«Сросшиеся», выходили на контакты с такими же структурами и в средней части страны, и в Центральной, и в Южной, Западной частях России, странах СНГ. Знакомились… Большей частью через посредников, лично выходить часто было противно обеим сторонам… Заключали далеко идущие планы-договоры: вот ваша доля в нашем бизнесе, а вот здесь, за это, вы «головой» отвечаете, а здесь развиваете под нашим непосредственным руководством.
Идёт! Замётано!
Больше ничего и не нужно было.
Как грибы после тёплого весеннего дождя стали открываться связанные одной жёсткой солидарной ответственностью частные финансовые учреждения, дорогие торговые представительства разных японских компаний, корейских, американских, китайских, московских представительств, западных… Большей частью СП (совместные). В соучредителях были как раз те, начальство, кто явным образом мог способствовать работе данного СП на всех его уровнях. Предпринимателей, понятным образом, там не было. И не в подвалах «свои» получали помещения, как это обычно доставалось предпринимателю, не под крышами домов-развалюх, а в престижных местах города, в лучших, «раскрученных», зданиях и площадях, со льготной арендной платой. А какие товары были у них! Какие образцы!! А объёмы!!!
И «диковинная», удобная, функциональная бытовая техника, и шикарная мебель для дома и офиса, и трикотаж любой, и автомашины, и верхняя, нижняя одежда, и продукты питания, и элитное бельё, и напитки… Пива — кто это раньше знал! — более трёх десятков марок стали завозить. Против привычного «таёжного», да «жигулёвского»… Другие виды, которые в Москве, те не в счёт. И всё вагонами, вагонами, контейнерами…
У местных жителей, никогда не выезжавших дальше границ бывшего СССР, дар речи терялся мгновенно и надолго, глядя на это сверкающее разнообразие. Причем, советская декларация о том, что мы самые первые в мире во всём и везде, тут же испарилась, будто и не было её никогда. На прилавках и витринах красовалось импортное сверхизобилие. Простой человеческий ум не мог с этим мириться — нет-нет! Не верили глазам своим: это нереально, это обман. Такого не может быть! Но, куда деться, вот оно всё, перед тобой, перед глазами, бери, трогай, покупай… Покупай! Ярким огнём вспыхивало желание хоть чем-нибудь из этого — великолепия! — обладать. Но соотнеся выставленные цены со своими возможностями, пламень народного желания переходил в пламень зависти, ещё больше и ярой злости, на этих самых предпринимателей. «Вот, сволочи, просто в наглую над народом издеваются!..»
Так, не заслуженно, тень народного гнева и неудовольствия переходила на настоящих и истинных предпринимателей.
Но на то он и рынок, скажет иной мудрый обыватель, — чтобы «овцы» не дремали! И прав будет. Конечно рынок!.. Если это именно рынок! На самом деле, это не рынок, это так называемая «подстава» с подменой! Не иначе. Подменой понятий, подставой неподготовленного. Честный и порядочный человек, как известно, меньше всего защищён от пройдох. Они хитрее, изощрённее. И уловки и оправдания у них на все случаи заготовлены заранее. А у порядочного человека, у предпринимателя что? А действительно, что у него? Чего стоят, например, такие заявления СанСаныча: «Я честный человек, я плачу налоги!» А?.. Смеётесь, значит можно не продолжать. Вы понимаете.
А СанСаныч не понимал. Не понимал он, бедолага, как может государство поднять на него руку, если он, во-первых, предприниматель именно тот, который и нужен его демократическому государству сейчас, а во-вторых, честный предприниматель. «Как?» — задавал он себе такие вопросы. Конечно, не находил ответов, конечно злился, конечно, недоумевал. Чиновной власти сторонился, интуитивно не доверяя ей, не уважал.
Удивлялся себе, имея вроде бы два успешно работающих производства, он не имел денег сделать хороший подарок ни жене, ни детям, ни матери, ни любовнице… Всё уходило в оборот и обязательные платежи. Причём если затраты на производство худо-бедно можно было ещё как-то планировать, то с планированием отчислений в бюджеты всех уровней просто было невозможным. Неожиданным образом выяснялось вдруг, — у бухгалтер глаза от удивления и ужаса на лбу! — что введён такой-то налог, причём, задним числом. Месяцев шесть, восемь назад. И ужас весь в том, что деньги все в обороте, но если срочно не оплатить — сегодня! сейчас! — то пеня и штрафы остановят предприятие! «Как!.. Как это можно!..» — злился, в голос ругался гендиректор на власть, придурков этих… А платить приходилось. Требовал от юриста, бухгалтера успевать с анализом поступающей информации. Бестолку. Не успевали! Да они по определению не могли нигде успеть. Не могли! Против них работала большая, государственного масштаба группа специалистов по дискредитации новой политической системы.
