Я так боюсь ошибиться. О, Свет, почему же ты не поможешь мне, хоть самую малость? Мне не страшно погибнуть, смерть за правое дело - почетная смерть. Меня больше страшит ответственность за другого человека, которую я так опрометчиво взял на себя. Да, я поступил глупо, но был ли у меня другой выбор? Лучше действовать, не зная к чему это приведет, чем сидеть сложа руки и наблюдать как побеждает зло.
Если Пелеса не осудят, то моя участь будет незавидной. Но ведь его преступления очевидны! Пускай его хотя бы признают невменяемым, вернут старые порядки в монастыре и город станет прежним.
Не обманывай самого себя, ничего прежним уже не будет. Разве смогу я, помня то, что случилось, смотреть в глаза братьев и доверять им? Между нами всегда будет стоять прошлое.
И хотя я не знаю, чем закончиться моя поездка, отступать нельзя. Рем никогда бы не отступил. Вот уж кто не изводил бы себя вопросами, окажись он на моем месте. В нем была решительность, которой мне сейчас так недостает.
Просто чудо, что я не был убит во время нападения в лесу. Разбойник ведь мог достать нож и вместо того, чтобы бить, просто перерезать мне горло. И все…
А что произошло бы тогда с Миррой, даже страшно представить. Моя смерть была бы ничтожна, по сравнению с ее мучениями. Нет, нельзя быть таким беспечным. Свет в этот раз помог мне, но еще искушать судьбу не стоит. Это было последнее предупреждение. Глупцу ничем не поможешь, а упорствующему глупцу - тем более.
Надо стать осторожнее, ехать только вместе с торговыми караванами, у которых большая охрана или ехать одним, но по оживленному пути. Никаких глухих тропинок через лес, подозрительных дорог и странных попутчиков. Жизнь опасна и так уж повелось, что плохих людей всегда было больше чем хороших.
А может нападение - это указание повернуть назад? Но Свет не может желать несправедливости, а повернуть сейчас - это означает с ней согласиться. Она вершиться в нашем краю и уже приняла устрашающие размеры.
Как все-таки невероятно болят ребра… Лекарство творит чудеса, но в ближайшее время лучше воздержаться от глубоких вдохов. Я ничего не сломал, Мирра тоже, так что можно считать, что мы еще легко отделались. Синяки и порезы - это пустяки. Они через несколько дней заживут.
Почему Ларет дал мне книгу о некромантах? Знал ли он о ее содержании или нет? Гном мог искусно претворяться, но зачем ему это? Трактирщик производит впечатление добродушного старика, не замешанного в магии. Если он никак не связан с некромантами, то ставит себя в двусмысленное положение. Эта книга должна исчезнуть, сгореть в огне, потому что за хранение подобной вещи орден жестоко карает. Как я должен поступить в таком случае? Уничтожить ее самому или взять с собой, чтобы доложить о книге Смотрящим в Вернстоке? Если Смотрящие узнают о ней, то нагрянут сюда с проверкой. Если то, что я слышал об ухудшении отношений между гномами и людьми - правда, то у Ларета будут очень большие неприятности. Возможно, его даже осудят на смерть.
Но ведь лично я не считаю это правильным. И у самого рука не поднимается уничтожить книгу. Будь я человеком далеким от науки и искусства, я бы сжег ее, не задумываясь, но я же иллюстратор, и стоит взглянуть на ее картинки, как у меня дух захватывает. Что же делать? Закрыть глаза и притвориться, что я ничего не понял?
Да, так и сделаю, и пускай меня судит Создатель, а не люди. Я не хочу быть причиной гибели Ларета и его подручных.
У меня есть своя цель.
Проснувшись утром, Клемент застал Мирру за тем, что она самовольно забрала у него со стола книгу и унесла к себе. Когда он зашел к ней, то увидел, что она сидит на кровати не причесанная, не умытая, полуодетая - в одном платье и с интересом листает страницы. Монах с укором посмотрел на Мирру и забрал злополучный том из рук девочки.
– Но я же хочу только посмотреть! - возмутилась она.
– Уже посмотрела. - Клемент был непреклонен. - Книга должна быть возвращена владельцу, а нам пора в дорогу.
– Там такая красота нарисована… А ты так умеешь?
– Нет, - Клемент покачал головой. - Я рисую хуже.
– Жалко, - вздохнула Мирра. - Мне особенно животные понравились. Ты видел, какие там красивые кролики? Даже лучше, чем они бывают в жизни.
Клемент промычал в ответ что-то неопределенное. Он чувствовал, что разговоры о кроликах теперь будут преследовать его еще долго. Тут он заметил на шее и плече Мирры два больших кровоподтека, которых он раньше не видел, потому что они были закрыты одеждой. Монах осторожно дотронулся до ее плеча.
– Это дело рук того мерзавца? - спросил Клемент.
– Да. Но мне уже не больно. Да и горло тоже прошло, - сказала девочка уверенным голосом, но ее бледность говорила сама за себя, и поэтому монах ей нисколько не поверил.
– Больно. Я же вижу, - он осторожно поцеловал место удара. - Теперь заживет быстрее. И зачем ты меня обманываешь? Знаешь же, что я не люблю лжи.
– Да, ты слишком правильный, - вздохнула Мирра. - Не то, что другие люди. И поэтому бываешь очень скучный.
– И часто? - Клемента почему-то развеселило это признание.
– Иногда, - уклончиво ответила она.
Монах пожал плечами и, посмеиваясь, спустился вниз, где столкнулся с Ларетом, который нес медный поднос, начищенный до такой степени, что резало глаза. Гном увидел книгу у него в руках и спросил:
– Ну, как успехи? Узнали о чем она?
– Рисунки замечательные, но этот язык мне неизвестен, - ответил Клемент, внимательно следя за выражением лица Ларета.
Тот воспринял новость совершенно спокойно, разве что с некоторой долей сожаления.
– Жаль, - произнес он с досадой, поправляя эквит. - Я-то надеялся, что вам удастся разгадать эту загадку. А хоть о чем она, вы выяснили?
Вместо ответа Клемент пожал плечами.
– Ну ладно, - гном улыбнулся в седые усы. - Значит не судьба. Все равно для меня главное ее достоинство было не в этом. Вы уже уезжаете?
– Да, через час.
– Тогда попросите завтрак. Марта уже должна была его приготовить. Деликатесов не будет, но братья Света до них не очень охочи, так ведь? А из окна не дуло, нет? Я вспомнил, что в вашей комнате нужно было поменять раму, она давно рассохлась. Да вот все руки не доходят… - Ларет показал на свои крупные, выпачканные маслянистой краской руки.
Монах заверил его, что все было просто замечательно, и у него нет никаких претензий к гному. Тот довольно закивал и пошел дальше по своим делам. Злополучную книгу он унес с собой, засунув ее под мышку.
Мирра спустилась через десять минут, хмурая и явно недовольная тем, что Клемент лишил ее развлечения. Но, увидев на столе завтрак, ее настроение резко переменилось в лучшую сторону. Растущий организм постоянно требовал пищи, поэтому вкусная еда в ее жизни значила очень много. Монах, напротив, без всякого воодушевления ковырялся в тарелке, погруженный в свои мысли. Ему совсем не хотелось есть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
