Подкрасться не получится. Родителей не видно, поэтому изобразим срочное возвращение домой.
Делаю глубокий вдох, настраиваясь на бой. Быстро с озабоченным задумчивым лицом, выхожу из-за угла пятиэтажки. В сторону Петренко и машины не смотрю, шагаю к подъезду так, чтобы пройти возле «деда» и такси. До подполковника остается пять метров, четыре, три. Ладони сжимаются в кулаки, шаг резко ускоряется и вдруг дверь подъезда открывается. На пороге дома появляется батя, а затем и мама. Дальше все мелькает перед глазами, как кадры замедленного кино. Хлопает закрываемый багажник. «Дед» резко распрямляется, и делает шаг вперед. В поднимающейся руке чернеет вороненая сталь «АПС». За долю секунды я успеваю рассмотреть повернутый в положение «автоматический огонь» флажок предохранителя.
«И патрон, наверняка, уже в стволе», — мелькает мысль.
Побледневший отец инстинктивно закрывает спиной растерявшуюся маму. И в этот момент я обрушиваюсь на Петренко сбоку, находясь чуть сзади. Ладонь сбивает руку с пистолетом в сторону, захватывая толстый рукав телогрейки. Стечкин грохочет короткой очередью, выплевывая пули. От кирпичей брызгают осколки, звенит и медленно падает разбитое стекло в окне на первом этаже. Истошно орет невидимая женщина. Корпусом сбиваю подполковника, заставляя его опрокинуться на багажник волги, и с силой пробиваю секущий удар ребром ладони в затылок, туда, где шея соединяется с основанием черепа. Пистолет лязгает, падая на землю. Петренко оседает, цепляясь руками за желтую поверхность волги. Подлетевший батя добавляет ногой по корпусу, сшибая подполковника как кеглю. Я, обогнув машину, лечу к водителю. Вижу искаженную злобной гримасой поросячью рожу со шрамом, похожим на изломанную птичью лапку. Через открытое окно на меня смотрит дуло второго стечкина. Быстро прыгаю в сторону, мягко приземляясь кувырком, встречая руками землю и пригибая подбородок к шее. Надо мною грохочет очередь. Такси газует и сдает назад. Раздается громкий противный хруст и сдавленный вопль. Машина чуть приподнимается, как будто переезжая небольшой пригорок.
«Там же Петренко лежал сзади. Амбец толстому», — понимаю я.
Волга отъезжает вперед, и разворачивается, ударяя капотом подбегающего отца. Батя успевает среагировать, оттолкнуться руками и отпрыгнуть, но все равно отлетает в сторону, теряя равновесие. Автомобиль уносится из двора на полном ходу, взметая пожелтевшую листву и поднимая столб пыли.
Папа вскакивает и бежит ко мне:
— Сынок, ты в порядке?
Но мама успевает первой. Она уже прижимает меня к себе, всхлипывая и ощупывая со всех сторон.
— Лешенька, тебя не ранили? Ничего не болит? — бормочет родительница. Слезы оставляют прозрачные дорожки на её лице, а губы неловко тычутся мне в макушку, скулы и лоб.
— Тебя же убить могли скотина такая, — шепчет мама. Её теплые ладони прижимают меня к груди. Слышу, как колотится матушкино сердце. Крепкие руки отца обнимают нас сзади.
Петренко, раздавленный волгой, хрипит и плюется сгустками крови, пачкая подбородок и бутафорскую запыленную бороду, но это никому не интересно.
Так мы и сидим несколько секунд, обнявшись и отгородившись от остального мира. А двор быстро заполняется встревоженными и возбужденными людьми. Многие видели нападение со стрельбой, похожее на сцену из голливудского кино своими глазами, и теперь оживленно обсуждают произошедшее. Батя встает, и никого не подпускает к лежащему АПС с отъехавшей назад рамой и разбросанным рядом желтым цилиндрикам патронов. Мы с матерью стоим рядом. Соседи подходят к нам, что-то спрашивают, мы на автомате отвечаем.
Через несколько минут раздается вой милицейской сирены. Люди расступаются, освобождая подъезд. Во двор залетает желтый «уазик» с синей надписью «милиция», и, скрипнув тормозами, останавливается. С машины спрыгивает крепкий сержант, придерживая ладонью кобуру. Внимательно смотрит на потерявшего сознание Петренко, цепляет взглядом лежащий «стечкин» с гильзами, расстрелянное окно и выщербленный пулями кирпич, и уверенным шагом приближается к нам.
— Что здесь произошло? — колючий взгляд работника милиции поочередно сверлит меня, родителей и соседей.
* * *
Желтая волга «такси» резко остановилась на заброшенном пустыре Петроградки. Полного мужчину кинуло вперед, но руки, лежащие на руле, амортизировали удар. Ермилов выпрямился, откинулся на сиденье, облегченно выдохнул и на секунду застыл, закрыв глаза.
Спустя мгновение прапорщик встряхнулся, с силой несколько раз ударил ладонями по рулю, обтянутому оплеткой из проволоки, и взвыл: — Черт! Черт! Черт!
Через минуту, успокоившийся Егорович, открыл дверь, чтобы вылезти из «волги», но неожиданно замер. Ощущение, что он упустил что-то очень важное, не покидало, разливаясь тревожной волной по телу. Мужчина задумался, напрягшись, и восстанавливая в деталях произошедшую разборку.
Подсознание подсказало нужный момент. Парень, похожий на Александра Шелестова, грамотно отбил пистолет в сторону, сшиб и отправил в нокдаун Михайлыча косым ударом ребром ладони. Именно этот момент выделило подсознание, посылая в мозг сигналы тревоги. Смутная догадка, размытой тенью возникла в голове, помогая найти верный ответ. Егоровичу вспомнился высокий силуэт резким движением ладони бросающий порошок с перцем и солью в лицо, летящая в корпус нога и молниеносный удар рукой в кадык.
Зрачки прапорщика изумленно расширились.
— Точно, это он был! Гад мелкий! — потрясенно прошептал Ермилов, невидящим взором уставившись сквозь лобовое стекло.
Через десяток секунд прапорщик пришел в себя, грубо толкнул дверцу такси, и, кряхтя, вылез наружу. Его трясло от бешенства. Шрам в виде скрюченной птичьей лапки налился кровью.
— Погоди, еще не вечер. Клянусь, мы еще с тобой встретимся сопляк, — прошипел Ермилов, не замечая, что озвучивает мысли вслух, — Ты мне за Михайлыча лично ответишь.
Егорович поправил АПС за поясом, запахнул телогрейку. Пальцы-сардельки шустро пробежались по петлям застежек, вдевая в них пуговицы. Толстяк, злобно плюнул под ноги, нецензурно выругался, и быстро пошел прочь, удаляясь от машины.
28 октября. 1978 года. 9.15
Невысокий 50-летний мужчина в сером пальто, вышел из подъезда. Надменное лицо, массивная челюсть с выпирающим вперед подбородком говорили о амбициозности и высоком самомнении этого человека. Буйная шевелюра с проседью немного оттеняла грубое и тяжелое лицо, сглаживая негативное впечатление о внешности.
Мужчина, направился к строящей рядом белой копейке, раздраженно воткнул ключ в замок, и уселся на место водителя. Машина затряслась, выхлопная труба плюнула клубами дыма, и автомобиль тронулся.
Из квартиры на третьем этаже в доме напротив, колыхнулась штора, возвращаясь на место.
— Объект «Инженер» выехал, — пробормотал жилистый русый парень, поднимая рацию к губам, — Шестой, как слышно?