А тут, как назло, директор техникума, где стояла установка по вакуумному напылению, стал требовать освободить помещение, договором не предусмотренное. Сумму арендной платы уже до этого, Геннадий Васильевич — пряча хитренькие глаза — просто руками от удивления на жадность своего директора разводил, четыре раза поднимали… «Или соглашайтесь на указанную сумму или…» Для убедительности своих намерений, директор техникума, без предупреждения, электроэнергию стал отключать, на профилактику, мол, необходимо. В пиковые рабочие часы, естественно. Но главное в другом, в неожиданности. В момент отключения электроэнергии в машине сгорало масло. Всё и полностью. Дефицитное и дорогое. За ним приходилось снаряжать гонца, почти за полтысячи километров в один конец, в Комсомольск-на Амуре, на один из «лежащих» оборонных заводов… Не наездишься. Да и там тоже раскусили, цену за бочку подняли, и стоимость прогона автотранспорта возросла… Себестоимость изделия, естественно, резко подскочила. Рентабельность упала. Получалась когда нулевой, когда и убыточной. С этим нужно было что-то срочно решать. Срочно!.. И если бы только это!..
В арендуемом бомбоубежище тоже возникли проблемы.
Два раза уже заливало мебельное производство из прохудившейся канализации от жилого дома. Утром пришли, а там — мама родная! — ужас! — заготовки, материал, фурнитура, где плавает, где пропахло… Как проводка ещё, бедная, не замкнула! Возились, выгребали, вычищали, сушили… Будто ассенизаторы! Кошмар! В домоуправлении на это руками разводят, а глаза у всех масляно-довольные, усмешливые, как бы говорят: вы — предприниматели, ваши проблемы! Хотите работать в чистоте, отремонтируйте жильцам сантехнику, да трубы старые замените… И всё. «Шамбо ещё бы хорошо заказать!..» — подсказывали, как нужно поступить. Тут тоже нужно было что-то решать… Едва огляделись…
Ещё одна подножка, это уж наповал. Хабаровский филиал московского коммерческого «Кредо банка» «Далькредо банк» неожиданно обанкротился. Да-да! Сегодня ещё утром работал, а после обеда двери на замке, и табличка: «Операции прекращены по техническим причинам», и номер телефона для справок.
Шокирующая информация.
Сверхшокирующая!
Кошмарная!
Клиенты банка, столпившись у закрытых дверей, тупо смотрели на закрытые двери и бумажку за стеклом, как… на новые ворота. Что это? Как это?.. Глазам не верили. Почему это? Как это? Не может быть! Там же наши деньги, кредиты… Бесконца переспрашивали друг друга: может быть шутка? Работники банка прятались за закрытыми оконными жалюзи, носа не показывали. На торопливые, недоумённые вопросы-справки банковский телефонный автоответчик замогильным голосом бубнил: «Пожалуйста, оставьте своё сообщение!..»
Главный ужас для СанСаныча заключался в том, что именно в этом банке у него и были открыты все рабочие счета предприятия. Все! Вот действительно где ужас! Ужас, ужас! Бред! Кошмар!
Никто такого не ожидал. Банкиры, скрывая ситуацию, молчали до последнего.
А всё до банального просто, как выяснилось…
Директор филиала, чуть за сорок лет, молодящаяся женщина, разведённая, как девчонка влюбилась в приезжего предпринимателя Алика Саидова. И как ей было не влюбиться, если она, как и все женщины, до последнего своего часа ждала и надеялась на горячую, страстную любовь. Знала, не может не придти её принц, не может она без любви в жизни остаться, такая единственная, и прочая, прочая, к тому же, директор банка. И он, как по мановению волшебной палочки, конечно же, появился. Как услышал её мольбы. И молод, едва за тридцать, красив собой, статный, правда невысокий и с наметившимся животиком, но черноглазый, чернобровый… Говорун, весельчак, при деньгах, так и сыпал смешными анекдотами, а комплименты какие красивые ей дарил!.. О!
Ей, лично, всегда цветы дорогие, — розы. Конечно, конфеты, коньяк… Ужинали только в ресторане, и только вдвоём. Танцевали. Вера Николаевна сначала стеснялась бывать на людях в такой вот, пикантной ситуации. Ей казалось, все видят разницу в возрасте, все над ней смеются. Но постепенно привыкла, уже и не смотрела на себя со стороны, не видела никакой разницы в возрасте, слышала только его, Алика. «Чернослив мой, сладкоголосый!» — в шутку, про себя называла его, и прислушивалась к отзвуку сердца. А оно сладко щемило. Да, да! Сладкоголосый! А почему и нет! Жизнь одна! Женская тем более, и прожить её надо… надо её прожить… не бежать от счастья, нет… И губы у него красивые, яркие, пухлые. И руки мягкие, нежные, женственные, и весь он нежный и… Дальше она не перебирала, начинала кружиться голова и слабели ноги. Тяжело дыша, она опускалась на какое-нибудь кресло, и ужасалась себе: «Неужели это я? Неужели это со мной? Ой, дура я, дура, куда я лезу? Сгорю, сгорю… — И сама себе отвечала. — И пусть! Зато красиво всё, и я сама этого хочу!» А он, сахарный, говорил и говорил ей на ушко: о взаимном притяжении сердец, о родственных душах, судьбе, браках заключаемых на небесах, красивой любви… Она и влюбилась: крепко, страстно, до беспамятства. Как ещё в соучредители банка его не ввела…
