— А какую работу тебе предложили? — уточняет Иванка.
— Неужели опять роль дали? — подхватывает Олдос. Мы сказали ему, что Леа увольняется, но не объяснили почему.
— В новом фильме про Бэтмена, да? — радуется Уиллард. — Слышал, вот-вот съемки начнутся. Будешь новой Женщиной-кошкой, угадал?
— Леди и джентльмены, держите себя в руках, — укоризненно повышает голос Эбенезер, заглушая всеобщий гомон. — Некрасиво докучать мисс Дэшвуд праздными вопросами. К тому же это ее личное дело, она не обязана ни перед кем отчитываться. Раз мисс Дэшвуд желает уволиться, нам остается только примириться с ее решением, как бы тяжело это ни было.
Леа улыбается и отвечает благодарным кивком, но что-то в тоне Эбенезера меня настораживает. Он, кажется, имел в виду совсем другое. Когда полчаса спустя усаживаемся за наш любимый столик в «Фальстаффе», сразу завожу разговор на эту тему. Передо мной пинта «Джека» и гамбургер по-домашнему. Леа пожаловалась на головную боль и решила ограничиться клубным сэндвичем и водой.
— На самом деле Эбенезер говорил не о тебе, — делюсь впечатлениями я, поглощая картошку фри. — То есть и о тебе тоже, но в основном о Фермине.
— Думаешь? — произносит Леа. Она сегодня удивительно рассеянная. Обычно Леа гораздо проницательнее меня, особенно когда дело касается чьих-то эмоций. А чтобы я заметил то, чего не заметила она, — такое у нас вообще в первый раз.
— Ну конечно! Тут Шерлоком Холмсом быть не надо. Эбенезер хочет просто отпустить ее и забыть.
Леа вздыхает.
— А может, оно и к лучшему…
Ушам своим не верю.
— Что?!
— Фермина так радуется, что уезжает. Теперь нипочем не передумает. Согласись, Эбенезеру в испанской деревушке делать нечего.
— Но… — даже не знаю, с чего начать. До этого момента такого рода аргументы приводил как раз я, а она спорила. Да что с ней творится? — Но ты же столько времени и сил потратила, чтобы их свести! Этот проклятый ужин! Тертые помидоры! Тушеная рыба, которую я, кстати, перетушил!
— Да, но с этим ничего не получилось, — прерывает Леа. — Надо просто смириться. Насильно людей вместе быть не заставишь.
Леа явно что-то беспокоит. Может, расстраивается, что пришлось перед всеми объявить о своем увольнении? Секундочку, объявляла не она, а я! Вдруг разозлилась, что не дал ей выступить? И главное, к еде почти не притронулась.
— Что с тобой? — спрашиваю я. — Ты сегодня какая-то задумчивая.
— Все нормально. Хотя нет, не совсем. Мне… надо тебе кое-что сказать.
В голове раздается тревожный звоночек. Вот черт. Что она задумала? Чувствую себя так, будто внезапно угодил под бомбежку, а убежища поблизости нет. Отпиваю огромный глоток «Джека».
— Говори.
Леа удрученно качает головой.
— Можно подумать, у нас других забот мало, — шепчет Леа, очевидно, обращаясь сама к себе.
Беспокоюсь все сильнее и сильнее. На всякий случай ставлю стакан на стол, чтобы не уронить на пол.
— Ну, не молчи…
Леа набирает полную грудь воздуха.
— Ладно… Помнишь, в больнице я шутила, что, пройди пуля выше и о контрацепции можно было бы не беспокоиться?
— Да!
Какие приятные воспоминания! Нет, погоди-ка, мы же тогда не предохранялись… Рядом со мной падает снаряд.
— Ты что…
— Вот именно.
— Когда ты узнала?
Леа опускает глаза в тарелку.
— Вчера. Купила тест, и он показал положительный результат. Ну, как положительный… В смысле получился плюс, но какой-то неотчетливый, на минус похож. Вот и решила на всякий случай анализы сдать. Чтобы наверняка. И вот перед финальным прослушиванием мне позвонили из клиники и сообщили результаты.
— Ну и время выбрали… Как нарочно.
— Да нет, почему? Очень кстати, мне ведь надо было сыграть женщину на грани истерики. Прослушивание как в тумане прошло, а когда вернулась домой, позволила себе собственную мини-истерику.
Ах, вот из-за чего Леа на самом деле переживала! Ловко же она меня провела. Настоящая актриса, ничего не скажешь. Неудивительно, что ей роль дали.
— Что ж ты сразу не сказала? — спрашиваю я, взяв ее руку в свою.
— Мы ведь гостей ждали. А потом Фермина сболтнула, что магазин скоро закроют, не могла же я на тебя еще и это обрушить. Господи, я же в тот вечер шампанское пила! И о чем я только думала? Я ужасный человек!
