себе в вигвам сообщить жене, что ее сестра вернулась и теперь все готово для их брака.
Но час спустя девушка исчезла. Ее нашли висящей на дереве; так она навсегда освободилась от власти своих мучителей. А ее друзьям пришлось справлять погребальные обряды вместо свадебных.
Следует признать, что индейская девушка, доведенная до отчаяния превратностями любви, избирает весьма неромантический способ покончить со своими несчастьями. В большинстве случаев они вешаются, хотя вокруг есть столько прекрасных озер, где они могли бы обрести более легкую смерть, да к тому же стать героиней легенды… Нет, они суют голову в петлю из потертого кожаного ремня и умирают буквально от удушья. Впрочем, тут нужно учесть вот какой момент: задумав повеситься неподалеку от селения, девушка может устроить дело так, чтобы кто-нибудь срезал ремень, если она решит пожить подольше; это случается часто, и самоубийца проживает еще лет сорок, а то и шестьдесят. И все же, когда Венона решилась покончить со своими земными горестями, у нее, несомненно, были побудительные мотивы, помимо несчастной любви.
Любовь была сильнейшей из ее страстей. Жизнь с любимым — сплошное счастье, без любимого — беспросветная тоска. Так подсказывало ей юное сердце. Но кроме того, девушка была возмущена назойливостью охотника, чьи ухаживания благосклонно принимали ее родители. Как часто уверяла она его, что скорее умрет, чем станет его женой! Он же только улыбался, как бы подчеркивая свое недоверие к словам женщины. И Венона хотела доказать ему, что ее ненависть не была притворной; с этой целью ей следовало умереть так, чтобы он понял: она не боялась ни его, ни жестокой смерти.
Хотя родители Веноны потом горько оплакивали собственную черствость, ее возлюбленный мог восхищаться той твердостью духа, благодаря которой девушка предпочла умереть, но не дать восторжествовать его сопернику.
Место, где девушка, верная своей любви, покинула земную юдоль, стало священным. Духи витают над ним. Индеец-дакота, скользя мимо скалы в своем каноэ, не позволит себе засмеяться. Он укажет рукою на обрыв, а когда вечерние тени окутывают таинственной туманной дымкой прекрасное озеро и горы вокруг него, индейцу кажется, будто он видит руки девы, вскинутые к небу в жесте отчаяния. Кое-кто уверяет, что слышал и голос ее, когда она обращалась к духам скалы; и путник, проходящий мимо обрыва, навеки проникнется красотой этой чудесной картины и не забудет историю о прыжке любящей девы.
В народе дакота сохранились сведения о том, когда это случилось, а также о дальнейшей судьбе мужчин, оспаривавших друг у друга любовь Веноны.
Рассказывают, что вскоре после этого ее соплеменники продолжили свой путь; они добыли дикобразов, а затем вернулись и поселились на берегу реки Сен-Круа.
Спустя некоторое время после трагической гибели Веноны ее род снова перекочевал на Миссисипи; они встали лагерем в местности, которую именуют «лесом целебных трав». Там у них умер один ребенок, и его тело уложили на погребальный помост. Около полуночи отец ребенка, охваченный горем, пришел туда и, склонившись к помосту, заплакал. Но вдруг он заметил, что за ним кто-то наблюдает. С виду незнакомец отличался от народа дакота; это встревожило скорбящего отца, и он возвратился в лагерь. Поутру он рассказал об этой странности сородичам, и они снялись и перенесли стоянку в сосновый лес.
Тело ребенка они унесли с собой, и отец снова пришел ночью, чтобы оплакать его. Та же фигура явилась ему, и снова тот человек вернулся домой встревоженный.
Утром индейцы еще раз перенесли лагерь, однако явление повторилось.
Дакота — рабы суеверий, и теперь они страшились большой беды. И опасения их оправдались, хотя и не так, как они предполагали: оказалось, что их враги устроили засаду, и с первым светом дня целая тысяча воинов чиппева дерзко атаковала их. Шуточное ли дело: пронзительный свист, жуткий вой и воинские кличи раздались со всех сторон![39]
Громкие вопли чиппева ужаснули людей дакота, ибо застали их врасплох, и многие из них полегли при первых же ружейных выстрелах.
Щадить противника чиппева не собирались, они разили наповал. Женщины и дети бросились к своим лодкам, но враги были быстрее; и тех, кто успел забраться в каноэ, постигла та же участь, что и оставшихся на берегу.
Женщины не успели взять с собой весла, а на реке в том месте был водоворот; как только лодку отталкивали от берега, течение начинало ее крутить, и чиппева с удовольствием выловили все каноэ и втащили обратно на берег, где другие, вскинув томагавки, расправились с неудачливыми беглецами.
Утомившись убивать, чиппева забрали из лагеря сиу все, что им приглянулось, и отправились восвояси, уведя в плен одного юношу-дакота. Они еще не ушли далеко, когда на них напал отряд воинов-дакота. Но чиппева сумели вырваться, убив многих напавших. Один из дакота спасся, захватив лодку, и уже выплыл на простор озера Сен-Круа, когда чиппева неожиданно погнались за ним по берегу.
Мальчик, взятый в плен, понял, что ему выпал единственный шанс вырваться на свободу: прыгнув в воду, он поплыл к удаляющейся лодке, мгновенно догнал ее и забрался на борт. Оба беглеца исчезли из виду так быстро, что враги не успели достать их своими стрелами.
Лишь немногим из того отряда удалось уцелеть; один из спасшихся рассказывал, что в первый же момент вражеского нападения, поняв, что иного выхода нет, он нырнул на дно реки, и чиппева его не заметили.
Вода на дне реки оказалась очень холодной, поэтому, отплыв подальше, он рискнул добраться до более теплого слоя воды у берега, а затем вылез на сушу и убежал.
Даже этот незначительный инцидент передавался как предание от отца к сыну, и все дакота убеждены в его истинности. Согласно тому же преданию, оба поклонника и семья Веноны погибли во время той битвы. Но так или иначе, никто не сможет доказать, что предание — или мой пересказ — неправдивы.
Перевод Алины Немировой
Зиткала-Ша. Украденное дитя
Зиткала-Ша, «Красная Птица», она же Гертруда Симмонс Боннин (1876–1938), была человеком смешанного происхождения, но ее белый отец оставил семью вскоре после рождения дочери, так что девочка росла с матерью, индианкой из племени дакота-сиу, и воспринимала себя именно как сиу. Ее судьба вмещает многое: получение очень неплохого образования (чего по тем временам было трудно добиться не только краснокожей, но и белой девушке), борьба за сохранение культуры коренных американских народов, художественная литература и музыка, научные труды и педагогика, политическая активность… Пожалуй, Красной Птице тоньше, чем кому бы то ни было
