— Как ты думаешь, что он задумал?
— Теперь править бал будет уже французский король. Уорик, видимо, по-прежнему считает себя «делателем королей», однако теперь он — просто марионетка в руках Людовика. Ведь недаром этого французского короля называют пауком. Должна признаться, он и впрямь умеет плести весьма тонкие сети, возможно, даже лучше нас с тобой. Людовик не прочь свергнуть твоего мужа и отгрызть изрядный кусок нашей территории, для этого он и использует Уорика и Маргариту. Эдуарда Ланкастера, сына Маргариты, так называемого принца Уэльского, он намерен женить на младшей дочери Уорика Анне — так он свяжет лживых родителей жениха и невесты настолько крепкими узами, что они не смогут их разорвать, не обесчестив себя. Ну а затем, по-моему, все они заявятся в Англию и попытаются вызволить Генриха из Тауэра.
— Значит, эту девочку Анну Невилл отдадут Эдуарду? — спросила я, мгновенно представив себе Анну и отвлекаясь от нашей основной темы. — Этому чудовищу? И все ради того, чтобы помешать ее отцу вести двойную игру?
— Безусловно! — подтвердила моя мать. — Ей всего четырнадцать, и ее собираются выдать за мерзкого мальчишку, которому с одиннадцати лет было разрешено самому выбирать вид казни для своих врагов. Его специально воспитывали, превращая в настоящего дьявола. Наверное, теперь бедная Анна Невилл пытается понять, для чего же ее растили: сделать королевой или бросить прямо в ад, где ей суждено гореть в вечном огне вместе с грешниками.
— Но ведь для Георга тогда все меняется, — рассуждала я. — Одно дело — воевать с собственным братом и надеяться, убив его, унаследовать трон и корону, но теперь-то что? С какой стати Георг станет противостоять Эдуарду, если эта война ничего ему не даст? Зачем ему теперь-то с родным братом сражаться? Чтобы посадить на трон короля, а затем и принца из династии Ланкастеров?
— Полагаю, Георгу и в голову не приходило, что может случиться нечто подобное, когда он отправился в это плавание вместе с беременной женой на сносях и тестем, твердо решившим отвоевать для него английскую корону. Но теперь Георг потерял своего новорожденного сына и наследника, и его тесть сообразил, что Анну тоже вполне можно сделать английской королевой. В общем, перспективы у Георга и впрямь далеко не радужные. Полагаю, у него хватило здравого смысла понять это. А ты как считаешь?
— Если и не хватило, то советчики ему подскажут.
Наши глаза встретились. Мне никогда не нужно было ничего говорить матери: она понимала меня без слов, как, впрочем, и я ее.
— Так может, стоит перед обедом навестить королеву-мать? — спросила она.
Я сняла ногу с педали прялки и рукой остановила колесо.
— А давай прямо сейчас ее навестим, — предложила я.
Королева-мать вместе со своими фрейлинами шила напрестольную пелену, одна из дам читала вслух Библию. Герцогиня Сесилия славилась своей набожностью; ее подозрения насчет того, что наше семейство недостаточно богобоязненно — а может, мы и вовсе язычники, колдуны и ведьмы! — всегда были причиной ее неприязненного и даже слегка опасливого отношения ко мне. Даже годы, которые я прожила в браке с ее сыном, ничуть не изменили ее точку зрения. Сесилия совершенно не желала мириться с тем, что Эдуард все-таки женился на мне, и даже теперь, когда я на деле доказала и свою плодовитость, и прочие качества хорошей жены, она ненавидела меня по-прежнему. Она обращалась со мной так неучтиво и злобно, что Эдуард даже подарил ей Фотерингей, лишь бы держать ее подальше от лондонского двора. Если честно, меня набожность Сесилии отнюдь не впечатляла: если уж она действительно такая добрая христианка, то почему не воспитала получше своего любимчика Георга? И если Господь действительно так ей покровительствовал, как она утверждала, то почему дал погибнуть ее мужу и сыну Эдмунду? Когда мы вошли, я склонилась в реверансе, и Сесилия, поднявшись, тоже низко мне поклонилась, затем кивком велела своим фрейлинам собрать шитье и отойти в сторонку. Она прекрасно понимала: я явилась не для того, чтобы узнать о ее самочувствии. Между нами по-прежнему не было ни капли любви, и я догадывалась, что никогда не будет.
— Какая честь для меня, ваша милость, — ровным тоном произнесла Сесилия.
— Что вы, матушка-королева, — с улыбкой отозвалась я, — это для меня большая честь и удовольствие видеть вас!
Сели мы все одновременно, избегнув необходимости решать, кому садиться первой. Мать Эдуарда выжидающе на меня смотрела, рассчитывая, что я первая заговорю.
— Я так вам сочувствую! — сладким голосом промолвила я. — Не сомневаюсь, вы очень тревожитесь о судьбе нашего Георга — он ведь сейчас так далеко от родного дома, его объявили предателем, и он, в общем, оказался в ловушке вместе с этим негодяем Уориком, заставившим его отречься от родного брата, от своей семьи. Да еще и первенец Георга, я слышала, умер, и сам он пребывает в большой опасности.
Герцогиня Сесилия моргнула. Она явно не ожидала, что я стану беспокоиться о ее любимчике Георге.
— Разумеется, было бы неплохо, если бы он со всеми помирился, — осторожно ответила она. — Это всегда так печально, когда ссорятся родные братья.
— Увы, до меня дошли известия о том, что Георг, как это ни грустно, намерен порвать со своей семьей, — жалобно продолжала я. — Перебежчик! Он ведь решился пойти не только против родного брата, но и против родного дома, против вас!
Сесилия посмотрела на мою мать, надеясь, что та пояснит мои слова.
— Он принял сторону Маргариты д'Анжу! — без обиняков заявила моя мать. — Ваш сын, йоркист, собирается воевать за короля Ланкастеров! Позор!
— И наверняка потерпит поражение: ведь победа всегда остается за Эдуардом, — тут же вставила я. — И тогда Георга придется казнить как предателя. Разве сможет Эдуард пощадить его, даже во имя братской любви, раз он согласился принять цвета Ланкастеров? Только представьте себе, как он пойдет на смерть с красной розой на шляпе! Какой позор для вас, Йорков! Что бы чувствовал его отец?
Судя по всему, Сесилия действительно пришла в ужас.
— Мой сын никогда бы не перешел на сторону Маргариты Анжуйской! — воскликнула Сесилия. — Ведь она была злейшим врагом его отца!
— Маргарита Анжуйская велела насадить голову его отца на пику и выставить у ворот Йорка, — напомнила я. — И все же Георг теперь ей служит. Разве такое можно простить? Кто из нас сможет простить ему такое предательство?
— Я в это не верю! — негодовала королева-мать. — Возможно, его соблазнили, заманили, заставили силой… Это все, конечно, Уорик! Ведь Георгу очень непросто: он вечно оказывается вторым после Эдуарда! И потом он…
