полностью одетый.
– Может, перейдем в гостиную, – предложила я, – здесь жуткий развал.
– Ты уверена, что достаточно хорошо себя чувствуешь? – спросил он, нерешительно последовав за мной. – Мне не следовало делать этого, я забыл, что ты болеешь.
– Я здорова, – сказала я, садясь на диван. – Я никогда не чувствовала себя лучше. Прошу простить меня за все эти чиханья, сморканья и так далее. Это было не слишком смешно.
– Ну, «смешно» – это не то слово.
Мы сидели, пили чай и смотрели друг на друга. Я вспомнила, что распущенные волосы постоянно прилипали к моей новой помаде. Было что-то очень сладострастное в этих воспоминаниях. Мы с Виндхэмом сидели, пили чай и смотрели друг на друга, совершенно не задумываясь, о чем думает каждый из нас в эту минуту. Я знала, что для меня это в какой-то степени означало конец наших отношений, и с подозрением следила за любым своим словом или жестом, который он мог принять за начало. Я чувствовала себя освободившейся от его притязаний.
