– А я думал, ты спрыгнешь, – сообщил он мне. – Так бежала. Кстати, юная дева, сумочку не вы потеряли?
Действительно, совсем забыла о своей сумке. И теперь она ехидненько покачивается на длинном ремешке, зажатом в кураторских пальцах.
– Как мне спустится? – холодно поинтересовалась, протягивая руку за сумкой.
– Идем, открою.
Ключа у него не было. Он просто ударил по двери ногой, и вышиб замок. Придержал для меня дверь, какое-то время смотрел, как я спускаюсь по лестнице. А потом развернулся и ушел, избавив меня, наконец, от своего общества.
* * *
Но когда он ушел, из меня вдруг ушли и силы. Ноги подогнулись, и я присела на ступеньку, вцепившись руками в перила. В голове шумело, перед глазами мелькали какие-то пятна… Ну конечно, я ведь даже не обедала, а уж ужинать пора, а тут столько всего на мою бедную голову! Мог бы хоть до двери проводить, Великий и Всемогущий, как это у приличных людей заведено. А у приличных вампиров – нет, они только одежды рвут, да двери вышибают! И еще целуются со всеми подряд, а чего – сами напросились… При воспоминании о его поцелуях мучительно заныли губы, и все тело отозвалось сладкой истомой. И почти осязаемой тоской по его рукам, которые всегда были здесь, а вот теперь их нет, и совсем.
Да что же это! Решительно встала, собираясь продолжить путь, но меня тут же резко качнуло, и я судорожно вцепилась в перила, чтобы не улететь вниз по лестнице. Вновь опустилась на ступеньку. Дом у нас невысокий, всего четыре этажа, но я-то жила на втором, и как мне спуститься туда в таком состоянии с четвертого, не сломав себе шею, оставалось загадкой.
Какое-то время я сидела, прислонив лоб к прохладному металлу перил, пыталась собраться с силами, мыслями. Потом опять задремала. Очнулась от того, что меня трясла за плечо встревоженная соседка.
– Лариса, ты что здесь делаешь? Что случилось?
Изумленно оглянулась по сторонам, не сразу сообразив, где же это «здесь».
– А, нет, все в порядке, просто голова закружилась, я присела передохнуть и задремала… Я пойду, все хорошо, вы не беспокойтесь.
И, прежде, чем она успела еще что-то сказать или спросить, я стремительно побежала вниз по лестнице.
Перед собственной дверью немного отдышалась. Затем постаралась войти в квартиру максимально гордо и независимо.
– Лариса, ты где была? – на шум в прихожую немедленно выдвинулась мама. Вот что ж ей книжку-то не читается?
– В библиотеке, – я равнодушно пожала плечами, торопясь снять пальто прежде, чем мама заметит, что у него не хватает пуговиц.
– Лариса, двенадцатый час ночи, какая библиотека? Я уже больницы и морги готовлюсь обзванивать!
Вот не было мне забот! Какие двенадцать ночи, полчаса, как стемнело… Ничего себе, вздремнула на лесенке. Конечно, учитывая, что с этой учебой последний раз я высыпалась никто уже не помнит, когда. Вот только про лесенку мне никто не поверит. А, пошло все…
– Мама, мне 18 лет, да мало ли, где я была! Тебе не кажется, что моя личная жизнь совершенно тебя не касается?
– Нет, не кажется! – мамочка явно накручивала себя последние несколько часов, и теперь собиралась разразиться скандалом, – тебе ВСЕГО 18 лет, и, пока ты живешь с нами, ты обязана являться домой вовремя! Или хотя бы предупреждать, что задерживаешься!
– А так же с кем задерживаешься и где? – усмехнулась я. Вот уж что тут кого-то совершенно не касается…
– Да! И я не вижу в этом ничего смешного! Должна же я знать, где мне тебя разыскивать, если что случиться!
– Знать и разыскивать – это очень разные вещи, знаешь ли. Дай я пройду. Мне надо переодеться, я есть хочу. Если тебе так уж надо с кем-то поругаться – ругайся с папой, там наверняка тоже найдется, к чему придраться. А я, в отличие от него, терпеть тебя не подписывалась!
Наверное, я была не права, не знаю. Может, мне надо было найти другие слова, за все извиниться, всех успокоить, всего пообещать… Но я была такой усталой, такой измотанной приключениями этого бесконечного дня. Мне хотелось простых вещей: поесть, выспаться, ощутить тепло и уют родного дома, а вместо этого на меня сходу набрасываются, как на главную преступницу этого столетия… В общем, я не чувствовала раскаяния. До сих пор не чувствую.
Мама что-то кричала. Что-то о том, что я живу на ее деньги, и на ужин пока не зарабатываю. А раз я смею так с ней разговаривать, то могу и близко к кухне не подходить – там нет ничего моего, а она со мной и крошкой хлеба не поделится, пусть я хоть сдохну от голода.
А я смотрела на нее, и вспоминала, как она толкала меня прямо в руки вампира, глядя на него безумными, преданными глазами. Она была не виновата, я знала это. Но это ничего не меняло. Она предала меня в тот день. И какие-то мои чувства к ней умерли, и я нечего не могла с этим поделать. Она не смогла меня защитить. И никогда не сможет. Так зачем тогда тут орать и размахивать руками, словно от нее хоть что-то зависит?
– Знаешь, – устало сказала я ей, – у меня сегодня было столько весьма экзотических возможностей сдохнуть, что я и помыслить не могла, что придется буднично сдохнуть в собственном доме от голода.
Сдернула шарф, которым до того еще пыталась как-то прикрыть порванную блузку, бросила его на вешалку и попыталась пройти мимо нее в комнату.
– Лариса! – нашелся новый повод для воплей, – Что у тебя с кофтой? Как я должна это понимать?
– Она порвана. И мне все равно, кому и что ты должна. Ты дашь мне пройти, или мне на лестницу пойти прилечь, там мне по любому быстрее скорую вызовут?
– Какую скорою, зачем? Лариса, что происходит?
– Я уже сказала, что происходит. Я устала, я с утра только чашку чая выпила, я от голода уже сознание теряю. Я три часа не могла до второго этажа добраться, боялась с лестницы упасть, у меня в глазах все плывет. Но это же ерунда! Тебе ж обидно, что ты не в курсе, с кем и где я целуюсь! И из-за своего неудовлетворенного праздного любопытства ты готова меня уморить, всего лишить и за все наказать! Да если б ты только представить могла, как я тебя сейчас ненавижу!
К такому она оказалась не готова, и наконец дала мне пройти. Папа едва ли уже спал, просто явно решил не вмешиваться и тихонько отсидеться в спальне. Тоже весьма удобная позиция, можно всегда оставаться хорошим, сваливая все выяснения отношений на жену. Но сейчас я была ему за это благодарна. Еще одного сеанса воспитания я бы точно не вынесла.
А ночью я задыхалась от собственного крика. Все кричала, кричала, не в силах остановится и вздохнуть, потому что мы падали, так безудержно неостановимо падали, в Бездну, вглубь, за огни. Они мелькали перед глазами, красные, желтые, а я кричала, умоляя его остановиться. Но он не хотел. Или не мог. И мы все падали, падали, падали…
