Хан уже пожалел, что ввязался в эту драку. Очень уж сильным оказался враг. Неожиданно и неприятно. Собери он меньше людей — разбили бы его. В хлам разбили бы. Но горечь от чудовищных потерь смягчало чувство победы, ее предвкушение. Ведь известно, чем она тяжелее — тем слаще.
И тут случилось странное.
Когда до тонкой цепочки щитовой пехоты оставалось всего пара десятков шагов из‑за их спин полетели какие‑то горшки. И, разбиваясь, заливали всю округу чем‑то горящим.
— Греческий огонь, — поклонившись, произнес китаец. — Мы с ним сталкивались у стен Москвы. Лошади через него не пойдут.
— Что? — Обескураженно переспросил хан, натурально зависнув. 'Как такое может быть? Как это не пройдут? Как же это так? Неужели пехота устоит перед ТАКИМ напором? Нет! Не может быть!'
Впрочем, такое зависание длилось недолго. Не прошло и минуты, как он от неожиданных выстрелов из лука совсем рядом. Это его телохранители стреляли.
Почему?
Потому что на ставку хана летели сто семьдесят три венгерских кавалериста. Те самые, кто, по мнению хана, должны были поддержать атаку кирасир.
И вот тут проявился один очень неприятный момент. Все телохранители Бату были багатурами. Прекрасные доспехи, мощные луки. Очень мощные. И они могли из них стрелять. Редко, на праздниках, отправляя легкие стрелы в заоблачные дали. А сейчас ситуация была несколько иная.
Главная беда заключалась в том, что чем сильнее сила натяжения лука традиционных конструкций, тем быстрее наступает усталость, даже у натуральных богатырей. Кроме того, изрядно падает точность, прогрессируя в этом печальном деле от выстрела к выстрелу с ужасающей скоростью. Да и вообще — часто бить из него с ростом силы натяжения становиться крайне сложно. Именно поэтому в XX и XXI века сложился Олимпийский тип лука с очень умеренной силой натяжения. В древности же это проявлялось в том, что боевые луки не делали слишком мощными, вполне довольствуясь довольно скромными показателями. Отдельные экземпляры с чудовищными показателями, конечно, встречались. И именно такие были у багатуров — телохранителей, которые любили похвастаться своей силой и мастерством. Тем более, что воевать им особенно и не требовалось, больше прессовать да производить впечатление.
Только венгры, которые летели на них, не за впечатлениями шли. Да, багатуры могли выстрелить из своих луков, и не раз. И даже попасть. Но нормального темпа стрельбы обеспечить не смогли. Поэтому, несмотря на весьма плотный порядок приближающего противника, смогли подбить лишь десяток. Да и то — ранив лошадь.
Хан Бату смотрел на стремительно приближающегося врага и бледнел. В эти моменты ему казалось, что это стая молодых волков, что весело клацали зубами в предвкушении вкусного и сочного лакомства.
'Что же делать?' — пронеслось у него в голове. — 'Бежать?'
Но выйти из ступора и хоть что‑то предпринять он не успел.
Чуть больше полутора сотен венгров, вылетев галопом к ставке хана, разошлись волнами буквально в десяти шагах от шатра. И без малейшего стеснения совести ударили из луков по всем, внутри этого импровизированного фокуса. Хану досталась первая стрела. Прямо в лицо.
Тем временем Георгий, вывел своих людей вдоль берега старицы на позицию и, развернувшись, ударил во фланг, 'обрезая корму' наступающим общинникам. Никакого особенного сопротивления не было. Разреженные порядки 'хвоста' были вычищены подчистую, а звуки драки сильно смешали и без того деморализованное войско.
Остановившись на песчаном пляже, князь начал спешно перестраивать своих кирасир для нового удара. И именно в этот момент замер, прислушиваясь.
Вячеслав, на которого Георгий оставил командование пехотой, решил немного похулиганить. Он взял легионеров, которые исчерпали свой запас болтов, построил в колонну с алебардами наперевес. И, задавая ритм шага слегка переделанной кричалкой футбольных фанатов, повел их прямо в гущу легкой кавалерии.
Легионеры врубились в дезорганизованное легкое конное степное ополчение. Какие‑то командиры пытались восстановить там порядок, но безуспешно. Поэтому легионеры, махая алебардами, вошли в это трепыхающееся, взволнованное тело, словно… Кхм. В общем, ударили знатно. Особого урона не нанесли, но деморализовали окончательно — общинники бросились бежать.
