Кириенко стремительно вошел в кабинет, отодвигая впереди идущего с докладом Никишина. Мой адъютант что-то недовольно начал высказывать начальнику разведки, на что, тот просто оборвал его
-Да помолчи лейтенант, тут такое дело, а ты... Ваше превосходительство! Радиограмма от Китицына. Караван с войсками вышел в 6.40 из Босфора, и насчитывает тридцать четыре судна водоизмещением от пятисот до трёх тысяч тонн, среди них есть три особо крупных не менее семи тысяч тонн. В сопровождении почти все боеспособные корабли. В том числе линейный крейсер "Гебен", крейсер "Гамидие", семь эсминцев типа "Ядигар" и "Самсун" и три канонерские лодки. Скорость каравана не превышает семь узлов. Крейсера и два эсминца идут мористей на удалении пяти миль от каравана.
Я глянул на часы - там было 9.32. Караван в пути почти три часа, до Зунгулдака ему около суток идти, если Китицын правильно определил скорость. Нам двенадцать часов не напрягаясь.
-Никишин! Срочно пригласи адмирала Новицкого и начальника штаба.
В этот раз я его не упущу, если он только не повернёт назад, почуяв готовящуюся для него ловушку. Надо будет, я поставлю линкор поперёк пролива, но его утоплю.
Через два часа оба линкора, каждый со своим сопровождением вышли в море. Вначале мы несколько часов двигались вместе, потом наши пути разошлись. Адмирал Новицкий устремился к Босфору с приказом не допустить прорыва в пролив "Гебена". Я сам взял курс на точку между Босфором и Зунгулдаком, намереваясь перехватить "Гебен" там, если он вдруг повернёт назад раньше времени. "Синопский" отряд также получил приказ идти к Зунгулдаку на перехват каравана. Все получили приказ полного радиомолчания до тех пор, пока не будет кем-то обнаружен и опознан "Гебен". Радио на кораблях работало только на приём.
Я находился на мостике "Марии", и глядя на уходящий отряд Новицкого думал - неужели сегодня всё может закончиться и тогда у нас будут полностью развязаны руки. После чего можно спокойно сосредоточиться на приготовлении десанта для захвата Босфора. Да помоги нам Бог в этом деле. Не дай вновь ускользнуть этому "Пугалу", сколько он крови попил у нашего Адмиралтейства. Я должен его перехватить. Но посмотрев на корабли Новицкого, и почувствовав укол совести, подумал - Мы должны перехватить.
Ещё недавно два этих отряда кораблей шли вместе, и вот теперь каждый из них взял новый курс. Корабли постепенно расходились, увеличивая расстояние между собой. Пройдет ещё какое-то время, и они не будут видеть друг друга. Пока никто не знал, к какому из этих отрядов будет благосклонна фортуна и позволит встретить, то зачем они сегодня вышли в море.
После того как Китицын выполнил то что от него требовал штаб флота, и теперь считал себя свободным в принятии собственных решений.
-Я намерен атаковать караван судов противника - объявил он своему экипажу. Все что от нас до этого требовалось, мы исполнили.
-А не лучше нам тут остаться, только занять позицию ближе к фарватеру, и подождать возвращения "Гебена" - высказал своё мнения лейтенант Маслов.
-Я возможно так бы и поступил, но мы незнаем, когда повернёт назад "Гебен", сегодня или завтра. Наше время патрулирования и так задержалось почти на сутки и сюда на смену нам идет "Нерпа", а нам надо возвращаться в Севастополь. Кроме того продукты у нас на исходе. И так последние два дня экипаж получает на четверть меньше положенного.
-Так "Нерпа" подойдет, попросим продуктов на пару дней у них.
-Тогда им самим до конца крейсерства не хватит продуктов, да я не уверен, что они будут с нами делиться, зная что "Гебен" в море, и есть шанс его перехватить при подходе к проливу. А так мы постараемся до ночи догнать караван и атаковать его в сумерках, так как в светлое время атаковать нам не позволят корабли противника. А в сумерках или даже ночью, если будет луна, мы сможем атаковать одно из судов или корабль противника, после чего можно сразу возвращаться в Севастополь.
"Тюлень" в надводном положении преследовал турецкий конвой, но на приличном расстоянии, чтобы не быть замеченным. Китицын понимал, что дневная атака на хорошо охраняемый конвой не выполнима, потому и шел позади него на таком удалении, что только наблюдал верхушки мачт последних судов, впереди идущего каравана. Он надеялся, как только начнет темнеть увеличит ход и быстро нагонит противник. Но ближе к вечеру погода стала портиться, ветер начал крепчать, разводя крупную волну. Эти волны сдерживали подлодку, не давая ей идти полным ходом. Из-за того что вырезы в корпусе под торпедные аппараты Джевецкого были не заделаны, они-то способствовали большой заливаемости палубы и рубки. Вода фонтанами обрушивалась на подводников и через люк лилась вовнутрь. Поэтому люк в лодку приходилось держать постоянно полузакрытым, чтобы предотвратить попадания воды вовнутрь. А это затрудняло управлением лодкой. Особенно страдали те, кто сейчас находился наверху, их постоянно окатывало водой.
