Они вернулись на следующий день к вечеру. Вид у Дирка ван Треслонга был не радостный. Я подумал, что упустили вест-индийский караван, что по каким-то причинам он ушел в Европу раньше обычного.
— На рейде одиннадцать больших галеонов грузоподъёмностью на четыре-пять сотен ластов, шесть поменьше, как те, что мы захватили в прошлый раз, два еще меньше, ластов на пятьдесят-семьдесят, и с десяток мелких судов, — доложил он и, не удержавшись, высказал свое мнение: — Слишком много, мы с ними не справимся.
— Мы и не собираемся с ними со всеми справляться, — сказал я шутливо. — Зачем нам так много?! У нас людей не хватит на экипажи для всех призов. Захватим столько, сколько сумеем дотащить до Англии.
Повеселевший Дирк ван Треслонг в знак согласия процитировал голландскую пословицу:
— Мир — это стог сена: каждый берет из него то, что удается ухватить.
Как я собираюсь ухватить свой пучок сена, он не стал спрашивать. Привык уже, что на море для меня нет неразрешимых проблем.
Это сделал Вильям Стонор:
— Неужели нападем?!
— Послезавтра утром, — проинформировал я.
— А почему не завтра? — спросил он.
— Потому что завтра суббота, а испанцы — не иудеи, у них обязательный религиозный день — воскресенье. Завтра вечером большую часть солдат и матросов отпустят на берег, чтобы ночью нагрешили, а утром отправились на мессу замаливать грехи. Так у них заведено. Поблагодарим за это инквизицию, — объяснил я.
— «Упорство невежд убьет их, а беспечность глупцов погубит их», — процитировал из Библии лорд Стонор.
Снялись мы ночью. Дул попутный западный ветер, который со скоростью узлов пять понес нас в сторону Сантьяго-де-Куба. Я заложил пару часов на то, что ветер ослабеет, поэтому добрались слишком рано, когда было еще темно. Легли в дрейф, не зная точно, насколько мы далеки от цели.
Когда рассвело, увидели, что дрейфуем милях в двух от ближнего корабля. Это был галеон длиной метров тридцать пять, шириной десять и водоизмещением около тысячи тонн, четырехмачтовый, с сотней артиллерийских стволов разного калибра. Если я ошибся, если экипаж не отпустили на берег, то на галеоне может быть сотни две человек, которые просто так не сдадутся. Рядом с ним расположились еще три таких же больших четырехмачтовых галеона. Остальные корабли стояли на якорях ближе к берегу.
Я приказал просигналить лорду Стонору, чтобы атаковал ближние два, а свой фрегат повел к дальним. Мы подняли только главные паруса и фока-стаксель и кливер. Я решил не загонять матросов на марсы, не ставить верхние паруса. Большая скорость нам ни к чему, проскочим мимо цели, а люди пригодятся для атаки вражеских кораблей. Фрегат как бы нехотя набрал ход. На буксире он тянул баркас, катер и ял, в которых сидели морские пехотинцы, вооруженные пистолетами и холодным оружием. Пистолеты были у всех, кто делал не первый рейс со мной. Их покупали первым делом. Мазали пистолеты безбожно, однако шума производили много, вгоняли противника в замешательство. Шли мы тихо. Наверное, нас заметили вахтенные на испанских кораблях, но приняли за своих. Кто же на двух кораблях будет нападать на такую мощную эскадру?!
Фрегат миновал первые два галеона, на которых на палубах стояли немногочисленные члены экипажей, почесывали разные части тела, развлекая вшей и блох, и пытались сообразить с похмелья, кто мы такие? Ответ они получили, когда фрегат поравнялся с третьим галеоном. На нем на палубе возле фок-мачты стояли десятка два человек, кого-то или что-то ждали. Между кораблями было метров тридцать, и я слышал гул их голосов. Испанцы были чем-то или кем-то недовольны. Сейчас мы решим их проблему кардинально.
— Карронады левого борта, огонь! — приказал я.
Когда расселся черный густой дым, я увидел, что залп картечи смел с палуб всех людей, наделав много отверстий в фальшборте и переборках надстроек.
— В атаку! — крикнул я и рукой показал на обстрелянный галеон Бадвину Шульцу, командовавшему абордажной партией на баркасе.