— Ты не ужасный человек, ты прекрасный человек. Ты зашибенный человек! Просто на тебя слишком много всего навалилось за один раз.
Некоторое время Леа глубоко дышит, и кажется, это ее слегка успокаивает.
— Думаю, мы оба согласны, что сейчас не самое подходящее время для беременности. Мне дали первую роль, тебя, того и гляди, уволят. Кто знает, как у нас все сложится?
— Как это — кто знает? — переспрашиваю я. — В каком смысле?
Есть в этой фразе что-то смутно угрожающее. Как в человеке с винтовкой посреди улицы. Леа намекает, что мы… э-э… расстаемся? Как это вообще возможно: минуту назад беспечно уплетал за обе щеки картошку, а теперь весь мой мир рушится буквально на глазах?
— У меня же карьера, — произносит Леа. — Наконец удача улыбнулась, а тут это… Ну не могу я себе позволить на год из кино уйти!
— Ты на что намекаешь? Я, кажется, никуда не убегаю. Да и не могу — загранпаспорт лет сто как просрочен, даже в Боливию не пустят. Надо новый получить, но на это время уйдет. А пока придется сидеть здесь, всячески тебе помогать и поддерживать.
— Господи, какие же мы оба дураки, — качает головой Леа. — Весь этот незащищенный секс. Ну почему, почему я была так уверена, что точно не забеременею?
— Не вини себя. Наверное, вам в восьмом классе на половом воспитании показывали тот же дурацкий фильм, что и нам. Полная муть. Сначала две фигурки из палочек стоят друг напротив друга. Потом появляется клякса с подписью «сперма» и ползет через весь экран прямо к схеме матки. Ни тебе эрекции, ни полового акта. Совершенно неправдоподобно. До пятнадцати лет думал, что мокрицы — это сперма, которая до фаллопиевых труб не добралась — заблудилась, с кем не бывает. По этому фильму получалось, что женщина может забеременеть от мужчины, который в сорока футах от нее стоит. В общем, непорочное зачатие. Страшно себе представить, что бы тогда в переполненных вагонах делалось. А когда узнал правду, был ужасно шокирован.
— До съемок ничего предпринять не успею, — рассуждает Леа. — График слишком плотный. Теперь, когда снялась в рекламе и роль в сериале получила, мне полагается профсоюзная медицинская страховка. Когда поженимся, тебе такую же оформим.
— Можно вопрос, просто из любопытства? У твоего папы, случайно, оружия нет?
В первый раз за два дня Леа искренне улыбается.
— Нет. В прошлом году родители отдыхали в Вегасе и ходили в тир, где из автомата стрелять можно. Так старина Джордж снял автомат с предохранителя раньше времени и прострелил себе ногу. Так что на этот счет можешь не беспокоиться.
— И вообще не может быть, чтобы за один год два разных человека попытались отстрелить мне яйца. Сама подумай, вероятность мизерная!
— Ну да, — задумчиво соглашается Леа. — Один к пяти, не больше.
— Спасибо, милая.
— Когда увидела этот плюсик, сама тебя пристрелить захотела. Но, с другой стороны, твоей вины здесь только половина, животное похотливое.
— Так что ты собираешься делать?
— Обращусь в клинику, как только съемки закончатся. Надеюсь, ты не против?
Создается впечатление, что Леа не волнует, против я или нет. Решение уже принято. И возражать — не мое дело… Хотя почему не мое?.. Одно дело, когда речь идет о каком-то абстрактном ребенке, и совсем другое — если о нашем общем, моем и Леа. Разница колоссальная — все равно что читать в газете про то, как в кого-то стреляли, и пережить это самому. Вот и тут оставаться сторонним наблюдателем невозможно.
— Нет, не против.
— Точно? — спрашивает Леа. — Мы ни разу не говорили о детях. Вообще-то я хочу детей, просто сейчас… время неудачное…
— Понимаю.
Неудачное — это еще мягко сказано. Причем для всех нас.
Глава 27
Прощание Леа с магазином проходит очень трогательно. Леа рассчитывала просто отработать дневную смену и потихоньку выскользнуть за дверь, но остальные этого допустить не могли. Мать Тереза испекла торт в виде мотка кинопленки с надписью «Удачи!». Все, кто смог прийти, устроили в комнате отдыха пышные проводы.
Сотрудники скинулись и заказали копию статуэтки «Оскар» с табличкой «Лучшей исполнительнице роли менеджера». Сначала Леа держалась молодцом, но потом не выдержала и в момент прощания расплакалась навзрыд.
— Ну что вы, успокойтесь, деточка, — утешает Эбенезер, на груди которого Леа, собственно, и рыдает. — Не стоит так за нас переживать. Мы справимся, какие бы усилия для этого ни потребовались.