Одно хорошо — командиры лучников сообразили немного сместить векторы обстрела.
В этот момент, слева от князя грянул боевой рев несколько сотен глоток. Георгий обернулся и увидел, что купцы, сопровождающие войско по реке, решили поучаствовать, присоединяясь к финалу битвы. Поэтому их струги подошли к правому берегу, уткнулись носом в песок, и исторгли из себя почти пять сотен бравых головорезов. Их вступление в бой добавило прыти уходящим общинникам, которые сразу же устроили давку.
Дальше в дело включились все. Благо, что безлошадных общинников на поле хватало.
Спустя полчаса все было кончено. Лишь стоны раненых разносились над лугом.
— Слав! — Крикнул Георгий, подойдя на своем жеребце к отряду легионеров.
— Я! — Молодцевато козырнул соратник — металлург и большой почитатель скандинавской тяжелой музыки.
— Ты за старшего. Подчищайте тут все. Пленные не нужны. Добивайте. Хороните наших и выдвигайтесь следом.
— А ты куда?
— Нельзя дать им увести обоз!
— Я тоже хочу пограбить! — Обиженно произнес Вячеслав.
— Дележ добычи будет в Москве. Все. Действуй — злодействуй!
После чего Георгий, прихватив всех кирасир, венгров и кое‑как собранных легко раненным Даниилом Романовичем дружинников, направился на северо — восток. Благо, что след от монгольского войска можно было из космоса увидеть при желании.
В часе конного перехода обнаружилась целая орда. Ну, ее тыловая часть. Ханская орда с изрядными богатствами, накопленными при завоевании половцев, булгар, Рязани и части Владимирского княжества. Разве Георгий мог позволить им уплыть по травяному морю в далекие дали?
Нет, и еще раз нет!
Берке видел, как почти тысяча всадников влетела в расположение ханского обоза. Он ушел вовремя, собрав несколько сотен дружинников. Но атаковать не решился. Да, момент подходящий, но он прекрасно понимал — любой кирасир в ближнем бою стоит десятерых дружинников. Пусть те хоть какие мастера сабельного боя. Все это совершенно бесполезно против честного железа настоящих лат. Он видел их в бою под Москвой. Он видел их сегодня. Жутко хотелось напасть и присвоить себе эти богатства. Но здравомыслие взяло верх. Он удержался. Война была проиграна. Ему предстояло подумать о своем будущем. Оставаться в этой степи было нельзя, как и с этими дружинниками. Монголы здесь больше не имели сил. Нужно было уходить и как можно скорее. 'Этот странный князь говорил о Хорезме? Хорошее место' — подумал Берке, отпуская дружинников по домам и поблагодарив за службу.
Через два дня к совершенно разгромленному кочевью подошел отряд московской пехоты с обозом.
Победа далась объединенному войску недешево. Практически вдвое уменьшилась его численность.
Тысяча триста дружинников, тридцать два щитоносца, сорок восемь лучников, семь легионеров, двенадцать венгров и девять кирасиров. Причем большая часть убитых пришлась на финальную стадию сражения. Когда московская пехота ринулась добивать общинников в поле. Да и кирасиры в основном пострадали при разгроме кочевья.
Но все это мелочи по сравнению с тем, что заговор, по всей видимости, провалился. Ярослав Всеволодович погиб, вместе со своими сыновьями. Даниил Галицкий вообще чудом выжил — видимо природное, прямо‑таки звериное чутье заставило его в последний момент отвернуть от лобового удара с катафрактом и отходить. Да и то — досталось копьем на излете в спину. Только ламелярная кираса и спасла.
Князей полегло великое множество. Они ведь носили самую лучшую броню, а потому неслись на врага в первых рядах. Ну и встретились с катафрактами со всеми, как говорится, вытекающими последствиями.
Степняков же побили вообще чудовищно. Учитывая совокупный урон восемнадцать тысяч 'голов' во время зимней кампании прошлого года, эти потери должны были выкопать ТАКУЮ демографическую яму в степи, что не пересказать. Из сорока пяти тысяч взрослых мужчин, способных держать в руках оружие, за эти две кампании степь не досчиталась двадцать десять тысяч. Каждый второй был убит! Да еще и дружины разбиты в пыль.
— Фаталити, — усмехнулся Вячеслав, завершая доклад о потерях и их сводку.