— По-моему, он всегда был и есть.
— Что?
— Интуиция. Симпатия, антипатия. Даже идиосинкразия… Врожденное отвращение к определенным вещам или явлениям. Кажется, это так у вас в медицине называется?
— Так, так, — снисходительно засмеялась Галя. — Но вы правду молвили. Я ощущаю таинственную связь между всем-всем на свете. Даже между человеком и камнем, звездою, деревом, цветком. Иногда мне приятнее беседовать с березою или бродячей кошкой, нежели с человеком. А особенно люблю звездную ночь, когда никого нет, тишина и над головою сказочный Чумацкий Шлях. Неслыханная красота!
— Это и в самом деле поэтичное восприятие. Вы могли бы написать.
— Уже написала, — ответила девушка. — Я пишу все время. Когда есть свободная минутка…
— И днем и ночью слушал бы ваш голос. Прошу вас, прочтите…
У девушки пылали щеки. Она благодарно взглянула на парня и снова начала декламировать, задумчиво поглядывая в небо:
О далекие дивные звезды-светила,Что вы знаете, звезды,Про Землю мою?Что-нибудь вам известноО сказочной Еве,Полюбившей АдамаВ правечном раю?А на ваших мирахРасцветают Эдемы?И растут ли там яблониЗла и добра?И для вас, мои звезды, —Лучистые искры —Наступила ль ужаснойРасплаты пора?И на Авеля КаинПоднимает дубинку,И Творец проклинаетСозданье свое…Сохраните их, звезды,От паденья и смерти,Передайте заветноеСлово мое:«Может, люди-то больше,Чем лучистое солнце,Может, сердце богаче,Чем галактик дары!Если сердце угаснет —Вселенная гибнет,Если гаснут зеницы —Запылают миры!Люди, слышите, люди!На мгновенье замрите!Воспылайте сердцами,Дети радости ждут!Не идите, как тени,В равнодушную вечность,Пусть во храме вселенскомЗвезды снова взойдут!Ведь солнца угасаютИ гибнут планеты,В беспредельность уходитСекунда и век,Возвращаются в хаосИмперии, боги…Но бессмертьем владеетЛишь он — Человек!»
— Как это чудесно! — воскликнул Григор.
— Что?
— То, что вы написали. Уникальность человека, его души. В самом деле… только осознание, только разумность может овладеть бессмертием. А некоторые юристы пытаются все подвести под параграф закона, словно люди — штакетные палки в заборе. А в жизни… случается, что увидишь человека — и уже никогда его не забудешь. Вот как мы с вами… Как только увидел вас — все!
— Что «все»? — тревожно спросила девушка, останавливаясь под каштаном.
— Ну… не надо слов, — растерянно молвил парень. — Неужели вы не ощущаете? Я сразу почувствовал, что вы… близкая, родная…
Галя прикрыла ресницами глаза. Молчала. Только по щекам ее плыла алая волна. В зеленых ветвях каштана шептал ласковый ветерок. За стеною зоопарка рычали звери, смеялись дети. Проехала легковая машина, задела бродячего пса. Он отлетел в канаву, жалобно заскулил. Девушка очнулась. В ее глазах заблестели голубые льдинки.
— Вино, — сказала она.
— Что? — удивился парень.
— Говорю, что это в вас от выпитого вина…
— Галя…
— Григор, не надо. Я не желаю призраков…
— Я не буду, Галя. Хорошо… Но знайте…
— Лучше пойдемте в зоопарк. Я еще никогда здесь не бывала. А вы?
— Я тоже… не бывал.
— Посмотрим?
— Хорошо, — вздохнул Бова.
Они вышли к проспекту Победы, завернули налево. Возле касс зоопарка толпились люди. Григор купил Гале мороженое, стал в очередь. Девушка отошла в сторону, стала под деревом, а парень напряженно размышлял об удивительном знакомстве.
Задание шефа, комичный визит к бабусе, больница, свидание, беседа о Боге, стихи о любви. Какой странный калейдоскоп! Разноцветные стекла мозаики, а цельной картины нет! Как ее создать? А надо. Ведь уже не отойдешь, не оставишь, не забудешь. Будет звать, волновать, не даст покоя никогда, ни за что. И ее резкое слово, и недовольство, и скорбь или ирония — уже неотделимы от нее, от зовущего, тревожного облика…
Купив билеты, Григор позвал девушку. Они вошли в ворота, направились налево.
Возле большой клетки собралось много людей. Дети орали, смеялись. В клетке сидели две огромные обезьяны — самец и самка. Он сосредоточенно ковырялся в густой шерсти, выискивая паразитов, а она забавлялась с резиновой автомобильной покрышкой. То прятала в ней морду, то подскакивала и внимательно, злобно смотрела на человеческую толпу. Вот она ухватилась передними конечностями за решетку, просунула морду между прутьями клетки, вытянула губы трубочкой, словно для поцелуя.
— Славная молодка! — прохрипел какой-то пьяница рядом с Галей, дохнув сивухою. — Такая обнимет — затем всю жизнь будет сниться. Ик! Ишь стерва, целоваться хочет!
Люди хохотали. Галя встретилась взглядом с обезьяной, замерла. Ей показалось, что из-под звериного низкого лба на нее метнули молнию разумные, враждебные глаза. Внимательные и бдительные. Они жили отдельно от чудовищного тела, они смотрели в этот мир из таинственных недр неведомых пространств. Угрожали, презирали, ненавидели… и умоляли…
— Уйдем, — прошептала девушка.
— Что? — не понял Григор.
— Я говорю — уйдем. Мне плохо.
— Хорошо. Мне тоже тяжело на душе.
Шли молча. Мимо веселых людей, мимо играющих детей, мимо клеток с полосатыми зебрами, гордыми, печальными оленями, презрительными верблюдами. Возле клетки с бегемотом Галя остановилась. Долго смотрела на громадину черного блестящего тела, неподвижно лежащего в воде, посверкивающего малюсенькими равнодушными глазками. Пожала плечами.
— Эволюция, — иронически произнесла она.
— Что? — не понял парень.
— Говорю — эволюция. Не весьма она экономна…
— Проба…
— Хороша проба! Гора мяса. Кому нужна такая проба?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
