Воздух вокруг них сгустился. Калли не могла этого выносить.
— Почему на вас нет пластрона?
Вопрос прозвучал убийственно тихо. Она ждала чего угодно, но только не этого вопроса. Калли посмотрела ему в глаза, которые сейчас оказались так близко, и сказала:
— Милорд?
— Пластрон. Деталь фехтовального костюма, предназначенная для защиты руки, которой фехтовальщик держит оружие. Чтобы уберечься именно от подобных ран.
Он произнес это так, словно цитировал пособие по обучению фехтованию.
— Я знаю, что такое пластрон, — проворчала она в ответ.
— Да? Так почему же вы его не надели?
В его вопросе прозвучали эмоции, которые Калли затруднилась определить, но они ей явно не понравились.
— Я... я не думала, что он мне понадобится.
— Да что же это такое, черт побери! — Он взорвался. — Я ведь мог вас убить!
— Рана не опасная, задеты лишь мягкие ткани! — возразила Калли.
— Да что тебе, черт возьми, известно о таких ранах! А если бы я ударил сильнее?
— Вы вообще не должны были оказаться здесь! — Слова слетели с ее языка, прежде чем она успела остановиться.
Их взгляды столкнулись, голубые глаза против карих, и Ралстон покачал головой, словно не мог поверить своим ушам.
— Я? Это я не должен был здесь оказаться? — Его голос дрожал. — Насколько я помню, это спортивный клуб! Мужской спортивный клуб! В нем мужчины занимаются фехтованием! Насколько я помню, вы женщина! А женщины не сражаются на шпагах!
— Это так, — уклонилась она от ответа.
— Так что же, черт возьми, ты здесь делаешь? Где, черт побери, твои мозги?
Калли недовольно фыркнула, словно не она сидела сейчас на полу.
— Я бы предпочла, чтобы вы не выражались подобным образом.
— Ты бы предпочла? А я бы предпочел, чтобы ты держалась подальше от фехтовального клуба! И если уж на то пошло, то и от пабов, и от моей спальни! — Маркиз внезапно замолчал, ошарашенно глядя на девушку. — Бог мой! Ты что, действительно хочешь погубить себя?
Слезы набежали на глаза Калли, превратив их в темно-коричневые озерца.
— Нет, — прошептала она надломленным голосом и тут же отвела взгляд, потому что внезапно ее охватило отчаянное желание оказаться где угодно, но только не рядом с ним.
Увидев ее слезы, Ралстон выругался себе под нос. Он вовсе не собирался до такой степени расстраивать девушку. Он хотел просто попугать ее, так чтобы она оставила все свои глупости, но слезы — это уже слишком. Ралстон чуть смягчил тон:
— Тогда к чему все это? — Она ничего не ответила, и Гейбриел чуть возвысил голос: — Калли!
Девушка посмотрела на него, покачала головой и, глубоко вздохнув, прошептала:
— Вы этого не поймете.
Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга, потом Ралстон тоже сел на пол и положил ее поврежденную руку себе на колено.
— И все же попытайся объяснить, — достаточно жестко предложил он.
— Понимаете, это здорово... — начала Калли сбивчиво и будто оправдываясь. — Все дело в том, что даже в этот момент, когда моя репутация под угрозой, а вы так разгневаны, мне страшно, и рана немного саднит, хоть вы так хорошо ее перевязали... Так вот, несмотря на все это, сегодня один из самых замечательных дней в моей жизни.
Увидев замешательство в его взгляде, она попыталась объяснить:
— Сегодня я чувствую себя живой.
— Живой?
— Да. Двадцать восемь лет я делала то, чего ждали от меня окружающие... была такой, какой меня хотели видеть.
— А это просто ужасно — соответствовать тому образу, который составили в свете. — Она помолчала и добавила: — Вы правы, я действительно трусиха.
Взгляд Ралстона смягчился после такого искреннего признания.
— Я был идиотом. Мне не стоило этого говорить.
— Вы не... — Калли умолкла, не в силах повторить это слово вслух.
— Не уверен, что соглашусь. Продолжай.
— Я не жена, не мать и не столп общества. — Калли взмахнула рукой, словно давая понять, что жизнь, которую она описывала, находилась за пределами этой комнаты. — Я невидимка. Так почему бы не перестать быть незаметной девушкой у колонны и не начать пробовать все то, что я всегда мечтала попробовать? Почему бы не отправиться в таверну и не попробовать виски? Почему бы не взять в руки шпагу? Поверьте, это было для меня гораздо более интересным, чем балы, скучные чаепития и нудное рукоделие, которым я отдавала все свое время. — Она вновь взглянула в его глаза. — Вы считаете, что в моих поступках нет никакого смысла?
Ралстон серьезно кивнул:
— Смысл есть, поскольку ты пытаешься найти себя.
Она широко раскрыла глаза.
— В действительности, — добавил он, — мне весьма нравится эта беспутная женщина.
И тут он припал губами к ее тубам, и Калли пропала. Она полностью отдалась во власть его губ и нежных ласк. Большим пальцем Ралстон поглаживал ее скулу, а его губы полностью захватили в сладкий плен ее уста, и волны пульсирующего удовольствия с головой накрыли Калли.
Она охнула от этого ощущения, и он, воспользовавшись тем, что губы ее приоткрылись, снова приник к ним глубоким, пьянящим поцелуем, от которого у нее закружилась голова. Калли потянулась к нему, к своему якорю в этом море чувственности, обхватив его руками за шею и запустив пальцы в его густые мягкие волосы. Ее объятие вызвало у него глубокий вздох удовлетворения, и своими влажными поцелуями он провел линию по ее щеке и вниз по шее, что вызвало во всем ее теле яростный взрыв удовольствия.
Спуститься ниже мешал высокий воротник ее фехтовального жакета, и Ралстон ловко расстегнул его, не прерывая своих ласк, опускаясь ниже по ее шее и еще ниже, насколько позволял ее костюм. Когда Ралстон расстегнул куртку, ему пришлось отстраниться, чтобы распахнуть защитное одеяние. Тяжелый взгляд Гейбриела упал на перетянутую грудь девушки, возбужденно вздымавшуюся под туго натянутым полотном.
Он лишь покачал головой, увидев эту маскировку, и вновь посмотрел ей в глаза.
— Это, — сказал он, пробежав пальцами по краешку полотна, — просто издевательство над природой.
Увидев желание в ее глазах, открытые в страсти губы и пылающие щеки, Ралстон вновь обхватил ее губы жадным поцелуем, а затем положил руки на полотно, нащупывая его конец. Найдя его, уверенными движениями начал разматывать ткань.
Немного нервничая, Калли наблюдала, как он следит за собственными движениями. Она заметила, что дыхание Гейбриела стало жестким, голубые глаза потемнели, и в этот момент она полностью осознала, что пребывает в объятиях Ралстона. В объятиях единственного мужчины, которого когда-либо желала. Единственного мужчины, о котором когда-либо мечтала. И теперь, когда он обнажил ее тело, она со всей очевидностью поняла, что и душа ее тоже принадлежит этому мужчине. Она никогда не перестанет хотеть его.
