С каждой неделей я становилась все богаче. Тони регулярно клал деньги на мой текущий счет в банке и давал мне внушительные суммы наличными на расходы. Я тратила их экономно и откладывала кое-что на отдельный накопительный счет под хорошие проценты. Иногда и Джиллиан с небрежным видом подбрасывала мне двадцатидолларовую банкноту.
— И не стоит меня благодарить, это всего лишь деньга, — фыркала она, если я чересчур усердно выражала ей свою признательность: ведь для меня двадцатка была вовсе не мелочью.
Мой накопительный вклад предназначался для того прекрасного дня, когда я вновь воссоединю под одной крышей свою семью. На себя я тратила очень мало, однако приобретала впрок вещи для своих братьев и сестер. Для Тома, например, я купила красивый вязаный белый свитер, фотоаппарат и дюжину кассет с пленкой, надеясь, что кто-нибудь из друзей сфотографирует его и он пришлет мне снимок. Я также подобрала для брата теплую куртку и дубленку, отороченную овчиной, как у Логана. Мне хотелось, чтобы у Тома было все, о чем он мечтал в детстве, когда мы жили в Уиллисе и всякий раз зимой по пути в школу и обратно домой рисковали обморозиться. Я покупала вещи и для Фанни, хотя и не знала, куда ей посылать свои подарки. Складывая их пока в нижний ящик комода, туда же, где хранилось все, что я приготовила для Кейта и Нашей Джейн, в надежде, что когда-нибудь увижу, как они сами распаковывают эти вещи… Когда-нибудь!
Мы встретились с Троем в его коттедже в рождественское утро, пока Джиллиан и Тони еще спали. Он уже приготовил завтрак, положил под елку, которую мы с ним вместе накануне наряжали, наши подарки друг другу к Рождеству.
— Заходи, Хевен, с Рождеством тебя! — приветствовал меня Трой. — Вид у тебя сегодня просто цветущий! Я боялся, что ты опоздаешь и мои рождественские шведские бутерброды остынут.
Потом мы с волнением, словно маленькие дети, раскрыли свои подарки. Трой подарил мне голубой кашемировый свитер — под цвет моих глаз, а я ему дорогой дневник в коричневом кожаном переплете и с золотым обрезом.
— Что это? — изумился Трой. — Дневник для записи моих оригинальных мыслей и высказываний?
Он шутил, но я была настроена вполне серьезно.
— Я хочу, чтобы ты записал в него все, что тебе известно о моей матери. Все, что ты когда-либо слышал от Тони и Джиллиан даже еще до того, как они поженились. Я хочу знать, как мама относилась к своему отцу и что она думала о разводе родителей. Напиши о своих первых впечатлениях о ней, о том, что она тебе говорила и что ты говорил ей. Вспомни, пожалуйста, во что она была одета, — в общем, я хочу знать о ней все! Это для меня очень важно.
— Хорошо, я постараюсь, — изменившись в лице, кивнул Трой, принимая подарок. — Однако не забывай, что мне было всего три года, а ей — уже двенадцать.
— Тони говорил, что ты по своему умственному развитию казался значительно старше своего возраста, и гораздо моложе, когда обстоятельства вынуждали его оставлять тебя дома одного.
У меня имелись для Троя и другие подарки, которые ему больше понравились. А его подарок для меня был дороже всего того, что Джиллиан и Тони положили под большую елку, установленную перед окнами гостиной замка Фартинггейл.
Вечером Джиллиан, Тони и я отправились в гости к их знакомым. Впервые они взяли меня с собой на званый ужин. Но щемящее чувство одиночества не покидало меня ни в тот вечер, ни в последующие две недели каникул, вплоть до возобновления занятий в школе. Каждое утро Тони уезжал на работу, и почти каждый вечер они с Джиллиан куда-нибудь выезжали вдвоем. Иногда я случайно заставала бабушку в музыкальном салоне за роялем, но она уже не предлагала мне поиграть с ней в карты: с тех пор как Тони во всеуслышание объявил на День Благодарения, что я надолго остаюсь жить в его доме, Джиллиан окончательно отдалилась от меня. Для нее я была скорее приживалкой, чем полноправным членом семьи.
Похоже, ее вполне устраивало, что я много занимаюсь и у меня не остается времени вмешиваться в ее личную жизнь и нарушать ее распорядок дня. Я же настолько хорошо поняла ее сущность, что навсегда рассталась с надеждой завоевать привязанность и любовь этой женщины.
Время от времени я тайком навещала Троя, хотя и подозревала, что Джиллиан догадывается или даже знает об этом. Я также частенько выбиралась в Бостон — в музей или в библиотеку, где всякий раз проходила мимо любимого кафе Логана и университетского общежития, надеясь случайно встретиться с ним, но безуспешно: видимо, он уехал на каникулы в Уиннерроу к своим родителям. Мне до слез было обидно, что к Рождеству ни он и никто другой из моих родственников не прислал мне поздравительную открытку. Порой казалось, что моя жизнь в усадьбе Фартинггейл столь же убога, как и в горном поселке Уиллис, где я ютилась в жалкой лачуге. Ни деньги, ни комфорт, ни дорогая одежда и драгоценности не могли компенсировать мне человеческую любовь и привязанность, которых мне теперь так не хватало.
Наступил февраль, и вместе с ним и день моего восемнадцатилетия. Хотя Тони и Джиллиан по-прежнему думали, что мне исполняется только семнадцать, Тони устроил по этому случаю настоящее торжество.
— Пусть у этих зазнаек из Уинтерхевен глаза лопнут от зависти! — сказал он. — Приглашай их всех!
Наконец-то мои одноклассницы получили возможность полюбоваться великолепным интерьером знаменитой усадьбы Фартинггейл! От изобилия разнообразных яств на столе захватывало дух, а врученные мне подарки были настолько дорогими и шикарными, что я даже почувствовала себя как бы виноватой перед своими бедными родственниками, которые ни о чем подобном не смели даже мечтать.
После столь пышного празднования моего дня рождения девочки в школе стали ко мне терпимее, но не более того: подруг у меня не прибавилось.
Однажды в начале марта разразилась такая сильная снежная буря, что я не смогла выехать на автомобиле в школу. В тот понедельник Тони и Джиллиан в доме не было, они еще в субботу уехали за город, и, воспользовавшись их отсутствием, я по подземному переходу пробралась в коттедж Троя. Задыхаясь от волнения и бега по страшному полутемному туннелю, я с топотом вскарабкалась по скользким ступеням лестницы, ведущей в его погреб. Трой поднял голову от работы и с улыбкой приветствовал меня:
— Рад тебя видеть! Я скоро закончу, а ты пока присмотри за хлебом в печи.
Мы сели возле камина, и я попросила его почитать мне что-нибудь из его стихов. Трой неохотно согласился и начал читать грустным и негромким голосом, а мне вдруг стало тоскливо и захотелось плакать. Я слабо разбиралась в поэзии, но меня поразило, как своеобразно и изящно складывались у него слова в строки. Я сказала ему об этом, чем, к своему удивлению, сильно расстроила Троя.
