И чтобы это был чертовски большой шанс!* * *
— На нем деснейрский флаг, сэр, — отметил первый помощник Фитцхива, когда дистанция сократилась до тысячи ярдов.
— Да, Тобис, это так, — согласился Фитцхив.
— Я просто подумал, что должен указать на это, — мягко сказал Тобис Чермин. — Ты же знаешь, что в данный момент мы не воюем с Деснейром.
— Я осведомлен об этом факте, — признал Фитцхив, поворачиваясь, чтобы поднять бровь на своего первого помощника.
— Ну, я просто подумал, что неплохо иметь кого-то, с кем мы не воюем. Пока, по крайней мере. — Чермин ухмыльнулся ему. — Думаешь, мы собираемся это изменить?
— Не знаю. И, если быть до конца честным, мне тоже на самом деле все равно, — сказал ему Фитцхив, поворачиваясь назад, чтобы посмотреть на качающийся деснейрский галеон с высокими бортами. — Во-первых, у Деснейра нет военно-морского флота. Во-вторых, Деснейр уже занят строительством флота для этих ханжеских придурков в Зионе, так что с таким же успехом мы могли бы уже воевать с ними. И, в-третьих, Тобис, если они не хотят, чтобы их схватили, тогда им не следует поднимать этот гребаный вымпел.
Чермин молча кивнул. Практика подъема церковного вымпела всякий раз, когда судно находилось на службе Церкви, восходила почти к самому Сотворению Мира. Традиционно для этого были очень веские причины, включая тот факт, что только самый храбрый — или самый безумный — пират собирался шутить с церковным галеоном. Однако в последнее время эти традиционные причины были… несколько подорваны. Казалось, остальному миру потребовалось некоторое время, чтобы понять, что подъем этого вымпела в наши дни имеет много общего с размахиванием красным флагом перед великим драконом, по крайней мере, в том, что касалось Чариса, но Чермин полагал, что от старых привычек трудно избавиться.
И, честно говоря, даже не каждый чарисиец так взбешен этим зрелищем, как Старик, — подумал он.
На самом деле, Чермин был по крайней мере на несколько лет старше Фитцхива, но ему никогда не приходило в голову использовать другой ярлык для хозяина «Лойял сан». Симин Фитцхив казался большинству людей старше своих лет. Отчасти это, без сомнения, было связано с его ростом — он был на голову выше большинства других чарисийцев, — но в большей степени это объяснялось его бесспорной солидностью. И не только из-за его достаточно крепких мышц и костей. Несмотря на всю свою молодость, Фитцхив был целеустремленным, дисциплинированным человеком, что помогло объяснить, как человек его возраста не только был капитаном, но и владел собственным галеоном.
Но он также был человеком железных убеждений. Никто не мог обвинить его в ограниченности взглядов или в том, что он отказывался смотреть, прежде чем прыгнуть, но как только его убеждения были приняты, его уже ничто не могло поколебать, Чермин знал это.
Поначалу Фитцхив сомневался в разумности раскола между Церковью Чариса и сторонниками Храма. Эти сомнения ослабли со смертью короля Хааралда, и они полностью исчезли, когда он увидел, как архиепископ Мейкел и император Кэйлеб воплощают свои слова в реальность. Попытка убийства архиепископа в его собственном соборе, то, что случилось с архиепископом Эрейком, ложь, исходящая из Зиона, и резня в Фирейде заменили эти первоначальные сомнения пламенной приверженностью. А Старик ничего не делает наполовину, — сказал себе Чермин. — Что меня вполне устраивает, если уж на то пошло. — Он оскалил зубы, глядя на деснейрский галеон. — Интересно, достаточно ли умен вон тот парень, чтобы понять, как быстро ему лучше спустить этот вымпел?
* * *
— Черт.
Эйлик Лизардхерд произнес это единственное слово со спокойной силой, когда «чарисиец», и теперь они были достаточно близко, чтобы увидеть национальное знамя, которое продолжало говорить о том, что он «чарисиец», рассекал воду в вздымающихся всплесках белой пены. Он должен был восхищаться тем, как другой капитан управлял кораблем, но это было просто немного трудно вспомнить, когда он увидел семь открытых орудийных портов, ухмыляющихся в его сторону. У него никогда — пока — не было возможности осмотреть одно из новых орудий Чариса, но он знал, что видит, когда вперед выкатили приземистое короткоствольное орудие. Его катамаунты метали трехфунтовые ядра; если бы это было то, в чем он был уверен, противник метал бы по меньшей мере восемнадцатифунтовые ядра. «Уинд хуф» был значительно больше, чем «чарисийский» бриг, но не настолько, чтобы выдержать такой дисбаланс огневой мощи!
— Сэр? — натянуто сказал Хейрейм, и Лизардхерд посмотрел на него. — Не думаю, что они выглядят особенно обеспокоенными стрельбой по деснейрскому кораблю, не так ли, Горджа?
— Нет, сэр, я не знаю, — сказал Хейрейм через мгновение, но даже когда он говорил, его взгляд переместился вперед, туда, где лейтенант Эйвирс и его десять храмовых стражников стояли в ожидании на главной палубе.
— Да, это проблема, — очень тихо согласился Лизардхерд. Взгляд Хейрейма метнулся к нему, и капитан тонко улыбнулся. — Если мы не спустим наши флаги и не ляжем в дрейф, эти пушки превратят нас всех в приманку для кракенов, и чертовски быстро. Или, если уж на то пошло, уверен, что у них там достаточно людей, чтобы взять нас на абордаж, предполагая, что они каким-то образом знают достаточно о перевозимом нами грузе и беспокоятся о том, не потопят ли нас неосторожным пушечным ядром. Но лейтенант Эйвирс будет настаивать на том, чтобы мы не опускали флаг и плыли дальше, и уверен, что его люди последуют его примеру, если — и когда — он убьет первого, кто дотронется пальцем до фала флага. Не говоря уже о том факте, что если бы мы были настолько беспечны, что потеряли деньги Церкви, сдавшись еретическому чарисийскому «пирату», его сообщение, несомненно, имело бы… печальные последствия.
— Да, сэр, — подтвердил Хейрейм еще более тихим голосом.
— В ловушке между драконом и глубоким синим морем, — пробормотал Лизардхерд. Никто, возможно, не услышал бы его из-за шума парусного корабля в море, но Хейрейм был с ним долгое время. Он знал, о чем думает его шкипер, и выглядел крайне несчастным.
Что ж, он может выглядеть таким несчастным, каким ему нравится, — язвительно подумал
