― Клиент-то общий, ― напомнил Смирнов.
― Клиент-то общий, но уголовное дело одно. Ваше дело.
― А капиталы его, и не малые, судя по всему, не ваши?
― "Деньги были наши, стали ваши. Это дело перекурим как-нибудь", внеся легкие коррективы в блатную песню, спел Грошев и рассмеялся, довольный собственным остроумием.
― Что ж, перекурим, ― согласился Смирнов и достал папиросы. Закурили. Смирнов огляделся, осматривая грошевский чертог. ― У тебя кабинет побольше моего будет.
― У меня же бумаг ― ого-го! ― воскликнул Грошев. ― Если их по листочку выложить, можно весь земной шар по экватору опоясать.
― Этим и занимаешься?
― Чем ― "этим"?
― Опоясыванием.
― Ну ладно, Смирнов! Когда мне Берников понадобится, я его из лагеря по этапу вызову. А сейчас отложим это дело, ладно?
К ребятам идти было еще рано, и он решил прогуляться. По Петровскому бульвару спустился к Цветному, добрался до Неглинной и зашел в кафе "Арарат".
Устроился на диванчике со светлой полосатенькой обивкой, сделал заказ и стал рассматривать подсвеченную снизу стенную роспись: пейзажи с обязательным Араратом, на пейзажах трудились жизнерадостные армяне.
Смирнов съел пару изящных полупрозрачных чебуреков и запил их стаканом холодного "Эчмиадзинского". Кинуло в сон, он подремал слегка. Подремав, посмотрел на часы. Было ровно двенадцать. Армяне вон трудятся, пора и ему.
Его молодцы, скинув пиджаки, в рубашечках с закатанными рукавами перекрестно трепали Берникова. Бледен был Берников, бледен и потен: доставалось.
― Здравствуйте, Леонид Михайлович! ― добродушно поприветствовал его Смирнов и осведомился у Казаряна: ― Как он?
― Недопонимает гражданин, ― сообщил Казарян.
― Как же так, Леонид Михайлович? ― изумился Смирнов.
― Я не могу понять, чего хотят от меня эти люди! ― со сдержанным гневом заявил Леонид Михайлович.
― Оперработники МУРа Сергей Ларионов и Роман Казарян хотят от вас чистосердечного признания в том, что по вашему наущению за определенную суму домушник-рецидивист Сырцов по кличке Почтарь ограбил квартиру гражданина Палагина и передал вам похищенную им коллекцию монет и орденов, имеющую государственное значение. Они хотят все это зафиксировать в официальном протоколе и чтобы вы подписали этот протокол. Теперь вам понятно, чего хотят от вас мои люди?
― Я понимаю, что вам нужно как можно скорее раскрыть это преступление. Но в отношении меня вы роковым образом заблуждаетесь. Я уже объяснял товарищам...
― Гражданам, ― поправил его Смирнов. ― Хотите, я вкратце изложу то, что вы тут говорили, объясняя? Чемодан, естественно, не ваш, а человека, с которым вы познакомились в электричке, возвращаясь из Кратова. Человек этот, ну, допустим Елпидофор Флегонтович, просил вас взять на хранение чемодан, так как он уезжает на сравнительно долгий срок, знакомых в Москве у него нет, единственная родственница ― полусумасшедшая старуха, которой он не может ничего оставить ― потеряет, разбросает, подарит неизвестно кому его вещи; а в камере хранения срок без продления всего две недели. Вы, как человек отзывчивый, согласились, и вот недавно, дней пять тому назад, звонит вам Елпидофор Флегонтович из Новороссийска, извиняется и говорит, что задержится там еще на месяц.
Вам уже надоело хранить этот чемодан, и вы, к счастью или к несчастью, вспоминаете, что в Новороссийск дня через два отправляется ваша добрая приятельница Зина, и вы можете, дав ему телеграмму до востребования о номере поезда и номере вагона, переправить сей чемодан, что и делаете, отправившись провожать Зину со своим злополучным грузом. И здесь вас хватает милиция. Так?
Казарян ржал. Отсмеявшись, подтвердил:
― Слово в слово, товарищ майор! Даже про сумасшедшую родственницу угадали!
― А что он мог еще придумать за два часа сидения в предвариловке? не принял комплиментов в своей прозорливости Смирнов и вновь принялся за Берникова: ― Не хотите говорить правду, и не надо. Вам же хуже. Завтра, а вернее, сегодня, в НТО, вы сыграете на рояле...
― Я не умею, ― поспешил сказать Берников.
― Наша игра умения не требует. Пальчиками сделаете вот так. ― Смирнов на крае стола показал, как сделает пальчиками Берников. ― И мы ваши отпечаточки сравним с отпечаточками, которые вы почти наверняка оставили на содержимом чемодана. Небось интересно было посмотреть, пощупать штучки, в которые вы вложили немалые деньги?
