– И как же?
– Он ехал в поезде с женщиной, которая собиралась опознавать тело. Он узнал в ней жену своего фельдфебеля – старую ведьму, которая довела своего мужа до того, что он сбежал. Рэй знал об этом, потому что фельдфебель занял у него денег, чтобы добраться до Канады. Эта женщина надеялась опознать своего мужа и в результате получить пенсию вдовы. Рэй оказался в безвыходном положении. Бедняга освободился бы от нее, только если бы она уверилась, что он мертв. Кроме того, если бы Рэй настоял на том, что это Ричард, мы все равно не смогли бы пожениться сразу. В конце концов, только нам двоим надо было знать наверняка. Только для нас это было важно.
– Не считая его родителей и клиентов, – бестактно заметил мистер Кэмпион.
– У него были родители? – спросила Джорджия сокрушенно и вместе с тем недоверчиво. – Ему было за тридцать, я даже и не думала, что у него есть родители. Какая я жуткая эгоистка! Но я была так влюблена. В общем, Рэй увидел, что это Ричард, а той мерзкой женщине при виде тела стало дурно, но она по-прежнему утверждала, что это ее муж, поэтому Рэй не стал возражать. По-моему, очень благородно с его стороны. Он мне все рассказал и даже отвез повидать ее – она жила в какой-то ужасной лачуге в Хакни. Она-то меня и убедила.
– Что это был ее муж?
– Разумеется, нет. Я увидела, что она убедила себя, что это ее муж. Невыносимая женщина. Я пожалела того беднягу в Канаде. Потом она пустилась в совсем уж омерзительные подробности, и Рэй меня увез. А позже, так как мы с Рэем уже были уверены, мы поженились.
Когда ее хриплый голос утих, последовала долгая пауза. Ферди смотрел на нее, подперев подбородок рукой. На его мрачном лице застыло непроницаемое выражение.
Мистер Кэмпион был потрясен. Для некоторых людей неясность мыслей и самообман входят в число самых непростительных преступлений.
Вэл рассеянно похлопала Джорджию по руке.
– Как он осмелился? – вдруг спросила она. – Он многим рисковал.
– Это было в его духе, – неожиданно ответила Джорджия. – Он был авантюристом. Поэтому я его и полюбила. Он рисковал всем. Ничего не страшился. Главное для него было – достигнуть цели, не важно, какой ценой.
Она продолжала щебетать, не понимая, какой эффект производят ее слова.
– Рэю нужна была Джорджия, и он был готов ради нее на все. Он всегда был таким юным, таким отважным и опасным.
– Он был просто-напросто жуликом, – заявил Ферди Пол. – Опасный – хорошее слово. А что случилось, когда нашли тело Портленд-Смита? Тут его слово чести несколько потеряло вес, не так ли?
– Я жутко рассердилась на Рэя, – непроизвольно призналась Джорджия, но тут же вернулась к раздражающе беспечному тону: – Но потом я поняла, что это всего лишь очередная ошибка, к тому же тогда это все было уже не важно. Я ужасно печалилась из-за Ричарда. Вы же знаете, я помню о людях только хорошее.
Ферди Пол с очевидным усилием поднялся на ноги.
– Ну что ж, – сказал он серьезно, – будем надеяться, что ее не заставят давать показания. Слушайте, нам всем нужно запомнить только одно – вся эта история не имеет к нам ни малейшего отношения. Надо сотрудничать с полицией и быть паиньками. Это будет выглядеть нормально. Тем не менее все это – не наше дело. Совершенно понятно, что произошло с Каролиной Адамсон. Она водилась со всякими отбросами – скупщиками мехов, кабатчиками, уэст-эндским сбродом. Бог знает, во что она впуталась. С этими типами надо держаться осторожно, а она была та еще штучка. Мы правильно поступим, если не будем туда лезть. Заруби себе это на носу, Джорджия.
– Хорошо, дорогой.
На мгновение в ее твидово-серых глазах промелькнула искра ума, но тут же исчезла.
– Мне кажется, я бы хорошо выступила в суде.
– Нет. – Ферди пристально посмотрел на нее. – Даже не думай об этом. Плохо бы ты выступила. Помнишь ту пьесу белыми стихами, которую мы пробовали в воскресенье? Было бы то же самое, только хуже. Поверь мне на слово.
Джорджия пожала плечами со слегка пристыженным видом.
– Я так ясно все понимаю, – сказала она и рассмеялась. – Даже если заблуждаюсь.
Было почти два часа ночи. Кэмпиона ждала его «лагонда», а водитель Вэл ожидал ее в знаменитом сером «даймлере». Поскольку Джорджия жила в Хайгейте, она поехала с Вэл, а Кэмпион подвез Ферди до театра «Соверен».
Они устроились в мягких серых креслах автомобиля, напоминавшего изнутри дамскую уборную или изящный портшез. Водитель был где-то далеко впереди, и Джорджия взяла Вэл под руку.