Да, неприятно находится мокрым на верху, но не смертельно, так как это не север и не Балтика - а Черное море, да на дворе август. Так что преследование продолжалось. Китицын начал наращивать скорость, догоняя караван, так как через пару часов на море опустит первая тень приближающей ночи.
-Если погода, ещё хотя бы часа три продержалась такой же, и не испортится, то мы догоним караван.
-Как бы только нам волнение не помешало поразить цель с первой атаки, а чтобы повторить нам атаку, надо развернуться и использовать кормовые аппараты. А на такой маневр нам может не хватить времени, или караван уйдет, или помешает эскорт. Вы все знаете, какая у нас циркуляция большая - высказал свои опасения Маслов.
Я предлагаю сблизиться до шести кабельтовах, и из обоих орудий расстрелять атакованное нами судно - предложил мичман Краузе - артиллерийский офицер на подводной лодке.
Здесь на Черном море главным оружием субмарин являлись орудия, а не торпеды, так как подводным лодкам, частенько приходилось применять именно орудия. Целей на море чтобы применить торпеды, было крайне мало и они редко попадались вовремя крейсерских операций. А вот всякая мелочь в виде фелюг, баркасов и всевозможных парусных корыт, так их было предостаточно. А чтобы их потопить надо-то всего пару снарядов из 75-мм пушки, но не как не торпеду.
Ещё в марте Китицын приказал убрать все торпеды из аппаратов Джевецкого, так как они представляли большую опасность для своей лодки. В этом он сам убедился в одном из боевых походов к берегам Турции. В одном из дней когда "Тюлень" вёл блокаду у Эрегли, его атаковал самолёт, но лодка успела погрузиться до того как аэроплан избавился от всего своего груза. Одна из бомб взорвалась рядом, лодку основательно тряхнуло, кое-где потекли сальники. Но не это так напугало подводников, а то, когда лодка всплыла вновь на поверхность, и тут всем стало не по себе. При осмотре лодки на предмет ещё каких-либо повреждений от последствий близкого разрыва бомбы, обнаружилось, что в одной из торпед, что находилась в аппарате Джевецкого, торчал осколок в боевой части. Но видно Бог всё же есть на свете, и торпеда не детонировала и не отправила их всех к праотцам. Это событие сильно подействовало на моральное состояние всего экипажа. (Примечание. Примерно такой случай после атаки самолёта 12 марта 1916 возле Зунгулдака, случился с подводной лодкой "Морж" Погорецкого. Только там после разрыва бомбы, была смята головная часть торпеды). После этого Китицын категорически отказался принимать торпеды в наружные аппараты. Уже после моего вступление в командование флотом, я приказом утвердил это решение. Но о полном запрете я не выступал, так как из своего опыта службы на Балтике знаю, что там наши подводники применяют эти аппараты. Да с каждым разом всё меньше и меньше, и всему виной их дефекты в конструкции, и та же опасность при-противодействия противника. Про зимнее время и говорить нечего. Кто желал, тот на свой риск брал торпеды в аппараты Джевецкого, но не полный комплект, а только половинный. Крайнее аппараты были сняты, а потом вовремя плановых ремонтов заделаны и вырезы под них. Уже последующие подводные лодки вступали в строй без наружных аппаратов, но с четырьмя запасными торпедами внутри.
За пятьдесят миль до Зунгулдака, шесть самых крупных и быстроходных судов шедших в средней колонне увеличили скорость и под охраной линейного крейсера и трех эсминцев стали уходить вперёд. Остальные суда так и продолжали свой путь, только немного сомкнув колонны. Эти самые ценные и быстроходные суда транспортного флота, должны были под покровом ночи, первыми прибыть в порт назначения, опережая основной караван на три часа. Это давало им шанс успеть выгрузится до подхода остальных и, не задерживаясь вновь уйти в Босфор. Так оно и вышло. Германо-турецкое командование на этот раз всё точно рассчитало. Эти шесть судов доставили большую часть войск - около шестнадцати тысяч - которые как только сошли на берег, быстро покинули порт. Даже не дожидаясь своего обоза и тяжелого вооружения, которые доставлялись на других судах каравана. Главное было доставить людей в целости, что и было выполнено.