Берников молчал.
― Через два дня здесь будет Почтарь, который заложит вас с потрохами, ― встрял в разговор Ларионов. ― Он еще не знал, идя на дело, что коллекция эта, по сути, государственное достояние. Ему лишних три года ни к чему. А фрайера заложить ― это ему раз плюнуть.
Берников молчал.
― И последнее. ― Смирнов подготовил эффектный финал. ― Пока мы привлекали вас за кражу коллекции. Но если вы будете, обманывая следствие, врать, выкручиваться, тянуть резинку, мы объединим усилия с ОБХСС и, так сказать, коллективно постараемся выяснить источники ваших доходов, и уж тут держитесь! Вместо восьмерика (может быть, найдется хороший адвокат и еще пару годиков отхлопочет), в совокупности по пятнадцати, с конфискацией имущества. Считайте, Берников. Судя по вашим доходам, вы ― неплохой бухгалтер.
Берников помолчал, считая. Подсчитав, поднял голову и сказал:
― Пишите. Буду говорить.
...Во втором часу подбили бабки. Уже был написан и подписан протокол, уже был вызван конвой. Сидели просто так, отдыхая. И вдруг раздался длинный непрерывный телефонный звонок: зов дежурного вестник беды.
Они проникли сквозь щель меж прутьями ограды, растянутыми неизвестной могучей рукой, и очутились на территории Ленинградского парка культуры и отдыха. Впрочем, парка давно уже не существовало.
― Ну, пошли, пошли, ― говорил он срывающимся голосом и тянул ее за руку. Они нацеловались, наобнимались, дотерлись до того, что никакого терпежа у него уже не было.
― Ой, Валюша, страшно! ― говорила она, нервно хихикая и слабо упираясь.
― Да чего здесь страшного! ― Он хотел сказать, что бывал здесь по ночам неоднократно, но вовремя спохватился, поняв некоторую бестактность такого высказывания. И поэтому повторил только: ― Пошли, пошли!
Она перестала упираться, и они спустились в лабиринт.
...Года два-три назад Василий Сталин решил возвести на этом месте первый в стране крытый каток с искусственным льдом для своей команды ВВС. Никого не спросясь, потому что не считал нужным спрашивать у кого-либо, всесильный командующий военно-воздушными силами Московского военного округа стал немедленно претворять решение в дела. На строительство объекта были брошены военные подразделения, работа кипела день и ночь. В считанные дни был выложен сложнейший фундамент, возведен металлический каркас. Но, как говорили, об этой стройке века случайно узнал папа и чрезвычайно разгневался на сыновнее самоуправство. Сын получил соответствующую головомойку, и строительство было заморожено.
Отняв у парка большую часть территории, железный скелет на каменном постаменте стоял бессмысленным памятником. Днем в запутанных катакомбах фундамента мальчишки играли в войну, а ночами здесь находили приют парочки, не имевшие при существующем жилищном кризисе места для любовных утех.
...Он облюбовал укромный отсек, скинул пиджак, не жалея, расстелил его, и они для начала уселись. Он обнял ее, поцеловал и потихоньку стал заваливать. Она, с усилием высвободив рот, сказала жалобно:
― Валя, может, не надо здесь?
И тут как гром небесный грянул выстрел. И сразу второй ― потише, поглуше.
― Мне страшно, ― прошептала она и прижалась к нему. Еще выстрел. Пуля, со звоном срикошетив о стальную балку, пропела над их головами.
― Стой, Столб! ― неизвестно откуда донесся истерический крик. И опять выстрелы. Один, другой, третий. Пули, визжа, носились над ними.
― А-а-а-а... ― непроизвольно подвывала она.
Выстрел. И еще один. Последний. От этих двух выстрелов полета пуль слышно не было. Они сидели, обнявшись, что есть силы прижавшись друг к другу, и ждали неизвестно чего. Долго.
― Пойдем отсюда, ― наконец сказал он.
― Я не могу, я боюсь, Валя!
― Милочка! Девочка! Пойдем отсюда, пойдем! ― Он поднял ее, взял за руку, и они осторожно пошли извилистыми проходами. Вот и пологий спуск в лабиринт. Они увидели пики ограды, кроны деревьев, освещенные уличным фонарем, и рванулись наверх. У самого выхода в небольшой темной луже лежало человеческое тело.
Обежав его, они кинулись к спасительному лазу. В Чапаевском переулке, не в силах сдерживаться больше, она завыла в голос.
― Молчи, молчи, ― просил он ее до тех пор, пока она не замолчала. А когда замолчала, сказал: ― Обязательно что-то делать надо, что-то надо делать!!!
― В милицию позвонить! ― догадалась она и при свете фонаря увидела свои ноги: ― Валя, я чем-то туфли испачкала.
