Голос был почти таким же скрипучим, как и звук открывшейся за его спиной двери.
Из двух вариантов — сначала обернуться или сначала броситься за ружьем — Малколм благоразумно выбрал первый. Ибо если тип, стоящий позади него, вооружен…
Это был определенно не Эдвин Каттеридж. В проеме двери, ведущей в левую часть дома, стояла тощая старуха в засаленном халате с желтыми пятнами подмышками и драных тапках.
Длинные слипшиеся пряди ее сивых волос походили на паклю. Желтая дряблая кожа и отечные мешки под глазами дополняли картину. Испещренный лопнувшими прожилками нос говорил о давнем пристрастии к спиртному.
И в руке она держала большой нож, блестящий от свежей крови.
— Эээ… — после первой вспышки паники Малколм сообразил, что он по-прежнему ближе к ружью, чем к старухе. И даже если оно окажется не заряжено, он легко может огреть ее прикладом. Так что, если только она не мастер метания ножей, ему ничего не угрожает. А стало быть, можно постараться обойтись без насилия и уголовщины и поговорить, как цивилизованные люди. — Добрый день, мэм, — он заставил себя улыбнуться. — Я стучал и звал, но мне никто не ответил. Мне нужен Эдвин Каттеридж. Это ваш… — ему вспомнились слова из письма о больной матери; ну разумеется, алкоголизм — это болезнь, — сын?
«Которого ты только что зарезала», — мелькнула у него мысль, сама по себе вполне дикая, но кровь на ноже вызывала именно такую ассоциацию.
— Брат, — ответила она. — А ты кто на хрен такой?
Удивительно, но Малколм совершенно не продумал ответ на этот вопрос. Только сейчас он сообразил, что называться подлинным именем нет никакой необходимости. Особенно появившемуся свидетелю.
— Рик Тэлтон, — выпалил он на автомате и тут же мысленно выругал себя за это, но придумывать новое имя было уже поздно. — Так могу я поговорить с вашим… братом? Это очень важно.
«Сестра? Сколько же ей лет? Выглядит на все шестьдесят, а Каттериджу сейчас тридцать с чем-то…»
— Нет, — отрезала старуха.
— Но это очень важно, — повторил Малколм. — Я специально ради этого прилетел из Новой Англии.
— Да хоть с Луны. Ты слегка опоздал. Если только ты не умеешь говорить с духами.
— Он… умер?! — Малколм глядел расширившимися глазами на ее нож.
— Три года назад, — ответила она и тут, наконец, проследила направление его взгляда. — Чего уставился? Я отрезала голову курице. Последней, — она помолчала, разглядывая окровавленный нож, и добавила: — Эта хренова сука могла бы еще пожить, но предпочла объявить забастовку. Ни одного яйца за последний месяц. Наверное, ей все надоело, так же, как и мне.
— Мне очень жаль, — выдавил из себя Малколм, и это была, вероятно, самая большая ложь в его жизни. — Как это случилось?
— Ты не знаешь, как режут голову курице?
— Я про смерть вашего брата.
— Долго рассказывать. От таких рассказов пересыхает горло, — она выжидательно замолчала, но, поскольку Малколм не проявил понятливости, продолжила: — Но если ты угостишь меня виски…
— Где я его возьму? — возмутился Малколм.
— Шесть миль по дороге в ту сторону, — она махнула рукой в направлении, противоположном тому, откуда Малколм приехал. — Там бензоколонка, а при ней магазинчик.
— Мне не продадут. Мне нет двадцати одного.
— Вряд ли Джек станет докапываться до твоей лицензии. Когда ему дают денежки, он присягнет, что ты выглядел на все хреновы двадцать пять. Особенно если сказать магическое заклинание «сдачи не надо».
— И денег у меня нет, — вынужден был признать Малколм.
— Да неужели? А ты не слишком прижимист для парня на такой крутой тачке? — очевидно, она таки разглядела его «джип» из окна.
— Вот именно на то, чтобы взять ее напрокат, я сегодня утром выложил последние. Я потратил все, чтобы добраться сюда и поговорить с… Эдвином. Я же говорю, это очень важно… было. Но если он умер, мне нужно по крайней мере узнать, как это произошло.
— Это твои хреновы проблемы, парень, — не смягчилась она.
