– В смысле, для неизлечимых психических отклонений? Не могу сказать, что рад это слышать.
– Да, для таких, – вставила Аркадия. – Для потенциально опасных, неуправляемых пациентов. Для тех, с кем боится иметь дело даже квалифицированный медицинский персонал.
– Какие волнующие подробности! – заметил Гарри. – Выходит, верно, говорят, что здоровья не купишь. Но вернемся к тому, с чем Зоя столкнулась тогда и позже. Можно узнать точнее, что именно это было?
– Я начинаю думать, что это отпечаток психики полоумной Линдси Войл.
– Потрясающе! Только этого нам и не хватало – восставшего из ада дизайнера по интерьерам.
Глава 25
Сидя в своем крохотном, невероятно тесном кабинетике, Синглтон был с головой погружен в таинства Интернета, когда колокольчик над дверью магазина звякнул. Он встрепенулся, всем существом ощутив присутствие Бонни и, по крайней мере, нескольких мегаватт солнечной энергии, что она приносила с собой.
– Синглтон?
– У себя!
Физическая оболочка так же завибрировала от удовольствия, как и душа несколько мгновений назад. «Не спеши, дурень! – сказал он себе. – Пока ты еще не любовник, а просто друг, и нечего заводиться, если не хочешь все испортить».
Синглтон ногой оттолкнулся от стола, развернулся вместе с вращающимся креслом и спрятал очки в карман.
– Что, уже не можешь стоять на ногах? – спросила Бонни с порога кабинета. – Я бы не удивилась! Значит, Итан разбудил тебя в три часа ночи и потребовал заняться «делом Аркадии»? Вот, держи, галерный раб! – Она протянула высокий пластиковый стакан с крышкой и надписью «Фонтейн-сквер эспрессо бар». – Хорошая доза кофеина тебе сейчас не повредит.
– Это уж точно!
Синглтон благодарно принял стакан, сорвал крышку и начал глотать кофе большими жадными глотками. Потом с довольным вздохом опустил стакан на колени.
– Если бы я рассказал, как сильно в этом нуждался, ты рыдала бы от жалости. В самом деле, твой бездушный деверь разбудил меня среди ночи. Его счастье, что он не только клиент, но и друг, иначе получил бы хороший разнос.
Не было никакой необходимости посвящать Бонни в то, что ровный деловитый голос Итана в трубке в столь поздний час нагнал на него панику, настоящий ледяной страх, который охватывает, когда жизнь наносит неожиданный и страшный удар. В первый момент Синглтон предположил, что беда случилась с ней или с кем-то из мальчишек, что его тщательно взлелеянный маленький мирок вот-вот рассыплется в прах.
Уяснив, что проблема не имеет отношения к Бонни, Джеффу или Тео, он испытал сначала глубочайшее облегчение, а потом жаркий стыд за свой эгоизм. Аркадия была, быть может, и не таким близким человеком, но все же другом, так что опасность, угрожавшая ей, касалась каждого из «гоп-компании», его в том числе. Однако в глубине души оставалось виноватое сознание того, что лучше все-таки кто-то другой, чем трое самых-самых близких.
«Сознайся, Кобб, ты влип. И влип по уши».
Бонни тем временем открыла пластиковый контейнер из тех, к которым питала пристрастие. Синглтон вытянул в ту сторону шею.
– Что там?
– Сандвич с тунцом.
– Ах, мой любимый!
– У тебя любимое все, что можно съесть, – усмехнулась Бонни. – Наверное, потому, что ты не часто пускаешь в ход челюсти.
– Не все, что можно съесть, а все, что ты готовишь. – Бережно, двумя пальцами, Синглтон извлек из контейнера толстенный бутерброд и сомкнул на нем зубы.
С довольной улыбкой Бонни следила за тем, как яростно он жует. Несколько секунд – и полбутерброда как не бывало.
– Значит, ты побеседовал с Джеффом? – спросила она, выждав, когда он снова приложится к стакану с кофе.
– Он тебе рассказал?
– Например, то, что ты посоветовал ему не тревожиться насчет плохой памяти. Ты и в самом деле сумел объяснить, что помнить надо сердцем, а не глазами?
Синглтон ощутил болезненный спазм в желудке. Это не имело ничего общего с тем, что он поглощал бутерброд в такой нездоровой спешке, зато было напрямую связано с серьезным и, как ему показалось, укоризненным выражением на милом лице Бонни. Сейчас она скажет, что он чересчур далеко зашел, что преступил границы дружбы, возложив на себя миссию воспитания чужого ребенка, о чем его, между прочим, не просили…
– Ну что могу сказать в свое оправдание? – Он положил недоеденный кусочек и виновато пожал плечами. – Хотел как лучше. Прошу прощения за то, что позволил себе вторгнуться в ваши семейные дела.
– Боже мой, Синглтон, тебе не за что извиняться! Как раз наоборот. – Бонни приблизилась и положила руку ему на плечо. – У меня слов нет, чтоб выразить свою признательность! С Джеффом нужно было поговорить, но я не могла понять, что с ним происходит. В этом году ноябрь особенно плохо повлиял на него, и я думала, он скорбит, как в первые дни после смерти отца. По крайней мере, психоаналитик предупреждал, что такая регрессия может случиться.
Синглтон опустил взгляд на руку, которая так и лежала там, куда ее положила Бонни. Ощущение ее близкого присутствия было таким острым, что захватывало дух.
– По-моему, подросток чаще, всего не умеет объяснить или даже понять, что его мучает, а если он еще и мальчик… черт возьми, мужской пол вообще не в ладу со словами, в любом возрасте!
– Да, наверное. Вот ведь думаешь, что знаешь своего ребенка наизусть, но, как у каждого, в душе у него есть уголки, куда вход запрещен, – для мыслей и чувств, которыми трудно поделиться, как бы этого ни хотелось. Мне в голову не могло прийти, что Джефф изводится страхом забыть родного отца!
Сочувствие заставило Синглтона накрыть руку Бонни своей и сжать, не задумываясь о том, насколько интимный это жест.
– Только не вздумай ставить себе в вину то, что не сразу распознала мальчишескую проблему! Может, тебе кажется, что ты обязана решать их за него до скончания века, но это не пожизненная обязанность, поверь. Джефф подрастает, пора ему учиться справляться с проблемами самому.
– Но ведь ему только восемь!
– Так, и только так, можно вырасти настоящим мужчиной, и наверняка он это интуитивно чувствует, как и то, что придется предъявлять к себе повышенные требования.
– Почему?
– Чтобы быть не хуже отца или, скажем, Итана. – Бонни ненадолго отвела взгляд, а когда снова устремила его на Синглтона, тот прочел там понимание.
– Джефф старается расти над собой, Бонни. Что это означает? В первую очередь – научиться жить с тем, чего не можешь изменить.
– Вроде потери отца?
– Да, но речь не только об этом. – Синглтон помолчал. – В этом месяце Джеффу пришлось вынести не только боль потери, но и страх. Забыть отца для него означало предать тех, кто еще жив, кто еще с ним. Он страдал от сознания, что может навсегда уронить себя в ваших глазах, твоих и Итана.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