Они сразу освободились от буксира и, сделав пять гребков, оказались у борта галеона. Четыре «кошки» зацепились за планширь, и по тросам с мусингами начали ловко подниматься абордажники. Им никто не мешал. То ли мы перебили всех, кто остался на галеоне, то ли живые попрятались, решив не погибать сдуру.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Позади нас прогрохотал залп карронад «Золотого сокола», обстрелявшего другой галеон. Наверное, чтобы не промахнуться, они подошли очень близко, поэтому после залпа оба корабля окутались облаками черного дыма.
Я повел свой фрегат так, чтобы следующая цель оказалась у нас справа, хотя за те минут десять, пока мы до нее добирались, комендоры левого борта успеют зарядить по-новой карронады. На этом галеоне зевак на палубах не было. Такое впечатление, что на корабле ни души.
— Убрать паруса! — скомандовал я матросам, а комендорам: — Стреляют только нечетные орудия!
Теряя ход, фрегат медленно поравнялся с испанским галеоном, затихшим, словно вымершим.
— Правый борт, огонь! — рявкнул я.
Выстрелили все нечетные карронады и одна четная.
— Выясни, кто этот балбес, — приказал я Роберту Эшли, а Ричарду Тейту, командовавшему второй абордажной партией, плывшей на катере и яле, приказал: — Вперед!
На катере и яле освободились от буксирных концов и погребли к галеону. Их меньше, чем в первой абордажной партии, но могут рассчитывать на нашу помощь. Мушкетеры стоят вдоль борта и на марсах, готовые пристрелить любого, кто выйдет на главную палубу и попробует помешать нашим абордажникам. Если врагов окажется много, в дело вступят фальконеты, заряженные картечью. На дистанции «пистолетного выстрела» фальконеты очень хорошее средство против живой силы противника. Впрочем, никто не собирался мешать нашим парням. Они быстро поднялись на борт галеона, разделились на две группы и пошли зачищать кормовую и носовую надстройки. Отряд, направившийся в кормовую, возглавил Ричард Тейт. Перебитый нос требовал отмщения.
Позади нас прогрохотал второй залп, произведенный фрегатом «Золотой сокол». Изо всех карронад и опять с близкого расстояния. Лорд Стонор пороха не жалел.
На галеоне, на который высадилась абордажная партия под командованием Бадвина Шульца пленные испанские матросы уже, ухватившись за вымбовки, вращали шпиль, выбирая якорь.
— Отправляйся на галеон, принимай командование, — приказал я Роберту Эшли.
Моего потомка на «тузике» отвезли на галеон, а Бадвин Шульц вернулся на фрегат.
На берегу собрались испанские матросы и солдаты. Почти все были безоружные. Они грузились в самые разные плавсредства, чтобы добраться до своих кораблей. К обстрелянным нами галеонам идти никто не осмеливался. Понимали, что живыми не доберутся.
На всех обстрелянных нами четырех галеонах выбрали якоря и поставили паруса. Вместе с двумя фрегатами они пошли вдоль берега на восток, в сторону Наветренного пролива, отделявшего остров Куба от острова Гаити. Когда мы удалились миль на пять от рейда Сантьяго, я приказал высадить на берег пленных испанцев. Корабли продолжали идти, а баркасы курсировали между ними и берегом, отвозя пленных. Было их немного, десятка по два-три на каждом галеоне. Их смерть мне не нужна, а везти с собой в Европу незачем.
Вечером мы прошли Наветренный пролив и легли в дрейф. Ходить в темноте между Багамскими островами слишком рискованно. Утром перегрузили на фрегаты пушки с захваченных галеонов. Все равно на призах слишком малочисленные экипажи, некому стрелять из пушек. Убрав по несколько тонн груза с пушечных палуб, мы улучшали остойчивость галеонов, а погрузив его в трюма фрегатов, увеличивали их осадку, улучшая мореходные качества в штормовых условиях. Правда, качка будет резче, что хуже для страдающих морской болезнью. Брали только стволы, по большей части бронзовые, хотя попадались и чугунные, в том числе английские. Громоздкие двухколесные лафеты я приказал оставить на пушечных палубах. Весят они мало, а возни с ними будет много. Закончив перегрузку, поставили паруса и пошли на север, к полуострову Флорида, чтобы войти там во Флоридское течение, а потом вместе с ним оказаться в Гольфстриме, который вместе с ветром понесет нас в сторону Европы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