«Блин, если бы мне не пришлось потратить эти $30…» — подумал с тоской Малколм. В старых боевиках герой в таких случаях снимал с себя часы. Но у Малколма не было часов, он вообще не понимал, зачем они нужны в эпоху, когда все таскают с собой мобильники. А отдавать ей свой мобильник, пусть и устаревшей модели, он уж точно не собирался, да и едва ли таковой был ей нужен…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И тут Малколма осенила новая мысль: а какая ему, собственно, разница, как именно подох Каттеридж? Главное, что он получил по заслугам! И избавил тем самым самого Малколма от лишних хлопот.
Но — а что если эта алкоголичка врет? Если ее братец, или кто он там ей на самом деле, сидит сейчас в соседней комнате и ждет, пока подозрительный чужак уберется восвояси?
— Эдвин — не единственный, кто умер в этой истории, — сообщил Малколм. — И по этому поводу может быть открыто новое следствие.
— Что-то ты слишком молод для копа.
— Я не коп, — согласился Малколм. — Но от меня может зависеть, что именно узнают копы.
Хорошая формулировка, мысленно похвалил он себя. Можно расценить и как угрозу, и как обещание — в зависимости от того, боится она установления истины или надеется на таковое.
В ее взгляде Малколму почудилось опасение, и он решил додавить:
— Кого именно они будут допрашивать. По делу об убийстве. Точнее — о нескольких убийствах.
— Никакие убийства тут ни при чем! — рассердилась старуха. — Психически больной человек покончил с собой. Дело закрыто. Оставьте уже нас в покое, вы все!
— Кого это вас? — тут же заинтересовался Малколм. — И кто это мы?
— Нас — это теперь уже меня, — буркнула она. — Больше никого не осталось. Три года назад приезжал такой же молодой хлыщ, как ты, тоже хотел увидеться с Эдвином. Только он был щедрее, дал мне сто долларов за его адрес. И я, конечно, взяла, потому что надо же на что-то жить. И в тот же самый день… — она махнула рукой и замолчала.
— Как его звали? — спросил Малколм. Его первой мыслью было «Ник Брант», но ровесник Каттериджа три года назад был уже не настолько молодым хлыщом.
— Том… как бишь его?… Тайсон, что ли? Или Дайсон? Какая-то похожая фамилия… Ты его знаешь?
— Том Карсон, — констатировал Малколм. «Выходит, он все-таки был здесь!» — И его убийство — как раз одно из тех, что я имел в виду.
— Убийство? — переспросила она как будто даже с надеждой. — Его все-таки обвинили… или, погоди, ты хочешь сказать, что он тоже убит?
— Вскоре после визита к вам, — кивнул Малколм с таким видом, словно у него были доказательства насильственности этой смерти. — Хотя лично я верю, что вы тут ни при чем. Поэтому лучше бы вам рассказать эту историю мне, а не полицейским.
Она снова посмотрела на нож в своей руке.
— Ладно. Раз ты не хочешь угостить меня выпивкой, хотя бы помоги мне с курицей. Ее нужно ощипать, пока она не остыла. Идем, — она направилась в ту же дверь, откуда появилась, по пути прихватив с тумбочки сигареты.
Малколм двинулся следом и оказался на тесной и грязной кухне, пропитанной не самыми аппетитными запахами. На полу и без того непросторного помещения громоздились несколько картонных коробок — кажется, с консервными банками. Возле древнего вида закопченной плиты стояла низкая табуретка, а перед ней — ведро, из которого торчали желтые куриные лапы.
Хозяйка молча указала юноше ножом на табуретку, а затем велела:
— Подними ее за ноги, только осторожно, не закапай.
Малколм, усевшись на табуретку, брезгливо вытащил тушку из ведра. Из перерубленной шеи капала кровь, коей в ведре набралось уже, наверное, на целую чашку. Женщина забрала ведро и тут же подпихнула ногой на его место пустую картонную коробку.
— Перья кидай сюда. Когда-нибудь занимался таким?
— Н-нет, — пробормотал Малколм, по-прежнему брезгливо разглядывая еще теплый безголовый труп в своих руках.
— Ну, это не ракетная наука. Держи шеей вниз, придерживай коленями, да дергай перья по одному-два за раз, больше не надо, чтоб кожу не порвать. Сначала крылья и хвост, потом грудь, живот и спину, потом шею и ноги, — дав эти инструкции, она вышла с ведром из кухни через заднюю дверь.
