— Здесь не правильно, я слишком тебя уважаю, — голосом человека, что погибает от жажды и просит глоток воды, выдавил из себя Беркутов. Причём не совсем поняла, кого именно он этими доводами уговаривал — меня или себя?
— А где правильно? — спросила я и начала наступать, шаг за шагом оттесняя Никиту ближе к береговой линии.
— В спальне, за закрытой дверью на простынях….
— Оглядись вокруг: море, звёзды, нам светит луна, ни одна в мире кровать с шёлковыми простынями не сравнится с этой красотой. А дверь нам не нужна, здесь и сейчас мы только вдвоём, — мягко и нараспев произнесла я, а рукой повторила недавние движения вверх-вниз. Мужчина и теперь содрогнулся и не единожды, словно каждую мышцу его тела сковывала судорога. Затем, давая короткую передышку, отпускала и тут же вновь зажимала в тиски. Никита пережил эту атаку, низко склонив голову, а когда вновь её поднял, по одному выражению его лица поняла, что миссия выполнена, он сдался.
Беркутов смотрел на меня с предвкушением, с обещанием взять не только то, что ему обещала, а гораздо больше. А ещё во взгляде мужчины улавливалось намеренье отомстить. Наверняка это за все те мучения, что он перетерпел, пока его плоть боролась с принципами разума.
— Варвара, ты меня допекла, я же, в конце концов, не железный! — рыкнул мужчина и резким рывком, приподняв, вынудил обхватить его шею руками, а ноги на его талию я по собственной инициативе закинула.
— Ну, смотря где, в некоторых местах очень даже железный, — ещё больше дразня, шептала Никите я на ухо, пока он семимильными шагами нёс к покрывалу.
— Хотел сделать всё нежно и медленно, чтобы тебе было легче, но ты намеренно разбудила во мне зверя, теперь, радость моя, не вздумай жаловаться, — уложив на спину, предупредил Беркутов, и зверь, о котором он говорил, в буквальном смысле набросился на меня.
***
В ушах гул, голова шумит и чумная, ноги и руки дрожат, сердце на износ бьётся, ударяясь о грудную клетку, кто я и где — не понимаю, знаю лишь одно, мне офигительно хорошо!
— Никита, — обессиленным голосом едва промямлила я.
— М-м-м, — промычал Беркутов, что лежал сверху и никак не мог отдышаться.
— Ты что-то там про «медленно» и «нежно» говорил… так вот, официально заявляю, оно мне не надо. Мне надо, как только что — крышесносно.
— То есть пожёстче?
— Если это так называется, то да, — ответила я и, заметив, как Беркутов довольно растянул губы, поинтересовалась; — И чему улыбаемся?
— Помнишь, я говорил, что мы друг другу отлично подходим? Выяснилось, что я ошибался. После твоего «пожёстче», не отлично, а идеально. Стопроцентное совпадение в предпочтениях. Я самый везучий сукин сын на свете.
Глава 52
Открыв один глаз, огляделась, ну так, на всякий случай, а то вдруг вчерашний умопомрачительный вечер и не менее протрясающая ночь — это всего лишь плод моей буйной фантазии.
Фу-у-ух, выдохнула, проснулась там, где засыпала, у Никиты в постели. Вот был бы номер, если бы продрала глаза у себя в спальне! От обиды рыдала бы сейчас крокодиловыми слезами. А так, сладко потянулась во весь рост и от души зевнула. Не оборачиваясь на вторую половину кровати, пошарила рукой и, не обнаружив Беркутова, уже собиралась расстроиться, но в ванной потекла вода, из чего выходило, что Никита не куда-нибудь далеко и надолго от меня убежал, а он тут рядышком, просто моется.
Дабы посмотреть, какую меня Никита увидит в первое совместное утро, обмоталась одеялом и допрыгала до зеркала. Волосы, потому как высохли естественным путём, без фена, не струятся по плечам, а торчат слипшимися сосульками, более того, на затылке они скатались во внушительный ком, так понимаю, из-за долгого трения об матрац. Губы из-за бесконечных поцелуев — вареники, глаза красные от недосыпа, но выгляжу я без ложной скромности обворожительно великолепно. Глаза хоть и уставшие, зато горят. Да, губы опухшие, но растянуты в мега довольной улыбке. Из меня всей словно радостный свет бьёт.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вот он истинный секрет красоты — счастье! Все пластические хирурги и многообещающие косметические средства нервно курят в сторонке и грызут от зависти маникюр.