– Ферди был прав, – сказала она с искренностью, которую обычно берегла для тех немногих женщин, которых считала равными себе. – Если мы просто будем улыбаться и делать все, что нужно, в действительности ничего не делая, нам не о чем волноваться. Все будет в порядке. Очень на это надеюсь. Все пройдет. В старости мы еще посмеемся над этим.
– Хотелось бы верить, – холодно отозвалась Вэл.
– Обязательно посмеемся! – После исповеди Джорджия взбодрилась, и ее охватил опасный оптимизм. – Я так рада, что наконец рассказала вам про Рэя и Ричарда. На меня это так давило. Ненавижу секреты. Это все было опасно, но в тот момент мне так не казалось. Мне было все равно. Так всегда и бывает, правда? Кажется, что ничто другое не важно. Поэтому мы с Рэем так хорошо сошлись. Честно говоря, в нем было много женственного. Из всех знакомых мужчин он был единственным, кто понимал, как я мыслю. Он мыслил так же. Милая, ну как я буду жить без него?
Она говорила вполне искренне, и Вэл краем глаза взглянула на нее. Несмотря на темноту, Джорджия чувствовала, что на нее смотрят.
– Я рассталась с Аланом, – добавила она, в порыве откровенности желая быть великодушной. – Хотя, вообще-то, это он от меня ушел. После похорон мы ужасно поругались – в самое неудачное время. Он просто оскорбил меня, Вэл. Не как-нибудь в сердцах, что еще можно простить, но спокойно, словно и вправду имел это в виду. Речь шла о той таблетке, кстати. До него как-то дошла эта история. Кто-то напился и рассказал ее в шутку. Я призналась, что очень сожалею, да и ты все прекрасно понимаешь, но он не желал успокаиваться. И вдруг я все осознала. Он просто не мой тип, Вэл. Слишком цельный. А потом я поняла, что натворила. Мне надо было лучше присматривать за Рэем. Он был единственным, кого я по-настоящему любила, но я позволила ему умереть. Это просто трагедия.
– И вправду грустно.
Это замечание прозвучало иронично, благодаря чему горечь, содержащаяся в нем, осталась практически незамеченной.
– Знаешь, Джорджия, тебя можно описать одним словом. Ты – настоящая катастрофа.
– Милая, ну что за вульгарность! Я думала, ты скажешь – стерва.
Джорджия рассмеялась, но внезапно осеклась и вздохнула.
– Как странно, – сказала она. – Ты замечала, что женщины вроде меня, вокруг которых всегда вьются мужчины, большую часть времени проводят в одиночестве? Мне скоро тридцать два, я вдова, совершенно одна, а ведь по мне столько мужчин сходит с ума. Мне нравится твой брат, Вэл. Он меня не одобряет. Меня всегда привлекают мужчины, которые меня не одобряют. Я их не понимаю, поэтому они мне интересны.
– Альберт? – с некоторой растерянностью переспросила Вэл. – А Аманда?
– Ах да. Прелестное рыжеволосое дитя, – задумчиво произнесла Джорджия. – Разве не печально думать, через что еще предстоит пройти этим деткам? Все эти потери, сердечные удары, агонии, в которых закаливается личность…
– Милая, я тебя не понимаю и не хочу понимать. Сейчас почти половина третьего. Тебе еще не пора выходить?
– Нет, до моего дома еще несколько миль. – Джорджия посмотрела в окно. – Я так люблю свой домик. Мы с Рэем обожали там друг друга. Когда мне грустно, я думаю о нем как о своем маленьком святилище. Не сердись на меня, Вэл. Ведь я оставила Алана. Если хочешь, можешь забрать его.
Вэл молчала. Автомобиль катился по темным улицам, и на ее лицо лишь изредка падали отблески света.
– Не смотри так, – по-детски испуганно попросила Джорджия. – Вэл, не смотри на меня так. У тебя странный вид. Ты меня пугаешь. Скажи что-нибудь.
– Разве ты не понимаешь, что навсегда отняла его у меня?
Эти слова прозвучали совершенно безжизненно. Джорджия задумалась.
– Нет, – сказала она после довольно продолжительной паузы. – Честно говоря, нет, дорогая. Если ты его любишь – нет. Для любви не существует слова «навсегда». Будь же разумной.
Это были две достойные представительницы современного мира. Их статус рос, пока они не сравнялись со своими бывшими покровителями. На них лежало больше обязанностей, чем на многих мужчинах, и у них было куда больше возможностей. Их свободу ничто не ограничивало. В два часа ночи роскошный автомобиль вез их в одинокие дома, которые они купили, украсили и содержали на свои собственные заработки. Они были любовницами и хозяйками, маленькими Лилит, хрупкими, но по-своему могущественными, потому что от них зависело благосостояние многих людей, – и все же, поскольку они оставались женщинами, в их сердцах крылась та жуткая первобытная слабость, что разъедает душевные силы их товарок по всему миру. Пусть Байрон плохо разбирался в поэзии, зато он хорошо разбирался в женщинах: как-то раз он высказался обо всех них разом, и, как это бывает с парадоксальными поучительными фразами, эта со временем стала трюизмом и перестала казаться тонкой и смешной.