Подняв с пола сумку, что я в порыве страсти швырнула непонятно куда, нащупала телефон и разблокировала экран, чтобы глянуть, до которого часа мы с Беркутовым продрыхли.
— Ё-моё, — ругнулась я вслух и из чувства стыда прикусила губу — семь пропущенных звонков от отца.
— Привет, пап, прости, что не отвечала, — тут же набрала номер родителя и извинилась.
— Привет, потеряшка. Как дела? Ничего не случилось? Обычно ты всегда трубку берёшь.
— Ой… — тяжко вздохнув, начала делиться нерадостными новостями о Дарье и Снеже.
Беркутов как подгадал, вышел из ванной точно в ту секунду, когда мы с папой закончили разговор.
— М-м-м, кто это у нас тут проснулся, — заметив меня, сидящую на кровати, пропел Беркутов и с грохотом захлопнул за собой дверь в душ. — Это хорошо, что встала, а то пришлось бы будить. Мы-то с пацаном давно как не спим. Смотри, — мужчина сдёрнул с бёдер обмотанное вокруг полотенце, и я догадалась, о каком пацане идёт речь.
Улыбнулась, помахала пацану ручкой, вдобавок послала воздушный поцелуй, а после уже без игривого выражения на лице сообщила:
— Папа звонил, я ему о Даше и Снежане рассказала, он теперь требует, чтобы немедленно возвращалась домой. Говорит, что мне оставаться в отеле опасно.
Плутоватый огонь в глазах Беркутова мгновенно потух, а сам мужчина, опустив взгляд в пол, ушёл глубоко в собственные размышления. Какие мысли у него сейчас крутятся в голове — для меня тёмный лес. Лицо настолько сосредоточенное, что ни одна эмоция не читается, а мне бы очень хотелось знать, как он отнёсся к решению папы.
— Пока Даша в больнице, исключено — из города я не уеду, — сообщил Беркутов и, вновь на меня посмотрев, уточнил: — А немедленно, это когда?
Какая ему разница, когда именно отец планирует меня забрать? Почему он об этом вообще спрашивает, особенно после того, как заявил, что сам однозначно останется в отеле?
— Я так поминаю, уже завтра, он сам хочет приехать за мной, — паниковать преждевременно, поэтому старалась говорить, скрывая нервозность, спокойно и ровно. С задачей практически справилась, голос не дрожал.
Беркутов кивнул, молча подошёл к креслу, стянул халат и лишь после того, как накинул его на себя и запахнулся, выдал:
— Варвара, Сергей Юрьевич прав. Тебе действительно лучше уехать.
Уехать? То есть всё, здесь я ему больше не нужна?!
Если бы Беркутов взял хлыст и со всего маха меня ударил, раздирая кожу до мяса и костей, мне и то было бы не так больно и обидно, как сейчас после его слов.
— Пойду тогда собираться, — бесцветным голосом отозвалась я и, посильней натянув одеяло на грудь, поднялась с кровати и направилась к выходу. С собой прихватила лишь телефон, сумку и одежду заберу позже, когда Беркутова не будет в бунгало.
С каменным лицом преодолела половину пути, но, когда проходила мимо Никиты, запнулась, потому как одеяло зацепилось за что-то.
Обернувшись, увидела, что это Беркутов наступил ногой на край одеяла, что волочился по полу.
— Варя, у нас всё хорошо? — поймав мой взгляд, поинтересовался мужчина.
— Да, — ответила я и даже выдавила улыбку. — Конечно.
— Тогда какого чёрта ты уходишь? Только про сбор вещей не ври.
— Мне в туалет надо, а у тебя стесняюсь — с лёту придумав отговорку, я дёрнула за одеяло, и оно выскользнуло у Беркутова из-под ноги.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Варя… — донеслось в спину, но я даже не обернулась, выскочила из спальни, а добравшись до своей, закрыла дверь на ключ и заперлась в ванной.
Всё, закончилась моя сказка.
Никита хотел трофей, Никита трофей получил, теперь его с чистой совестью за ненадобностью можно бросить в коробку к точно таким же, а себе найти новую цель.
«Тебе действительно лучше уехать». Каждое слово этого предложения я теперь буду ненавидеть до конца дней. Мерзкая надоедливая фраза, не умолкая, звучала у меня в голове, всякий раз заставляя сердце сжиматься до размера изюма.
